– Вот услышит, затаится, а потом прыгнет.

– Не! Медведь – падальщик. Он из засады не охотится. Хотя вообще – охотиться он умеет. Лошадь догонит, опять же. Но ему проще отойти, чем связываться с орущим человеком. Кстати, человеческий голос почему-то смущает зверей. Они могут выстрела не испугаться, а крика – очень даже. Про медведей – инфа сто процентов.

– Опять какие-то передачи смотрел?

– Угу. Человек по тайге десятилетиями шлялся. Вот про встречи с медведями тоже рассказывал. Фамилию не помню, как всегда. Книжки у него, вроде, о животных. Короче, это действенный способ: идти и разговаривать. Или петь.

– Ок, – согласился Андрей. – Только не про Пятачка.

– Современные я не пою, сам знаешь.

– А современные это...?

– Которые после 2000 года... И не эстрада.

– Ты меня вообще в узкие рамки загоняешь. Арию? Алису? ДДТ? Шнура?

– Остановимся на Арии...

Перед глазами как раз мелькнуло красное рассветное небо.

– «Закат» помнишь?

– Начинай, вспомню.

Я вижу, как закат

Стёкла оконные плавит.

День прожит, а ночь оставит

Тени снов в углах.

Десять или пятнадцать песен спустя перед путешественниками открылся вид на озеро. К самому близкому они не пошли – не стоить дёргать смерть за усы. Медведица определённо привыкла к соседям. Но одно дело – встречаться случайно. И совсем другое – когда ты охотишься на её территории. По всем прикидкам, в зону внимания зверя входят и другие озёра. Но вроде как далеко от логова, а значит – не так стрёмно.

Второе озеро слишком мелкое, третье – окружено скалами. Потому пошли сразу к четвёртому от большой скалы. Почти три часа ходьбы получилось. Верши или морды – как вспомнил Андрей другое название, везли в тачке, вложив их друг в друга. Стоило больших трудов протащить всё через лес – долго и муторно прорубались сквозь кусты. Потом мучились с высокой травой, лезущей в колесо. Наконец, вышли на каменистую пустошь, где росла всякая мелочь. Зато теперь замучило дребезжание по булыжникам и постоянные криуляния из-за объезда крупных камней. Зачем же так мучились? Зачем нужна тачка, если вершу легко в руках унести? Ну, так глаза завидущие, руки загребущие. Хотелось помечтать, что улов будет огроменным. К тому же, это одну вершу нести легко, а три уже тянут прилично. В тачку можно ещё всю тяжесть с пояса кинуть. Копьё, опять же, воткнуть – вроде под рукой и не тянет. Хотя тот, кто в данный момент не тащил груз, предпочитал с оружием не расставаться.

Последнее препятствие – снова густые заросли, которые надо вырубать. И вот она – цель. Гладь озера раскинулась около километра в ширину и на три-пять вдоль линии север-юг. Гладь – это чисто поэтический образ. На самом деле кто-то постоянно взлетал или садился на воду, нырял, плавал. То есть спокойно было только у берегов, которые заросли осокой или чем-то подобным – оба рыбака не разбирались в этом. А дальше от зарослей стоял шум, плеск и гам.

– Кто полезет первым?

Михаил поднял лицо, наслаждаясь ветерком с озера. Пока шли по степи, пока прорубались – взмокли, как лошади. Сейчас ветерок приносил прохладу и наслаждение. А когда вылезешь из холодной воды – будешь дрожать от каждого дуновения.

– Может, камень-ножницы-бумага? – Предложил товарищ.

– А не хай! Чем хуже какой-нибудь считалочки?

Два взрослых сорокалетних мужика азартно замахали кулаками. Под вопли: «Стой, не щитово!», «Ты пальцы потом разогнул, так нечестно!» или «А это что за фигура?», всё-таки определился победитель.

Пришлось лезть Михаилу. Он скинул всё, кроме трусов. Потом прикинул, что стесняться некого, а сухая одежда – это зверски хорошо.

– Ты пока костёр разводи. Вода ледяная, а простужаться нам нельзя.

