— Ого! — присвистнул Бельфегор, когда Макс впустил нас в прихожую. Ну да, дорого-бохато, что уж… Даже по прихожей ясно, что Шутихины, мягко говоря, не бедствуют. Стены просторного холла отделаны деревянными панелями, а настенные мозаичные светильники под Тиффани придавали помещению сходство не то с театром, не то с музеем. Ну да, на музей, пожалуй, похоже больше. И статуя женщины топлесс в античном стиле между дверями в ванную и туалет это сходство еще больше усиливало.

— Давайте ко мне в комнату, — Макс махнул рукой, показывая дорогу. — Только разувайтесь вот тут, на коврике…

— Макс, а мы точно дверью не ошиблись? — пробубнил Бегемот, на цыпочках перемещаясь по узорчатому паркету. — Я тут даже дышать лишний раз боюсь…

— Дыши через раз! — ухмыльнулся Астарот, снова обнимая Надю за талию. И такая на лице гордость, будто он ее в свою квартиру привел. И не просто в свою, а заработанную вот этими вот руками.

Меня обстановка не столько впечатлила, сколько удивила. Все-таки я прибыл из того времени, когда о роскоши в России узнали несколько больше, чем в СССР. Ну да, хоромы были впечатляющими, особенно по сравнению с клетушками хрущоб и штампованностью обстановки квартир получше в спальных районах. Но видел я, как говорится, лилипутов и покрупнее. А вот познакомиться с человеком, благодаря которому Макс в этом жилище обитает, мне, пожалуй что, захотелось. Познакомиться, подружиться, возможно, оказать пару ценных услуг и занести в книжечку полезных знакомств…

— Падайте, куда найдете, — с видимым облегчением сказал Макс, когда мы все оказались в его комнате.

— Это же фендер-стратокастер! — с благоговением выдохнул Кирилл, уставившись на одну из гитар на стене.

— Ни фига себе, у тебя пластинок! — Астарот шагнул к шкафу, даже выпустив из рук Надю в этот момент.

Мебель в комнате Макса была очень низкой. Концепт был ясен — на полу пушистый ковер, у стены — невысокий диван, сбоку стопка мягких подушек. На вычурной черной тумбе — видеодвойка. Через стеклянную дверцу просвечивают корешки множества кассет.

— Короче, вы пока располагайтесь, я чего-нибудь пожрать сейчас соображу, — Макс выскочил из комнаты.

— Ну ни фига себе… — выдохнул Бельфегор, стоя в середине комнаты. — А я даже не знал, что он такой буржуй…

— Что сразу буржуй-то? — кажется, только Жан не особо впечатлился роскошностью обстановки. Журналист, фигли. Все повидал, ничему не удивляется. Он плюхнулся на диван и широко раскинул руки. — Просто повезло родиться в какой надо семье.

«Ангелочки» и примкнувшие гости разобрали подушки и расселись по комнате. Стоять остались только Кирилл, залипший на коллекцию гитар на стене. И Астарот, завороженно перебирающий пластинки.

Макс вкатил в комнату сервировочный столик с несколькими тарелками и парой бутылок в специальном отсеке.

— Мне отец тут прикольную кассету подкинул, — сказал Макс, присев рядом с видеодвойкой. — Короче, это такое американское шоу, где люди делают разные страшные штуки…

— На английском? — с тревогой в голосе спросил Бельфегор.

— Нет-нет, с переводом, — помотал головой Макс и сунул кассету в гнездо. — Хотя там и так все понятно, как мне кажется.

Он потыкал кнопочки пульта, экран сначала засветился синим, потом началось это самое шоу. На сцене в явно тряпочном шапито разворачивалось действо… Кто-то показывал, как он протыкает свою кожу шилом и втыкает в себя булавки. Кто-то подвешивал к кольцам на сосках увесистые гирьки. Финал этого номера был за подсвеченной ширмой. На тени было видно, как этот бедолага подвешивает гирю к своему члену. Был чувак, который сначала вливал в себя через воронку целую цистерну пива, а потом через шланг это же самое пиво возвращал обратно в емкость. И предлагал желающим отведать «улучшенного и дополненного» пенного напитка.

И желающие находились.

И все это сопровождал совершенно огненный конферансье, похожий на Горшка из «Короля и шута». Он кривлялся, как обезьяна, выл, корчил рожи и совал лицо прямо в камеру, сопровождая номера весьма экспрессивными и не всегда приличными комментариями.

