— Ых, — удивленно хрюкнул великан, заметив нож волхва, — откуда?

Старик неопределенно пожал плечами:

— Да так, наследство!

— Это осколок палицы Громобоя! — воскликнул Хрюм. — Меняю!

— Что ты можешь предложить взамен? — поинтересовался Алатан.

— Трюмы Нагльфара полны! — проревел Хрюм.

— Нет! — непреклонно заявил старик. — Мне ничего не надо!

— Хорошо! Тогда я провезу тебя на тот берег без платы! — не отступал хримтурс.

— Перевези всех, — пытался торговаться волхв, — и нож станет твоим!

Но великан был непреклонен:

— За нож — только одного! Подумай старик, доживешь ли ты до того берега! Эти, — он кивнул в сторону парней, — здоровые, словно молодые телки! Им кровопускание только на пользу! А ты…

— Соглашайся, Алатан! — посоветовал волхву Морозко. — Он прав!

— Получишь нож только на той стороне! — заявил волхв.

— Добро! — проревел великан. — Вот чаша. Моя команда истомилась в ожидании платы!

Старик молча взял чашу и подошел к друзьям.

— Раны, нанесенные этим ножом другу, заживают быстро, а у недругов — не заживают никогда! Давайте руки!

Парни протянули руки волхву. Старик быстро и безболезненно чиркнул их каменным ножом по запястьям: в чашу упали первые тягучие капли. Едва только они коснулись дна, судно пришло в движение: заскрипели проржавевшие уключины, весла вспенили воду. Нагльфар развернулся и, тяжело набирая ход, направился к противоположному берегу. Черная кровь стекала струей по пальцам, наполняя чашу. Лица парней бледнели.

— Держитесь, сынки! Берег близко!

Когда до земли осталось совсем немного, вода за бортом полыхнула огненными языками. На палубе судна стало невыносимо жарко. Не выдержав жара, обессиленный от потери крови Морозко рухнул на палубу.

— Ага, — торжествующе взревел Хрюм, — тот, кто не платит, остается на судне!

— Накося, выкуси! — пробормотал старик, вскрывая себе вены.

Его кровь смешалась в чаше с кровью парней.

— Так не честно! — обиженно рявкнул хримтурс.

— Все по чести! — возразил волхв. — Двое платят, а один — нет!

Судно, шурша днищем по гальке, наконец выползло на прибрежную отмель. Мертвецы разом подняли весла. Нагльфар остановился.

— Приехали! — облегченно выдохнул старик, зажимая ладонью рану.

Никита кинулся к лежащему без сознания Морозке. Приложил ухо к его груди, стараясь услышать биение сердца.

— Жив! — радостно закричал Кожемяка. — Жив!

Морозко вздрогнул и открыл глаза. Хрюм недовольно поморщился: он надеялся, что его команда увеличиться еще на одного.

— Нож! — потребовал великан, протягивая руку.

Старик с сожалением посмотрел на чудесный нож и, вздохнув, вложил его в волосатую пятерню хримтурса. Хрюм довольно заурчал, пряча нож за голенищем растоптанного сапога.

— Этот ножик еще покажет себя, когда придет Рогнарек! А сейчас — выметайтесь! И не попадайтесь больше мне на пути! — сказал Хрюм, забирая наполненную кровью чашу.

Переваливаясь через борт, старик бросил прощальный взгляд на жуткую команду Нагльфара. Навьи жадно глотали свежепролитую кровь, бережно передавая сосуд с ней из рук в руки. Чаша ходила по кругу словно пиршественная братина. Волхв в сердцах сплюнул и спрыгнул на долгожданный берег, где его уже поджидали Никита и Морозко. Раны, нанесенные изумрудным ножом Громобоя, действительно заживали очень быстро. Мрачный Нагльфар еще не успел скрыться, а страшные порезы затянулись твердой коричневой корочкой, которая на глазах осыпалась, открывая нежную розовую кожу.

— Еще хорошо отделались! — проворчал Алатан. — А ты, — обратился он к Никите, — думай, прежде чем кричать!

— Я не нарочно! — оправдывался парень. — Он ведь мог нас и просто так прихлопнуть!

— Мог, — согласился старик. — Но к добру или к худу — перебрались! Что еще нас впереди ждет?

Парни, переглянувшись, пожали плечами.

— То-то и оно, что не известно! — согласился волхв. — Ты-то как, оклемался? — спросил он Морозку.

