Массе людей, спешащих по своим делам, гроза причиняла лишь неудобства. Для Челси же дождь оказался долгожданным освобождением. Каждая из сотен и тысяч капель смывала с нее тревогу и отчаяние сегодняшнего утра, очищала, наполняла надеждой. Отдавшись расслабляющим волнам удовольствия, Челси подставила лицо под благотворный водопад холодных капель.

День, клонившийся к закату, принес с собой одновременно и расслабленность, и усталость. Уже позже, после ужина, который приготовил Брайан, она лежала в его объятиях на огромной кровати и слушала, как их мокрая одежда крутится в стиральной машине на кухне. Порой к звуку стирки примешивалось легкое позвякивание, издаваемое случайным соприкосновением пуговицы или замка-»молнии» с металлической поверхностью барабана, однако этот равномерный шум успокаивал, под него так сладко было засыпать. Уже в полудреме она думала о том, как прекрасно провела этот день с Брайаном. И надеялась, что таких дней впереди будет много.

Челси хотелось, чтобы Брайан стал ее близким другом. Он был заботлив и нежен, чувствителен и умен. А тот факт, что он оказался обладателем роскошной квартиры, пусть даже эта квартира и принадлежала его родителям, вовсе не мешал. Дыхание Челси становилось все ровнее и тише; засыпая, она подумала: «Да, Брайан Кэллоуэй был сегодня просто великолепен. Так что, пожалуй, стоит удержать его возле себя подольше».

Брайан почувствовал, что она уснула. Он накрыл ее плечи одеялом и взглянул на будильник, вспомнив, что забыл поставить его на пять часов. Он снова поцеловал гладкий лоб Челси и откинулся на подушки. Итак, это снова произошло. Почему-то это все-таки произошло. Прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз был близок с женщиной. И вот опять. Как могло случиться, что он так легко влюбился? Он никак не предполагал, что все произойдет именно так.

Брайан вдруг понял, что те женщины, которые когда-то были с ним рядом, оказывались какими-то беспомощными, не приспособленными к реальной жизни, не знали, как выжить. И они дарили ему свою любовь. Как эта девушка, которая нуждается в его помощи. Именно это делает ее особенно привлекательной и желанной. Да, она точно нуждается в нем. В этом он уверен. Ему всегда нравилось чувствовать себя нужным. Он хотел быть нужным. Ему просто необходимо быть кому-то нужным. И если эта девушка доверит ему свои проблемы, свое чистое сердце, свои помыслы и мечты, он сделает все возможное, чтобы отдать ей свой опыт, свою страсть, всю свою любовь.

Официант снова подлил воды и отошел в сторону. Джун Рорк хотелось пить: она взяла стакан и сделала маленький глоток. Она не могла понять Коди Флинна. Почему это он вдруг стал таким милым и почему пригласил ее поужинать в такой дорогой ресторан? Хотя в данный момент ей это было, в сущности, безразлично – расслабляющая атмосфера ресторана была для нее важнее мотива ее кавалера. Все здесь располагало к спокойной и неторопливой беседе. Легкий гул и тонкий перезвон столовых приборов и фарфора сопровождался мягкими звуками струнной музыки. Такой вечер был прекрасным вознаграждением после первого удачного репетиционного дня.

Коди поставил свой бокал на стол и вновь пристально поглядел на Джун.

– Я действительно очень рад, что вы согласились провести со мной вечер.

Джун не ответила и с отсутствующим видом продолжала ковырять вилкой в своей тарелке с салатом. Все двадцать минут, которые они провели здесь, Коди говорил о всякой ерунде. Но несвойственная ему сосредоточенность наводила ее на мысль, что он собирается сообщить ей нечто важное.

Он вздохнул и обвел взглядом зал.

– Нам надо серьезно поговорить, Джун. Это важно для нас обоих.

– Я так и думала, – безразличным тоном произнесла она. Внутренний голос твердил ей, что этот красавец, разумеется, не мог пригласить ее на обед просто так, без какой-либо веской причины. Мужчины никогда не изменяли этому правилу, когда чего-то хотели от нее. Никогда.

Коди ослепительно улыбнулся:

– Скажите мне, как я сегодня был на репетиции?

