— Ну так собственником же был Егор?

— И да и нет. В этом и есть тонкость. Всё это было нажито в браке. Собственника два — вы и он. Из его собственности выбило по сделке, по воле. А из вашей собственности — помимо воли, вы своего согласия не давали.

— А как он тогда его продал?

— Ложь и коррупций. Ложь — сказал в регистрационной палате, что в браке не состоит. И коррупция — чтобы вопросов не задавали и зарегистрировали не за месяц, как обычно, а за пару дней. Обжаловать всю эту историю можно, но будет жуть как долго и сложно. И после отматывания… в смысле обжалования двух сделок имущество вернётся не к вам, а к вам и мужу.

— Так это же хорошо.

— Хорошо? Сдаётся мне что ваша семейная лодка дала крупную течь, и вы теперь, особенно без наличия детей, побежите разводиться. Но, хоть вы и расторгните брак, суд вернёт вам имущество именно в совместную собственность. И будет ещё и вторая часть марлезонского балета — имущество понадобится разделить. А учитывая какие у вас непростые отношения, процесс тоже будет довольно-таки кровавый. Вся история, вероятно, на год-полтора.

— Полтора года!!!??? Давайте как-то быстрее.

— От меня не зависит. Быстрее будет только махнуть рукой и позволить ему выиграть. Пока что вся выгода на его стороне. И да, дёшево я с вас не возьму. Двенадцать с половиной тысяч.

— Аркадий Ефимович, да первая городская коллегия за пятьсот дело любой сложности берется вести.

— Вот к ним и обратитесь. Я не настаиваю на своей кандидатуре. Даже наоборот. Советую походить по городу, поспрашивать, может что дешевле сделает.

— Давайте договоримся за полторы тысячи. За десять тысяч можно шикарный дом купить в богатом пригороде.

— Я адвокат. Не коммерсант. Это так же означает, что я не торгуюсь. С вас двадцать рублей за консультацию. Возвращайтесь, если морально созреете до моего ценника. Я не настаиваю.

— Странный вы адвокат. Говорите так, будто вы самый умный и сильный в городе, хотя открыли кабинет без году неделю.

— Я ни с кем не спорю, пафосом не меряюсь. Я просто «могу» и представляю, насколько это будет тяжело. До свидания, Мария Анатольевна.

Выпроводив озадаченную женщину, взял нужные бумаги, пропуск в здание правительства и немедленно отправился туда.

Через пятнадцать минут, за которые меня едва не сбила машина, предстал пред ясные очи Анны, секретаря и личного помощника Кротовского.

— Могу ли я попасть на прием к Сергею Николаевичу?

— По вопросу? А… это вы, адвокат по законопроекту? Его сегодня нет. Ну что, есть проект текста?

— Честно говоря, есть, но…

— С собой? — взяла быка за рога помощница.

— Да. Но я бы хотел обсудить с Сергеем Николаевичем другой вопрос. Говорят, он лично знаком с преподавателем и специалистом по порталам, Вероникой Кондратьевной.

— Какое вам дело до… Он много с кем знаком, — округло ответила она за него, при этом подозрительно сощурив глаза.

— Мне нужно чтобы Вероника Кондратьевна совершила общественно-полезное действие и проверила работоспособность портала на Макарьевскую изнанку. Там постоянно трудятся две сотни налогоплательщиков.

— Ну, что сказать… Аркадий Ефимович, составьте обращение, мы его рассмотрим.

Едва заметно улыбнувшись, движением фокусника-любителя извлёк заранее заготовленное письмо об этом и положил её на стол.

Девушка пробежала по нему глазами и вздохнула.

— Анна, вы знали, что любимая игра чиновников — футбол?

— Почему это? — озадачилась она от вопроса про английский вид спорта. — Я, например, не люблю.

— Потому что в футболе всегда можно отфутболить, отопнуть — мяч другому игроку. И чиновником хлебом не корми, дай отфутболить какой-то проблемный вопрос другому чиновнику.

— К чему вы это? — нахмурилась девушка.