— Уже нормально, — ответил тот. — Не могу я жар терпеть! То в бане в обморок брякнулся, то здесь!

— Это плохо, — сказал старик, — нам еще по пеклу придется побродить! А ведь места могут встретиться и пожарче!

Но Кожемяка не терял надежды:

— Ничего, выдюжим! Я Морозку если чего на закорках понесу!

Наконец унылая пыльная равнина осталась позади. Сменившая её каменистая дорога явно вела наверх. Парни повеселели, им казалось, что вот — вот они покинул мрачную обитель смерти. Дорога забирала вверх все круче и круче, терялась в больших валунах и наконец превратилась в узкую тропинку, петлявшую меж острозубых скал на большой высоте. Тропинка оборвалась на плоском каменном плато, на краю отвесной бездонной расщелины. Через пропасть на ту сторону вел ветхий подвесной мостик. Прочные некогда веревки перетерлись и расплелись, топорщась в слабых местах неопрятным ворохом грязных бечевок. Толстые доски настила подгнили и рассыпались при прикосновении мягкими коричневыми щепками. Мост зиял дырами: кое-где доски отсутствовали совсем.

— Приплыли! — сказал Никита, пробуя на прочность ветхое сооружение.

Он взялся за веревку, налег на нее своим немалым весом. Веревка натянулась, но вес выдержала. Тогда Кожемяка позвал друга:

— Морозко, давай вместе!

Старая веревка выдержала и на этот раз. Не поддалась она и после того, как к ним присоединился Алатан.

— Доски, конечно, дрянь, — задумчиво произнес Никита, растирая в пальцах трухлявую древесину, — но веревка должна выдержать. Попытаемся?

— А нам деваться некуда! — вздохнул Морозко. — Алатан, ты как думаешь?

Волхв теребил кончик седой броды.

— Пойдем по-очереди! — решил старик. — Я — первый! Просто я легче любого из вас, — пояснил он, — если мостик выдержит, то пойдете кто-нибудь из вас. Если нет, то не поминайте лихом старого Алатана!

— Все будет нормально! — не унывал Кожемяка. — С Нагльфара удалось живыми уйти, а уж здесь… Если хотите — я первым пойду, — предложил он.

— Нет! — отрезал старик. — Первым пойду я! Я уже свое пожил… Дай боги и вам столько же прожить. Вы уж мне один раз жизнь спасли, дайте же и старику что-нибудь для вас сделать!

Алатан ухватился руками за видавшую виды веревку, затем осторожно наступил на ветхие доски.

— На настил не наступай! — посоветовал Кожемяка. — По веревке иди! Вот с правой стороны, она получше сохранилась!

Алатан внял совету парня — пошел боком, стараясь наступать только на нижнюю веревку. Так приставляя одну ногу к другой, ему удалось пройти почти половины пути. Когда до края расщелины оставалось всего ничего, из-за черных облаков спикировала какая-то размазанная тень. Она промелькнула так быстро, что парни, все внимание которых было приковано к Алатану, заметили её лишь в последний момент. Громадная птица, внешне похожая на стервятника, вонзила острые крючковатые когти в беззащитное тело волхва. Старик не успел даже вскрикнуть — он умер быстро: чудовищные когти пронзили его сухощавое тело насквозь. Птица довольно закричала и вновь взмыла к черным небесам, унося в лапах добычу. Ошеломленные парни растерянно смотрели ей вслед. В их глазах стояли слезы, но они ничем не могли помочь старику.

— Он уже в ирие! — убежденно сказал Морозко. — Здесь осталось лишь его бренное тело. Я уверен!

Кожемяка скрипел зубами, сжимая в ладони бесполезный сейчас меч.

— Никита! — позвал его Морозко. — Дальше пойдем? По мосту?

— Пойдем! — глухо ответил Кожемяка. — И пусть она попробует еще раз! Пусть! Я так просто не дамся!

Вдруг черные небеса расступились и вновь исторгли крылатую тварь. На этот раз птица была похожа на раздувшегося до небывалых размеров черного ворона.

— Ах ты, тварь! — выругался Кожемяка, размахивая в ярости мечом. — Кормушку здесь устроила! Ну, давай, подлетай поближе! Отведай сладкого мясца!

Птица снижалась медленно по спирали, словно и не собиралась нападать. Слегка взмахивая крыльями, она плавно парила над головами парней. Она как будто рассматривала их. Первым не выдержал Никита.