Коллектив ДК представлял собой Ноев ковчег, – всякой твари по паре. На вершине местной пирамиды власти размещалась наша директриса, еще достаточно молодая и крупная в некоторых местах женщина. Говорили, ее привез откуда-то худрук, – серый кардинал ДК.

Радиоузел располагался на лестничной площадке второго этажа, представляя собой продолговатое помещение примерно два с половиной на шесть метров заставленное столами с аппаратурой и разным сопутствующим творческой работе хламом. Всегда зашторенное окно выходило на едва освещенную лестницу, от чего, если не включать свет, даже днем сохранялся интимный полумрак.

В комнате над радиоузлом стоял приличный бильярдный стол со страшноватой датой "1937 год". Разумеется, такое местечко не могло остаться без внимания моего приятеля. Очень скоро он стал неплохим игроком и на равных сражался за рубли и трешки с многолетними любителями, приходившими в ДК. Это был своего рода закрытый клуб для избранных. Комнату обычно держали на замке, но вездесущий Чиж умел подбирать ключи, при случае разнообразя благородную игру другой, не менее увлекательной под кодовым названием "Ножки среди шаров".

Первое время на работу я ходил как на праздник. Остановись мгновенье, ты прекрасно! Прежде всего, переделал все, как мне нравилось. Вместо огромного "сталинского" усилителя до потолка с паутиной проводов тянувшихся от него во все стороны установил новенький (от киноаппарата), присмотрев его под сценой по наводке завхоза. Правда, по прошествии нескольких месяцев, под ворчанье киномеханика его пришлось вернуть как запасной для вновь установленной звуковой аппаратуры зрительного зала. Взамен визгливых рупорных громкоговорителей в фойе я повесил самодельные колонки, приспособив для этого старые корпуса и динамики от давно умолкшей аппаратуры. Дальний угол в радиоузле оформил для гостей: стол, стулья, зеркало. Сам любил сидеть за рабочим столом на полированном корпусе радиолы "Мелодия" без ножек. Украшением стола являлся неплохой трансляционный приемник "Ишим". В конце 70-х до разгрома

"Солидарности" у нас хорошо была слышна третья программа польского радио, по которой крутили западную музыку. Кое-что я записывал и даже включал в фойе ДК в перерывах между танцами. От многочасового слушания польской речи я знал многие слова, понимал наполовину смысл передач.

Но вернемся в наш клуб, там жизнь била ключом. На третий день как я приступил к работе, со сцены украли бархатный занавес. Воры проникли через окно первого этажа. Кажется, их так и не нашли, зато в Слободском вскоре вошли в моду брюки из черного бархата.

С началом танцевального сезона в сентябре у меня пошла веселая жизнь. Обязанности по работе были не обременительные: включать музыку перед началом вечера и в перерыве на улицу и в фойе. В те года лестница на второй этаж не была зарешечена, и любой мог подняться по ней до темной площадки. Там всегда стояли, сидели на ступенях, пили вино и целовались, а ближе к концу уже валялись пьяные. Понятно, что ко мне на огонек заходили приятели со своими приятелями и так далее до бесконечности. Иногда набивалось человек двадцать, дым стоял коромыслом, столик для гостей завален бутылками.

Интересно, что ни разу никто из администрации не застал у меня пьяную компанию. Прибегут, видят, что пять минут назад тут черт знает, что было, – но нет никого! Сам я старался не пить на работе.

Тут самое важное иметь чутье, когда можно, а когда нельзя. Вино в буфете продавали по праздникам, а в обычные дни (лучше сказать вечера) только по знакомству, своим людям, в том числе работникам клуба. Этим пользовался Чиж, за услугу его поили даром. Иногда просили и меня купить спиртное. Раза два заходил мой одноклассник

Кожин. Он приезжал иногда на родину из Риги, где служил в военной авиации штурманом на вертолете. Однажды он наверно обиделся, что я не взял бутылку. Буфетчица накануне заявила, что я должен три рубля и мне не хотелось с ней встречаться. В начале 80-х Кожин бывал в

Афгане. Как-то он повстречался мне с засохшими ссадинами на лице:

"Свалились, еле остался жив! Война!" Я не спрашивал подробности, а сам он не распространялся. Официально войны не было, а всего лишь

"интернациональная помощь" в строительстве новой жизни. Однако запаянные гробы привозили и к нам, но говорить об этом громко, было не принято.

