Грехова до сих пор при встрече после пары рюмок полу серьезно вопрошает: "Чиж, когда вазу вернешь?"

Часто в походы к теще я брал с собой Марту. Однажды она слегка прихватила за нос дядю жены, любившего в подпитии орать: "Балтийский

Флот!", – хоть никогда там не служил. К всеобщему веселью собравшихся, он пробовал при обнять мою пухленькую супругу, за что и был наказан. Как-то Чиж пытался скормить Марте кусок сырого мяса – аж в пасть толкал, – но привереда так и уснула на ковре с нетронутым куском возле морды. На утро это мясо было поджарено и с аппетитом съедено нами.

Летом обычно приезжала из Братска к своей матери троюродная сестра жены с мужем, ресторанным лабухом. Умный мужик в очках, с большим черепом, кругленький в талии, как и его супруга, – он представлял собой интеллигентное украшение в наших посиделках. Было приятно в сумерках на веранде под завывание глушилок и бормотанье далеких радио голосов вести с ним беседы о политике, музыке и далекой сторонней жизни.

В июле 82 года на излете нашего счастья в стиле диско в Вороньей слободке состоялся праздник – заключительный в череде того лета. За неделю до того была свадьба младшей дочери Карасевых и упорно добивавшегося ее вечного автобусника Рудика. Роскошные богатства пышнотелой брюнетки всегда вызывали плотоядное восхищение Чижа.

Однажды он уговорил ее продать за 50 рублей домашнюю икону без оклада, с условием, что "Блинов нарисует копию". Во дворе соседей поставили столы человек на тридцать с общей закуской и выпивкой, включая самогон, произведенный мною с помощью скороварки – мутноватый, с запахом резины медицинских трубок. Привезли аппаратуру. На открытом воздухе звучание особенное, очень четкое.

Сидели и танцевали до часу ночи. Молодежь, возвращаясь с танцев в городском саду, присоединялась к нашему веселью: "У вас тут лучше!"

После выдворения из строительного техникума, Чиж трудился в

"Медтехнике". Когда там потребовался третий работник, он предложил меня. К тому времени я почти два года не состоял на государственной службе, начиная все более смахивать на бездельника, захребетника, паразита, тунеядца и тому подобного антиобщественного элемента. Жил доходами от "нетрудовой деятельности": сомнительная дискотека, торговля записями втихаря. Правда, при этом восемь месяцев я учился на курсах радиотелемастеров в Кирове – трижды в неделю по вечерам, – но это была слабая отмастка. Пришла пора легализоваться.

Контора "Медтехники" находилась в Кирове на территории областной больницы. Раз в месяц мы ездили туда за ценными указаниями и зарплатой, сдавали отчеты о работе и брали запчасти, в основном не пригодные в ремонте, но завалявшиеся на складе и требующие списания.

Неофициально старшим у нас числился Ляо – лысеющий мужичок слегка за сорок, любитель выпить и побалагурить. Конторе он служил давно, а потому пользовался авторитетом.

Все медицинские учреждения района были кем-то поделены между нами, каждый обслуживал свой участок. Ляо прибрал себе все самое выгодное и удобное для обслуживания: районную больницу, поликлинику, аптеку, ветлечебницу с новым оборудованием, физиолечебницу. Почти все в центре города, а объем работ, вроде бы большой. Получал больше двух сотен. Мне дали тубдиспансер с лабораторией, детскую больницу с консультацией, производственную аптеку, Волковский детский санаторий и все Вахруши – крупный поселок в 12 км от города. Чижу осталось немного: роддом (который тогда размещался на углу Ленина и

Энгельса), стоматология, профилакторий фанерного, СЭС, аптека в

Первомайском, медпункт "Белки" и небольшой поселок Озерница. В последнем у него числился единственный рентген аппарат, благодаря заботам вскоре окончательно умолкший и благополучно "списанный". Не мудрено, что Чиж иной раз по неделе не появлялся на службе. Впрочем, наш крошечный служебный кабинетик, заваленный поломанными медицинскими аппаратами и запчастями к ним, не мог пожаловаться на невнимание со стороны Чижа. Об этом недвусмысленно свидетельствовал ряд глубоких зарубок по краю кондового стола. "Только с новенькими и только в первый раз…" – закинув ноги на стол, мечтательно комментировал сладострастник.