— К тому… Я прошу вас, Анна, в данном случае не быть футболистом, не отпинывать мою депешу во второстепенный департамент, где она благополучно утонет. А занести письмо ко Кротовскому, рассказать в двух словах, попросить поставить визу «в работу». Самую многозначительную, после «прошу переговорить». После — позвонить Веронике Кондратьевне, рассказать о проблеме, попросить пусть она назначит время, потом сообщить мне чтобы я, как инициатор — привёз её на место, обеспечил охрану, увёз, чаем напоил. И как следствие она бы мне помогла. Обращаю внимание, речь идёт о работе портала, который мне не принадлежит. Это общественное дело, а значит, в ведении правительства вольного города.

— Я попробую, — уклончиво ответила девушка, закусывая губу, — но ничего не обещаю.

Распрощавшись, покидал здание правительства и в спину мне, не мигая, многозначительно смотрела та же самая вахтёрша, мимо которой я прорвался в первый раз — Берия в юбке.

Многие дела, которые делает адвокат, напоминают морской бой в условиях нулевой видимости. Как в игре с таким же названием.

Я делаю ход, а дальше мне остается ждать как он сработает. И делать следующий ход, корректирующий первоначальный. И снова ждать. Время идёт, процесс от меня бывает скрыт.

При этом результат моих действий, выстрела — зависит от других участников и тут важно понимать их мотивацию. А, надо сказать, у всех участников игры своя мотивация (не всегда противоположная) и нужно это тонко осознавать.

Думаю — мастный аналог парламента примет закон, который я написал и моё имя даже не будет упоминаться среди разработчиков. Да и пёс с ним. И примет он его быстро не из уважения к неизвестному «мне», а по причине той самой личной мотивации.

Местные лорды и воротилы бизнеса завязаны на макрах и предлагаемая схема легализации большей части оборота напрямую выгодна им. Это позволит им вывести какие-то свои делишки из тени или взяться за законсервированные проекты. Я в этой истории мелкая сошка.

Почему в своё время убили Пабло Эскобара? В сериале, посвященном этому шустрому мужичку, это вскользь упоминается — наркоманы умирали десятками лет и всем было на это плевать. Когда-то давно Британия даже развязала опийные войны, навязывающие Китаю потребление наркотиков, то есть это вообще был элемент национальной политики.

И плевать все хотели на наркоманию как болезнь и социальное явление.

Сенаторы США вдруг поняли, что наркотики зло, не из медицинских или полицейских отчетов, а — из финансовых, когда увидели сколько миллиардов утекает из страны какому-то выскочке, который даже не удосужился с ними поделиться. Такого они допустить не могли.

Макры очень ценный и многоцелевой местный ресурс. И я уверен, что власть (в более широком смысле чем Кротовский, туда входят все финансово-экономические группы, как явные, так и тайные) заинтересована в их контроле, и в обогащении за счёт торговли.

Поэтому — дело будет.

А у меня сейчас есть задачка более животрепещущая. Называется: «легализация доходов, полученных преступным путём». В моем случае — со взятого на абордаж сейфа.

По общему правилу, в вольном городе Кустовой никто ни к кому не приставал с расспросами, откуда у тебя деньги?

Откуда у тебя в сейфе сорок с лишним тысяч, гражданин помощник прокурора, при зарплате в триста пятьдесят рублей в месяц. Это ты, надо думать, скопил за сколько… Лет за одиннадцать безупречной службы?

Это напоминало мне ситуацию с девяностыми которые я пережил. Откуда у бывшего тренера по боксу вдруг заводов за три миллиарда долларов? Загадка. В девяностые никто никого не спрашивал.

Но как хороший юрист я знал и другой эффект. Гайки закручивалось очень постепенно, медленно, по шажочку. Теперь нельзя вынуть из кармана миллион долларов, потратить и рассчитывать, что налоговая не придёт с назойливыми вопросами. Самого вон сколько мучали, в своё время.

Допустим, про деньги никто меня не спрашивает, всё же я член богатого дворянско-боярского семейства. Да и проиграл я (то есть, не совсем чтобы лично я, но Аркадий Филинов) их «за закрытыми дверями».

С макрами, даже с учетом перспектив принятия закона о свободе торговли макрами, ситуация была более сложная. Я по-прежнему не мог внятно объяснить откуда у меня целая года блестяшек. И, что более существенно, мне эти камушки как таковые нахрен не сдались. Мне нужны понятные и простые денежные знаки.