г) Рассказ о драконе (Дан 14:23–27). В том же месте был великий змий, почитаемый Вавилонянами, вероятно из породы удавов. Вероятно также во время поклонения сему божеству Кир заметил, что про этого бога нельзя сказать, что он медь мертвая (14:23–24). Даниил объявил Киру, что и против этого могучего бога Вавилонян он готов выйти на борьбу без меча и даже без палки (14:25–26 [862]).

Получив дозволение царя, Даниил взял смолы, сала и шерсти; сварил все вместе, наделал гомолы, т. е. лепешечек или блинов, и бросил в пасть змию, когда этот последний поднялся против него. Змий съел и расселся (14:27 [863]) к стыду своих поклонников.

д) Рассказ о шестидневном пребывании пророка Даниила во рву (14:28–42). По уничтожении Вила и умерщвлении дракона Вавилоняне, вероятно по наставлению жрецов, взбунтовались и потребовали казни Даниилу за такие страшные, по их мнению, преступления (14:28–29). Кир принужден был уступить, и они бросили Даниила в ров ко львам; там пробыл Даниил шесть дней, в течение коих львам не давал пищи (14:30–32 [864]). В это время в Иудее пророк Аввакум, не из числа двенадцати, приготовил похлебку и, положив хлеб в блюдо, отправился в поле к жнецам. Но Ангел приказал ему отнести этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный (14:33–34). На глас ангельский Аввакум отозвался, что не видал Вавилона и не знает пути ко рву львиному. Тогда Ангел перенес его в Вавилон, поставил поверх рва, в который и подал Аввакум обед Даниилу; а потом таким же путем Аввакум возвратился в Иудею (14:35–39 [865]). На седьмой день заключения царь пришел ко рву и, нашедши там Даниила спокойно сидящим, прославил Бога, освободил пророка, а зачинщиков бунта приказал бросить в ров, где они тотчас были растерзаны (14:40–42 [866]).

Из обозрения содержания книги Данииловой очевидно, что общий смысл или главная цель ее есть изображение того, как само пленение народа Иудейского послужило к славе Божией.

Чудный и Боголюбезный Даниил, окруженный тремя светлыми и непоколебимыми в благочестии друзьями, служил язычникам ясным и наглядным примером совершенств Богосозданной природы человеческой, пока она состоит в союзе или благодатном общении с Богом; а проявлявшаяся в них сила Божия (то сохранением среди пламени и львов кровожадных, то излиянием необыкновенного ведения) заставила всемирных владетелей Вавилонских, — Навуходоносора и его преемников, неоднократно указами возвещать всем своим подданным или всем племенам и народам, что Господь, поклоняемый Даниилом и его друзьями, есть един Бог живый и вечный, перед Которым должны благоговеть все земнородные. Наоборот, Навуходоносор и его преемники ясно показывают — до чего доводит отчуждение от Бога и как оно быстро развивается в гордом человеке. Валтасар дополняет эту картину унижения своим чрезмерным тщеславием и постыдной трусостью; увидел руку пишущую — и испугался, так что колени его дрожали (Дан 5:6 [867]).

В пророческой части книги к этой общей цели присовокупляется еще другая, — приготовление всех не только Иудеев, но и язычников к царству Христову. Ибо здесь, показывая преемство сильных и могущественных царств, возникающих и падающих не без ведома, но по мановению Божию, пророк указывает наконец единое вечное царство Божие, не сокрушимое даже среди падения и устранения ветхозаветной Церкви. Камень, означающий царство Христово, наполнит всю вселенную, хотя Иерусалим и его святилище рассыплется (Дан 2:35; [868] 9:26 [869]). Всякое противодействие этому царству будет иметь участь противодействия Сирийского царя, Антиоха Епифана (Дан 11:31–45 [870]). Даже время наступления такового царства обозначено с достаточной определенностью (Дан 9:24–25 [871]). Что эта цель достигнута — доказательством тому служат волхвы, пришедшие в Вифлеем на поклонение родившемуся Спасителю, и быстрое распространение Евангелия в восточных областях.

