На пригорке человек останавливается, долго смотрит в сторону далёкого города, вздыхает, качает головой и несколько раз тихонько произносит короткое слово. При этом кладёт руку на сердце, будто старается удержать его на месте. На оставленную им хижину, которую при желании ещё можно разглядеть, юноша не обращает ни малейшего внимания.

Если бы знал тогда совершенно неопытный Дестан, что ему нечего бояться, пока он живёт в своём собственном теле! Он не умрёт, если кто-либо из немногих знакомых посмотрит на него и скажет: «А, вот идёт неудачник, никчёмный брат Карима!»

Можно было просто увести с собой Салиту, пользуясь магией чёрного песка. А то и занять дворец, изгнав оттуда прежнего владыку.

Вместо этого несчастный влюблённый ушёл навсегда.

…Был четвёртый день трудного путешествия. Запасы подходили к концу. Дестан благоразумно пропустил пару встречных караванов, стараясь не попадаться на глаза торговцам и их свите. Но что делать, когда он использует последнюю каплю воды? Он ведь так надеялся, что проклятые пески когда-нибудь кончатся, и взор будет ласкать сказочной красоты оазис.

Возле одной из кучек камней сидели двое. Такие же оборванцы, как и нерешительно приблизившийся к ним путник. Дестан лишь хотел узнать, известно ли бродягам что-нибудь о дороге, неуклонно ведущей на юг.

У них были длинные ножи, но вряд ли проходимцы помышляли о разбое. Брать у юноши было нечего. Дестан показал половину чёрствой лепёшки, что ещё оставалась в сумке. Незнакомцы с жадностью схватили угощение, но отплатили сторицей. Оказывается, им удалось сегодня отловить несколько юрких жёлтых ящериц. Страшными на вид ножами пустынные охотники уже разделали добычу, освежевав тушки и удалив головы, ноги, хвосты и внутренности.

Дестан получил одну ящерицу и с огромным удовольствием съел её прямо сырой, подражая сотрапезникам. Ему было всё равно, что они здесь делают. Зато он узнал, что дня через два пешего пути пустыня закончится, и можно будет разжиться финиками с пальм, а затем и чистой пресной водой. А ещё – что дальше можно найти бескрайний простор, заполненный водой, но уже солёной и горькой, как слеза. По той воде плавают длинные деревянные дома, способные доставить желающих в другие, богатые страны, где совсем нет песчаных пустошей.

Дестан двинулся дальше, а бродяги остались сидеть в неизвестном ожидании.

Вот впереди пыльные столбы: идёт ещё один встречный караван, от которого тоже лучше спрятаться. Как интересно: помимо неоднократно виденных одногорбых верблюдов, под несколькими всадниками вышагивают лошади. Такого зверя Дестан видит второй раз в жизни. Наверное, очень богатые купцы.

Караван ушёл своей дорогой. В виде настоящей удачи приближается одинокий всадник. Возможно, отстал от остальных, торопится нагнать, погоняя прекрасного тонконого скакуна. Какое дело седоку до жалкой фигуры вышедшего навстречу грязного оборванца!

– Эй, посторонись, если жизнь дорога! – заорал конный грубо и хрипло от набившейся в глотку пыли. – Прочь с дороги, собака!

Наглец лишь слегка сдвинулся в сторону, не выказывая ни страха, ни почтения. Он не пал ниц, не протянул в униженном поклоне руку в расчёте на мелкое подаяние, а твёрдо смотрел прямо перед собой. Всадник сбавил темп, не желая всё-таки давить незнакомца, но замахнулся плёткой.

Дестан волновался, хотя знал, что нужно делать. Он хотел ещё раньше потренироваться на двух бродягах, но убоялся их бурых, обожжённых солнцем лиц и безумно выпученных глаз.

Сейчас он всё сделает правильно. Новичок приоткрыл мешочек заранее. Пальцы нужно сложить особым образом, желательно очень быстро. Средний и большой касаются друг друга подушечками, а указательный прикладывается кончиком к краю ногтя большого. Такая фигура называется чужеземным словом «пульвия». Юноша много раз складывал её по пути, сделав жест естественным, как дыхание. Пульвия при контакте с порошком сама собой набирает щепотку, прилепляет волшебное вещество к пальцам.

