— К моему глубочайшему сожалению. — Я улыбнулся и развел руками. — Но, как вы понимаете, дело вовсе не в температуре воздуха и не в каких-то там суевериях. Как говорил уважаемый Петр Николаевич — не стоит недооценивать мудрость предков. Кое в чем они определенно соображали получше нас. Для древних славян годовой цикл был самой сутью, основой жизни, а не просто датами в календаре или подходящим днем для сбора урожая. В сущности, при желании можно даже дать всему этому и научное объяснение… почти научное, — поправился я. — Вам прекрасно известно, что человеческая вера имеет огромную силу. И не только доставшийся от предков Талант помогает капелланам делать свою работу. Сражаться с нечистью, зашивать Прорывы. Все это дарует свет, который вы носите в себе. — Я вытянул руку, указывая на георгиевский крест на вороте Дельвига. — Наши предки почитали других богов — и их вера тоже обретала силу, наделяя, может быть, самый обычный день в году…

— Достаточно! — буркнул Дельвиг. — Эту бесовщину я слушать не собираюсь.

Бесовщина… Впрочем, вряд ли капеллан с духовным саном мог назвать веру предков иначе. Для него славянские божества и ритуалы были не больше, чем преданьями старины глубокой. Тем, что исчезло много веков назад. Ушло раз и навсегда, потеряв всякую силу и смысл.

Но я своими глазами видел капища. Видел, как резным идолам приносили жертвы. Видел, как столетия назад люди обращались к своим богам — и верили, что те им отвечают. Когда-то Сварог, Перун, Велес и их младшие собратья по пантеону накопили такую мощь, что ее отголоски не исчезли и по сей день. Остались в уже православных обрядах, спрятались за датами церковных праздников. Замаскировались под безобидные игры вроде прыжков через костер в ночь на Ивана Купала или сжиганию чучела зимы на Масленицу на радость ребятишкам.

Конечно, никто уже давно не молился древним богам. Заросли травой капища, сгорели или поплыли по реке в никуда страшные личины, вырезанные из дерева. Язычество исчезло, уступая место новой вере, над всей страной выросли кресты и золотые купола церквей. Забылись старые ритуалы, и понемногу вымерли те, кто хранил силу недобрых знаний из дохристианских времен.

Но, похоже, вымерли все-таки не целиком.

— Как пожелаете, ваше преподобие. Впрочем, мы ведь можем посмотреть на это и с другой стороны. — Я понимал, что вовсю шагаю по хрустящему тонкому льду, но остановиться уже не смог. — То, что когда-то давно легло в основу славянских мифов, мы сейчас можем наблюдать собственными глазами. Человеческий мир, Явь. И второй, в котором водятся страшные чудища — Навь. Кое-что напоминает, не так ли?

— Прорывы, — буркнул Дельвиг.

— Теперь мы называем это так. Леший, Упырь — все это тоже родом из старинных легенд. И неизвестно, сколько еще разновидностей тварей водилось по ту сторону лет этак тысячу назад. Домовые, русалки, водяной… Даже сказки не придумывают просто так, — усмехнулся я. — Так что у нас есть все основания полагать, что и Велесова ночь может оказаться куда большим, чем старинное суеверие. Подумайте сами — особый день, серединная точка между летом и зимой, между теплом и холодом. Время, когда грань, разделяющая два мира, сама по себе становится настолько тонкой, что порой и вовсе исчезает.

— Хочешь сказать, нам следует ожидать небывалое нашествие нечисти? — Дельвиг поморщился, будто любимый кофе вдруг стал горчить. — Где-то в конце октября?

— И хорошо, если только это, — вздохнул я. — Пару лет назад Прорывы снова появляются спустя полтора века, потом их становится больше, а наш колдун начинает действовать все беспощаднее и наглее. И если прибавить ко всему этому небывалое нашествие нечисти прошлым вечером — нельзя не увидеть закономерность. И она непременно приведет к полному… — Я вдруг испытал острое желание выругаться матом, но в последний момент все-таки подобрал синоним, — к масштабному событию.

— Надеюсь, ты все-таки ошибаешься. — Дельвиг сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла и даже чуть втянул голову в плечи, будто от одной мысли о грядущих неприятностях ему вдруг стало неуютно в собственном кабинете. — Потому как в противном случае нас ждет самая настоящая катастрофа.