Она с минуту помедлила с ответом.

– Неплохо. Пока неплохо.

– А остальные? – продолжал он.

Она прищурилась, гадая, к чему он клонит.

– Тоже. Разумеется, полно шероховатостей. Но это ведь только первый день.

Коди кивнул, затем оперся локтями о край стола.

– Тогда зачем же так свирепствовать? Неужели это так уж необходимо?

«Вот в чем дело», – подумала она, откидываясь на спинку стула и промокая уголки рта краем салфетки. Он не понял ее метода и теперь собирается вежливо призвать ее к снисходительности. Как благородно! Джун подняла брови.

– Да, необходимо. Именно так Джун Рорк начинает свой первый репетиционный день. И я не считаю нужным что-либо объяснять или оправдываться, мистер Флинн.

Коди принялся покручивать усики.

– Я не прошу вас оправдываться. Мне просто любопытно, всегда ли вы такая резкая и взвинченная, как сегодня. Если же да, то меня всерьез беспокоит судьба спектакля.

Краска волной залила лицо Джун, но она справилась с собой и постаралась ответить как можно вежливее:

– Значит, ты находишь меня жестокой?

– И бессердечной, – добавил он.

Джун отпила еще воды.

– Это твое личное мнение. – Она посмотрела на Коди, оценивая, насколько неожиданно могут прозвучать ее следующие слова, затем продолжила: – Я не обязана отчитываться перед тобой, но все-таки немного приоткрою свой секрет. В самом начале я всегда бываю строга с труппой. Не каждый режиссер придерживается такого стиля работы, но это мой стиль. И таким образом мне удается достичь сразу нескольких целей. Во-первых, я могу выжать из моих мальчиков и девочек больше, чем они готовы были отдать.

– Сегодня я видел, как вы это делаете. Но этот метод чреват неприятными инцидентами, конфликтами и потерями.

– Пожалуй, – согласилась она. – С теми, кто слабее других. В таких случаях мы улаживаем проблему. И второе. Мой стиль помогает актерам избавиться от всего того дерьма, которое они приносят с собой на сцену. До премьеры труппа будет ненавидеть меня лютой ненавистью и любить друг друга больше, чем собственную семью. После премьеры, когда они наконец увидят, чего они добились, они полюбят и меня. Вот так.

– Но такая муштра больше подходит для сержанта в армии, – заметил Коди, оценивающе взглянув на Джун. – Я вижу определенную логику в строгости и дисциплине, но строгость нужна не для того, чтобы злобствовать и унижать других. То, что я увидел сегодня, – это не просто способ заставить нас работать. Мне кажется, вы просто чем-то встревожены. Более того, вы чего-то боитесь. Я увидел это в ваших глазах еще тогда, у вас в кабинете. И страх этот до сих пор в вас сидит. Вот что меня беспокоит.

Джун судорожно сглотнула, чувствуя, как краснеет. Ее голос прозвучал почти зло:

– Вы слишком долго жили в Калифорнии, мистер Флинн. Не стоит выискивать дешевку там, где ее и в помине нет.

– Ну, скажите тогда, что я ошибаюсь, – с вызовом произнес он. – Скажите мне, что вы не испытываете страха перед чем-то, что стоит за пьесой, вне пьесы или где-либо еще.

На секунду глаза Джун выдали ее истинные чувства. Она отвела взгляд, внезапно ощутив острое желание закурить и принять вечернюю дозу валиума.

– Так что же с вами на самом деле? – Он бросал ей вызов. – Джун, я актер. Пускай, не такой, как сэр Лоуренс Оливье, но все-таки я немного разбираюсь в человеческой психологии. Моя работа – лицедейство, я заставляю людей верить в то, что на самом деле весьма далеко от истины. – Коди показалось, что он говорит слишком громко, и, оглянувшись вокруг, он понизил голос, отчего тот зазвучал еще выразительнее. – Джун, я вовсе не против образа жесткой женщины. Я уверен, что во всех своих делах вы добиваетесь намеченной цели. Но вы носите в себе еще что-то. В вас упрятан целый бочонок пороха, который может взорваться в любой момент. И я не уверен, что хотел бы оказаться рядом, когда это произойдет.