Дестан сделал нужные движения мгновенно и вдохнул набранный чёрный порошок в обе ноздри. Всё, смертный подчинён. Можно подумать, а можно и вслух сказать, продолжая смотреть прямо в глаза всаднику, опустившему плеть и резко осадившему взмыленного жеребца:

– Отдохни немного, уважаемый! Мы ведь друзья, нам надо обменяться одеждой. Ещё мне нужна твоя лошадь…

Отставший торговец соскочил с коня и услужливо передал нищему бродяге свой пыльный, но богато расшитый халат и дорогую чалму. Пыхтя, стащил мягкие дорожные сапоги. Дестан со зловещей улыбкой сменил рваньё на достойный наряд, нащупал в кошельке рядом с седлом звонкие золотые монеты. Ограбленный путешественник стоял рядом в молчаливом оцепенении. Но через сутки он очнётся, будет рвать и метать. Нужно изменить его сознание, чтобы он навсегда забыл о роковой встрече.

Придётся использовать ещё толику драгоценного порошка. В дальнейшем тратить надо разумно: никто не обещал пополнения запаса.

Пальцы сложены в необходимую фигуру, щепотка набрана. Теперь пасс – подуть на «заряженные» пальцы в сторону жертвы, видя её глаза, и пожелать что-нибудь интересное. Ну да, торговцу должно отшибить память. Пусть плетётся дальше пешком в неведении, кто он и зачем здесь.

Нервный жеребец шарахнулся было, но его успокоил вид и запах знакомого одеяния. Кривой посох достался бывшему наезднику.

Решив закрепить мешочек с порошком рядом с тугим кошельком, Дестан удивился. Дар, найденный в колодце, намного увеличился в объёме. Сияние песка теперь не серебристое, как раньше, а зеленовато-жёлтое.

Бессмертный, ставший таковым лишь несколько дней назад, не смог тогда объяснить причину метаморфозы, да и не придал ей особого значения. Обладание магией важнее её цветовых оттенков.

Там, откуда он ушёл, в этот миг обвалилась стена его родной, но ненавистной лачуги, погребая под собой два уже холодеющих тела.

А по дороге, уже заметно отклоняющейся в сторону заходящего солнца, медленной рысью двигался совсем другой Дестан. Возврата в прошлое не было. Впереди ждала полная самых разных событий жизнь. Очень долгая жизнь…

Москва, 12 июня 2002 года

Кто-то умеет читать мысли, кто-то – нет. Лучше, конечно, уметь. Но остальным ужасно неприятно

Туземцы, встреченные в количестве трёх душ, никак не могли определиться с указанием направления. Были они или сильно перегарны, или не сильно трезвы. Хорошо, помогла женщина с лицом вчерашней колхозницы, покупавшая в ларьке химическую дрянь – растворимый сок «Юпи».

Любительница химических растворов охарактеризовала искомый магазинчик мебели, сувениров и всяких мелочей ёмким словом «хламушник». Потому, несмотря на приятный колокольчик на входе, Сэм Олдбрук зашёл внутрь с соответствующим предвкушением.

Обе продавщицы, оценив клиента, изрядно напряглись, лихорадочно отыскивая в памяти скудный запас английских слов. Но Сэм, ныне не скрывающий прекрасное владение русским, моментально отверг предложения самых дорогих и чудовищных «презентов».

Он немного побродил по пятачкам тесно заставленного торгового зала, где разномастная мебель соседствовала с безвкусно оформленными витринами. Столы и диванчики источали смесь ароматов плесени и формальдегида. Вспыхнуло воспоминание, как в последние годы советской власти пришлось зайти разменять десятирублёвку в один сельский магазин.

Там, конечно, было хуже. Прямо-таки хрестоматийный беспорядок, почему-то никого не смущавший. Продавщица же наверняка была уверена, что подобная раскладка товара вполне естественная и единственно верная, как дорога к коммунизму.

Половину прилавка занимали наваленные пачки мерзко пахнущего моршанского «Беломора», из которых обильно сыпалась и разлеталась во все стороны мелкая труха. Сзади, на широкой полке, стояла небрежно вскрытая жестяная банка с олюторской сельдью. По жёлтой жирной рыбине сосредоточенно ползала зелёная муха. Тоже жирная.