— Может быть. Но кто предупрежден — тот вооружен, — отозвался я. — Мы не знаем, что именно случится, зато знаем когда. И у нас есть три месяца с лишним, чтобы во всем этом разобраться.

— Да, твоя… твоя теория, — согласие определенно далось Дельвигу не без труда, — в любом случае стоит того, чтобы ее проверить. Я непременно доложу Виктору Давидовичу и сам займусь делом. Как только ты расскажешь, откуда ты взял эту Велесову ночь и остальные страсти.

— Из надежного источника. — Я пожал плечами. — Иначе бы не стал мчаться сюда на таксомоторе чуть ли не в одном исподнем.

— Вот как? — усмехнулся Дельвиг. — И у этого источника есть имя?

— Фамилия и даже отчество. Только я их вам не скажу.

Его преподобие… Нет, пожалуй, не рассердился, хотя на мгновение в кабинете изрядно шибануло Талантом и уже привычным мне ароматом неприятностей. И я уже успел было мысленно отругать себя за самонадеянность и за то, что не придумал достоверную легенду вроде «свой человек в доме Меншикова, который просил сохранить его имя в тайне».

Что, в общем-то, почти правда.

Но гроза миновала. Дельвиг засопел, сердито зыркнул поверх очков, однако от ругани все-таки воздержался.

— Опять эта твоя… конспирация, — проворчал он. — И долго ты собираешься прятать от нас своих людей?

— Столько, сколько смогу, — честно признался я. — Ошибки обходятся слишком дорого… Вы ведь помните, что случилось со стариком Вяземским?

— Помню! Упокой Господь его душу. — Дельвиг перекрестился. — Такого и врагу не пожелаешь.

— Тогда спешить с лишними знакомствами определенно не стоит. Тем более, что я еще намерен проверить кое-какие предположения. — Я на мгновение задумался. — Только для этого придется прокатиться обратно в лавру… Машину дадите?

— Дам… Тебе бы отлежаться, поручик. — Дельвиг полез в карман. — А то вид такой, что краше в гроб кладут.

— Значит, в гробу и отосплюсь, ваше преподобие. — Я смахнул ключи со стола и поднялся. — Служба у нас такая.

— Тогда сначала дуй домой. И переоденься. Тебе по хорошему за вчерашнее неделя увольнительных положена, а то и орден. Но если уж на службу решил, — Дельвиг строго погрозил пальцем, — то в штатском на в лавру являться не смей. Там до сих пор вокруг караул стоит.

Левый бок еще побаливал. Не то, чтобы сильно, но ощутимо — даже нормально устроиться за рулем получилось не сразу. Талант Вяземской и положенная оборотню регенерация в буквальном смысле сотворили чудо. Правда, не до конца: ребра и поясница толсто намекали, что скачка по всему городу для моего нынешнего состояния — не лучший выбор.

Впрочем, жалеть себя я не собирался, и организм, скрипнув зубами, смирился с хозяином-мучителем, понемногу отключил за ненадобностью рецепторы, залил в кровь самостоятельно приготовленных где-нибудь в надпочечниках анальгетиков — и принялся за работу.

В общем, обратно к лавре я подъезжал уже в какой-никакой форме — во всех смыслах.

— Здравия желаю, ваше благородие. — Сержант с пурпурными погонами вытянулся по стойке «смирно». — Вы с Антоном Сергеевичем, или одни нынче?

— Один… пока, — буркнул я. — Чего тут у вас?

— Да как обычно, ваше благородие. Оцепление выставили, патрули ходят… Приглядываем, хоть их преподобия Прорыв еще вчера, считайте, и закрыли. — Сержант пожал плечами. — Все как положено. Работаем.

— Это правильно, работайте. А скажи-ка, любезный, долго зашивали? — на всякий случай поинтересовался я. — А то здоровая дырка получилась, хорошо если не на половину кладбища — раз уж даже Рогатый пролез. Такую попробуй заделай.

— Долго, ваше благородие. — Сержант нахмурился и сдвинул фуражку на затылок. — Часа с три их преподобия старались, закончили уж за полночь. Но теперь-то все тихо, вы не подумайте!