— Вот! Вот такой должен быть ведущий на нашем концерте! — радостно воскликнул Жан, когда этот тип в очередной раз скорчил рожу в камеру.

— И где мы такого возьмем? — хмыкнул я, лениво пожевывая кусочек копченой колбасы.

Но все вдруг резко замолчали и уставились на меня.

— Не понял, вы мне предлагаете вести концерт? — я удивленно поднял бровь.

— А кто еще? — всплеснул руками Бельфегор. — Ты сегодня так зажег на сцене!

— Да? — я встал и подошел к зеркалу. Посмотрел на экран, где как раз замер на паузе ведущий, скрививший одну из своих гримас. Черт, как-то даже не задумывался о том, что я там плету со сцены. Как и вообще никогда. Я скорчил рожу, вывалил язык, показал козу… Народ сдержанно так заржал. — Никогда не думал о себе в таком ключе…

Не соврал. Правда, не думал. Как-то жизнь так не складывалась, чтобы в принципе выходить на сцену и что-то с нее вещать. Публика меня не пугала и не напрягала, просто как-то не было случая задуматься о сценической карьере. Что касается сегодняшнего случайного конферанса… Я ведь даже не думал об этом. Просто рулил процессом, и…

Я усмехнулся.

— А давайте! — сказал я. Концерты в рок-клубе обычно вел Женя Банкин, частенько в довольно затрапезном виде. И бубнил что-то скучное в микрофон при этом. А я… Молодой, патлатый. И уже могу без стеснения напялить майку и посветить новообретенной бицухой. Татуировок для полного образа не хватает, но их можно и ручкой нарисовать, если приспичит. — Только знаете что? Мне нужна пара… Девушка.

Ева пожала плечами и отвернулась. Надя нервно заерзала, глаза ее заблестели. Кажется, что прямо сейчас готова начать тянуть руку, мол, выбери меня.

— Помните, на кастинге бэквокалисток была такая очень худая девушка? — спросил я и снова скорчил рожу в зеркале. — Наташа. На самку богомола похожа.

— Она же страшная! — недовольно воскликнула Надя.

— Так мне такая и нужна, — я пожал плечами. — Если я буду изображать самца гиббона, то самка богомола — это как раз мой размерчик! Надо ей позвонить и спросить…

Я даже почти пошел к телефону, но вовремя опомнился и посмотрел на часы. Ну да, второй час ночи. Такое себе время для деловых переговоров.

Вечеринка покатилась дальше. Омерзительный цирк на экране сменила кассета с «Шокирующей Азией», разговоры, как всегда бывает в компании, перескакивали с одной темы на другую. О чем-то шутили, над чем-то смеялись.

Когда Макс в очередной раз направился на кухню, чтобы соорудить еще каких-нибудь закусок, я увязался за ним.

— Слушай, Макс, а «Пинкертоны» же не будут выступать в овощехранилище? — нейтрально спросил я.

— Ну я пытался их убедить, — не глядя на меня, ответил Макс, извлекая из холодоса банку вишневого варенья. — Сейчас морсик намучу, а то что-то пить хочется. Достань кувшин вон из того шкафа, пожалуйста.

— И что они, не убедились? — хмыкнул я.

— Неа, — Макс говорил напряженно.

— Так может с нами поиграешь? — предложил я. — Мы хоть послушаем, как наши песни с басухой будут звучать.

— Ну… Наверное, можно, — замялся Макс. — Только мы же не репетировали…

— Так приходи в нашу берлогу! — я хлопнул его по плечу. — Время еще есть, успеешь освоиться, это же не Шопена разучивать. У нас на каникулах репетиции каждый день будут…

— На каких каникулах? — спросил Макс, сосредоточенно наливая на дно стеклянного кувшина вареньше.

— На школьных, — хохотнул я. Точно, праздничные каникулы для взрослых — это же сильно позже придумали. Сейчас официальный выходной только один, первое января. И про перенос праздников тоже пока никто не слышал. Если не повезет, и праздник выпадает на воскресенье, то никаких тебе дополнительных выходных. — Ну, после Нового года и до десятого.

Макс молча включил воду и подставил под него кувшин.

— Ну так как? — потормошил его я.