Нашими соседями на первом этаже были патологоанатомы, Сан Саныч и его склонный к алкоголю шеф. Здесь в многолитровых банках со спиртом плавали с привязанными номерками доставленные из морга в качестве вещдоков органы сомнительно умерших. Саныч на правах экскурсовода рассказывал о примечательных экспонатах. "Вот эта девка 26-ти лет, – он поскреб ногтем о стекло напротив некого округлого органа, – умерла от рака. В матке спираль была". "Молодец! – одобрил Чиж. -

Хоть на последок оттянулась". Иногда с похмелья соблазн пересиливал брезгливость. Все проблемы с ошибками в диагнозе поправлялись бутылками коньяка от лечащих врачей. В особых случаях специалист по смерти мог рассчитывать на целый ящик любимого напитка. Чиж пребывал в восторге от никелированных медицинских инструментов. Особенно ему понравилась пилка для вскрытия черепных коробок. Мне из этой коллекции некрофила-Потрошителя достался на память малопригодный в обычной практике пинцет с округлыми захватами, вероятно, для извлечения пуль и других мелких предметов.

Первый месяц я ходил с Ляо, – он все мне показывал и рассказывал.

Работа заключалась в том, чтобы придти к восьми утра в наш сборный пункт на втором этаже небольшого двухэтажного домика во дворе больницы, получить у дежурной сестры заявки на ремонт, поболтать и разойтись. Часто мы ходили по объектам вместе с Чижиковым – веселее, да, и помогали друг другу разобраться в сложных случаях. К концу каждого месяца надо было собрать бумаги с подписями и печатями всех основных отделений: рентген кабинеты (у меня четыре), физио кабинеты

(пять), автоклавы и дистилляторы (шесть), лаборатории (три) и, наконец, глав врачи (три). Всего набиралось около двадцати пунктов отчетности. Значительная часть времени тратилась на эту ненужную с нашей точки зрения беготню, но контора в Кирове стремилась подстраховаться.

Я быстро освоил ремонт медоборудования. Если что не понимал, – переделывал по-своему, упрощал. Во всех аппаратах основной рабочий узел очень прост, сложности возникают с разными примочками: блокировки, автоматика, сервис и контроль. Барахлит реле – отключи!

Подумаешь, не будет светиться надпись "карта"! У персонала все действия доведены до автоматизма – не забудут. Зато работает без отказа! Хитроумный электронный регулятор в сушильном шкафу (год не работал до меня) наладил с помощью контактного термометра. Чиж так ремонтирует до сих пор, и все довольны. За мои "рацухи" благодарный персонал выдавал иногда двухсотграммовые бутылочки со спиртом.

Сложности возникали только с рентгеном, там нужен некоторый опыт, да, и аппараты очень разных лет. Присланный из Кирова старичок

Бронников, монтировал с Ляо новейший по тем временам "Рентген-30", а в лаборатории тубика я видел аппарат 1946 года, – работал он безотказно. Более всего меня донимала Вахрушевская больница.

Оборудование изношенное, народу много (новый корпус еще строили), персонал нервный, а ездить туда два раза в неделю утомительно.

Знакомство с нашей медициной привело меня к выводу, что не стоит спешить попадать в их лапы, – залечат до смерти. Например, в вахрущевском физиокабинете часто засорялся распылитель ингалятора.

Когда я очередной раз прочищал его, обнаружил белый порошок. В ходе проведенного мною следствия выяснилось: компрессор ингалятора сильно шумел, и его заперли в тумбочку, а когда в ней завелись тараканы, их посыпали дустом. Компрессор засасывал его с воздухом и вместе с аэрозолями лекарств больные, в том числе дети, несколько месяцев вдыхали отраву. Медсестра просила никому не говорить об этом. Через

20 лет нарушаю обещание.

Хирургов с операций часто выводят под руки, до того пьяны. От чего не редки случаи забывания в брюшной полости инструментов и тряпок.