От нечего делать для уяснения ошибочности основ коммунистической теории, а также, в тайной надежде разбогатеть, в свободное время на работе я читал "Капитал" Маркса. Механик, увидев однажды меня склоненным за увесистым книжным кирпичом, одобрительно заулыбался, мол, понимаю, человек грызет гранит политических знаний. Первый том я осилил полностью, я дальше стал пропускать – пошли повторы.

Вообще, весь трехтомник без ущерба смыслу можно было сократить до книжечки в сотню страниц. Ошибки в учении я тогда так и не нашел.

До того как мы поссорились, Ирина с подругой иногда заходили ко мне в ДК. Однажды я провожал ее до дома, – она жила там же, у седьмой школы, где Кисляков. Видимо она увлеклась мною. Я отличался от многих парней: учился заочно в Москве, не пил и не курил, ездил на красивом велосипеде, интересовался музыкой и работал на видном месте. Мы шли в темноте, рядом шуршал о мостовую мой велосипед, говорили сущую ерунду. Наверно мы тогда от распиравшей биохимии молодости были чуточку сумасшедшие. Однажды придя ко мне на работу во время танцев, Ирина застала меня с другой. Мы сидели молча вчетвером в разных концах пенала радиоузла. Кто-то входил, выходил, говорил со мной. Потом они с подругой тихо ушли. Через неделю я получил на вахте сверток с двумя франко-русскими словарями и письмом, которое бегло прочел и выбросил. Как неосторожны мы бываем к чужим чувствам и как носимся со своими…

Весной 78 года по какому-то случаю был вечер для работников ремзавода в ресторане "Север", – единственном тогда в нашем городе месте отдыха с легальной выпивкой. Народ звал это заведение кабак, помещалось оно в самом центре на Советской. Там Грехов познакомился со своей будущей женой Наташей, симпатичной бойкой девкой из компании школьных друзей Чижа: Андрона, Зеги, Аристова и Коли

Сивкова. В последствии Грехов часто сетовал: "Вот дурак был! Надо бы на Ленке жениться!" Это он о моей жене, они, подруги и соседки, были тогда вместе. Как, по-видимому, часто происходит, важнейшие события нашей жизни случаются помимо нашей воли и даже без нашего участия!

Замечу, что мою будущую супругу провожал тогда из кабака Аркан, лез целоваться. Так в нашу компанию вошли Лена и Наташа. Первая была свободна, и я стал к ней присматриваться. Девки курили и любили выпить.

Каждое лето Лена ездила в деревню к тетке, откуда по вечерам ходила на танцы в клуб в Ивакинцах, где хитом сезона 77 года был

"Хоп-хе-хоп!"

Чижа послали в те края на месяц в колхоз, как видно, для улучшения местной породы. Записи от Андрюхи Аристова скрашивали сельские посиделки. Что там у них было? Надеюсь, всего лишь мимолетная романтическая любовь на свежем воздухе. Во всяком случае, при встрече Чиж всегда восклицал: "Ленка, любовь моя!" – и норовил приобнять.

Все то лето 78-го слилось в один бесконечный и прекрасный день.

Вспомнить бы все до мельчайших подробностей! Но нет, невозможно…

Еще по прохладе часов в 9 утра на аркановском катере переправляемся на городской пляж, на том берегу. Постепенно собирается вся компания. Вялимся, болтаем, а в голове от жары или от угара молодости звучит джаз. На спине Чижа губной помадой Лены я вывожу "I"m punk". С этим тавром он гордо шатается по раскаленному песку.

Ближе к вечеру в чьем-то сарае выпиваем и закусываем слегка. Затем в центр, – кто-то предложил идти в ресторан, где Янычар справляет день рождения. Правда, он не всех звал…

В кабак меня не впускает тетка – вышибало шире дверей – одет не по форме: шорты из обрезанных джинсов. Чиж предложил надеть недавно взятые им у Тимура изрядно поношенные бледно голубые штаны, с условием, что я их у него куплю за 25 рублей. Хитрец опасался, что те могут вскоре протереться. Я поносил их месяца три, и когда они точно порвались между ног, нашил заплату из черной искусственной кожи, а сзади на кармане такую же надпись USAи продал Диме.