С этими словами он поднял одну из ловушек и потащил на глубину. Капроновый шнур, привязанный к хвосту верши, начал плавно разматываться. Второй конец верёвки зацепили за куст, растущий недалеко от берега. Отмеряя дома десять метров, Михаил совсем не рассчитывал, что берега окажутся так сильно заросшими тиной и осокой. Сейчас за мужчиной тянулся мутный буро-зелёный хвост, а под ногами чмокало что-то склизкое. Как бы не пришлось наставлять шнур, уменьшая количество выставленных ловушек. Хотелось бросить в чистую воду – вряд ли приличная рыба заплывёт в эту муть. Вода дошла до груди, а линию осоки он так и не пересёк. Внезапно под ногами появилась ступенька. Михаил погрузился до шеи. Пальцы почувствовали не просто холодную воду, а ледяную. Поверхность и береговая линия сколько-то прогреваются солнцем. А здесь на глубине – только ключи. Их ледяная вода не может подняться и заполняет все глубокие места. Вместе с относительно тёплой водой закончилась тина, осока тоже сошла на нет. Михаил понял, что уже не чувствует пальцы ног. Испугался, что сейчас полностью потеряет чувствительность, не удержит равновесие и выбраться на берег не сможет. Он размахнулся и закинул морду как можно дальше. Сразу же развернулся и, цепляясь за бечёвку, потянул себя, переступая онемевшими ногами. Только у самого берега, где глубина по колено, ступни стали отогреваться, закололо пальцы. Мужчина выскочил на «горячий» берег и, косолапя, бросился к костру. Огня еще почти не было. Он встал в дым, пытаясь унять дрожь. Как эти утки и гагары ныряют? Он провёл минуту, и ноги уже деревянные.

Потребовалось не меньше двадцати минут, чтобы прийти в себя. Отогреваясь, командир послал зама разводить костры на других точках. Михаил хотел закинуть остальные верши через сотню метров в обе стороны. Делать после купания в ледяной воде ещё и стометровку очень не хотелось, вот и заказал костры. Дождавшись, когда появятся остальные пункты обогрева, он приступил ко второму погружению. Здесь кусты на самом берегу не росли. Пришлось вбивать длинный кол и привязывать морду к нему. Наученный горьким опытом, Михаил, дойдя до слоя с ледяной водой, сразу же отступал назад и бросал верши оттуда. Они пролетали немного, приторможенные мокрой верёвкой, а потом плыли ещё чуть-чуть по инерции, медленно погружаясь. Баланс ловушек оказался близок к нулю. Они плавали недалеко от поверхности, иногда проглядывая сквозь воду.

Михаил закончил со всеми тремя точками и присел у первого костра. Тот уже хорошо разгорелся. Через некоторое время даже пришлось отсаживаться.

Они сидели, попивали самодельную настойку, которую сегодня сочинил вождь микро-племени, и меланхолично наблюдали, как птицы неизвестных им видов ныряли за рыбой. Может утки, может гагары. Какие-то и чёрные, и белые, и серые. С красными и чёрными клювами. Лапы тоже – и красные, и чёрные, даже синие.

– Гагара, северная птица, – завёл шарманку Андрей, – морозов не боится, и летом и зимой летает с...

– Гусары! Молчать.

– Анекдот номер 286?

– Не! 316.

– Ну, этот вообще порнуха-порнухой.

Оба заржали в кулак – на рыбалке не положено ведь орать. Хотя гогот и клёкот птичьего племени звучал громче. Но – традиция!

Внезапно в том месте, где притонула ловушка, заволновалась вода. Заплескалось. Верша вынырнула на поверхность, прокрутилась вдоль оси и нырнула снова. Шнур провис.

– Андрюха, тянем!

Михаил подскочил к верёвке и принялся вытягивать её. Рыба явно тащила ловушку к берегу, и шнур мог запутаться в зарослях. Последние метры добыче не хватало глубины, она только бестолково била хвостами. Вытянули. Теперь рыба забилась так, что заскрипели прутья. Мужчины прижимали вершу к песку, не зная, что делать дальше.

– Они же сейчас всё разнесут! – Запаниковал Андрей.

– Держи, я сейчас!

Михаил бросился к вещам, схватил трезубец и быстро побежал назад.

– Руки! – Михаил приложил оружие Посейдона между прутьями.

Как только Андрей отодвинулся, командир всадил трезубец, прокалывая самую большую рыбину – порядка семидесяти сантиметров, и двоих поменьше. Рыбины ещё немного подёргались и затихли, вяло шевеля хвостами. Михаил оперся на древко и вытер пот. Взгляд скользнул по озеру, отмечая всплески на месте второй ловушки. Машинально обернулся к третьей – здесь спокойно. Только потом дошло – ситуация повторяется!