Книга Даниила дошла до нас на Еврейском и Халдейском, а частью на Греческом языке. Исторические события и пророчества, т. е. те отделения и места книги, в которых Даниил говорит сам от своего лица, изложены на языке Еврейском; а указ Навуходоносора (Дан 3:98–4:34), также изречения, принадлежащие Навуходоносору, Валтасару и волхвам (Дан 2:4; [872] 3:4–6; [873] 5:7 [874] и пр.), изложены на языке Халдейском со всею точностью в том виде, как оные были составлены и произнесены первоначально. Прибавление же к книге Данииловой, именно: песнь Азарии и трех отроков (Дан 3:24–90), рассказы о Сусанне, Виле, драконе и шестидневном пребывании Даниила во рву с голодными львами, дошли до нас только на Греческом языке и притом в переводе Феодотионовом. Ибо блаженный Иероним определенно говорит: Danielem prophetam juxta Septuaginta Interpretes, Domini Salvatoris Ecelesiae non legunt, utentes Theodotionis editione, et hoc, cur acciderit, nescio (Praefat. in Danielem). Впpoчем, в 1872 г. с рукописи князя Чиги (Chigi) в Риме напечатан Греческий перевод, якобы Семидесяти, книги Данииловой.

Особенности изложения книги Данииловой по Греческому тексту против Славянского перевода заключаются в следующем. Повесть о Сусанне занимает там первое место, по времени самого происшествия, и составляет как бы вступление в книгу. Песнь Азарии и трех отроков отделена от книги и помещена в Псалтири после псалмов 150-ти наряду с песнопениями Моисея, Анны, матери Самуиловой, Аввакума, молитвою Ионы, Езекии, Манассии и др.; а рассказы о Виле, драконе и пребывании Даниила во рву присоединены к последней или двенадцатой главе, только с особым или отдельным счетом стихов, так что в Греческом тексте книга Даниила имеет двенадцать, а не четырнадцать глав, как в Славянском и в Вульгате.

Подлинность тех частей книги Даниила, которые сохранились на Еврейском и Халдейском языке не подлежит никакому сомнению. Ибо недоумения, представленные в старину язычником Порфирием, упомянутым у Оригена (Epistol. ad African.), и повторяемые позднейшими писателями отрицательного направления, не заслуживают внимания, потому что держатся исключительно на том произвольном предположении, будто Даниил, живший во времена Валтасара и Дария, не мог столь определенно изобразить обстоятельств царствования Александра Македонского и его преемников на Египетском и Сирийском престолах. Для ограждения от этих умствований верующему достаточно принять в соображение, что очи Даниила, истинного пророка Божия, были не менее зорки или способны к восприятию Божественных озарений, нежели глаза падающего Валаама, который однако слишком за тысячу лет ясно видел звезду от Иакова (Чис 24:17 [875]) и точно определил ближайшее размножение Евреев и утверждение их царства (Чис 24:5–9, [876] 17–24). Если Ветхозаветная Церковь знала и считала книгу Даниила бессмертным памятником его мудрости и показывала ее Александру Македонскому, как Божественное предсказание военных подвигов сего последнего (Иосиф Флавий Antiquit. lib. X, сар.. 12; lib. XI, сар. ult.); — если Сам Господь указывает на эту книгу, как на Даниилово пророчество (Мф 24:15 [877]), то всякое усилие отрицать подлинность ее останется суетным препровождением времени и злоупотреблением критики. А прибавления, читаемые только на Греческом языке, не принадлежат к ветхозаветному канону и составляют часть Писания церковного или апокрифического. Употребление их в Церкви от времен древнейших не подлежит никакому сомнению, ибо свидетельствует об этом Ориген в своем послании к Африкану; а блаженный Иероним говорит, что они «toto orbe dispersae sunt» и читаются во всех церквах (Praefat. in Daniel). У древних церковных писателей, напр. святого Иринея (Contra haeres., lib. IV, сар. 2 et 44), Тертуллиана (De Jejunio, cap. 7 et 9; De corona militis, cap. 4) и Климента Александрийского (Strora., lib. IV) приводятся из этих прибавлений некоторые изречения и обстоятельства, как из Писания церковного, а песнь трех отроков, вошла в круг церковного Богослужения.