— Присматривается, — прошипел он, злобно сверкая глазами, — как бы нас поудобнее прихватить! Ну, давай, давай!!

Птица будто услышала призыв Кожемяки — сложила крылья и камнем полетела вниз. У самой земли она вновь раскрыла крылья и, пробежав по инерции несколько шагов, остановилась на краю пропасти.

— Ща я ее! — рванулся Никита.

Морозко схватил друга за рубаху:

— Подожди! Она вроде как не собирается нападать!

Птица спокойно сидела на краю пропасти. Наклонив голову, она внимательно разглядывала друзей выпуклым антрацитовым глазом. Парни, готовые к любой неожиданности, стояли не шевелясь. Ворон каркнул нечто невнятное, затем начал стремительно меняться, одновременно уменьшаясь в размерах. Миг — и перед парнями оказалась юная черноволосая девушка, одетая в короткую юбку. Грубые кожаные сандалии на толстой подошве ни сколько не портили ее стройные ножки, а легкая накидка из вороньих перьев, наброшенная поверх плеч незнакомки едва скрывала пару крепких маленьких грудей с острыми темными сосками. Незнакомка игриво подмигнула парням и облизнула маленьким язычком коралловые губы. Парням пришлось туго: дыхание сбилось, кровь гулко застучала в висках, затем стремительно рванулась в низ живота. Первым пришел в себя Морозко. Он толкнул локтем тяжело дышащего и пускающего слюни Кожемяку. Никита очнулся от оцепенения, покрепче стиснул в потных ладонях рукоять меча. Но его взгляд помимо воли останавливался на крепких грудкях незнакомки.

— Кто ты, прекрасная дева? — севшим вдруг голосом спросил её Морозко. — И что делаешь в этом мрачном месте?

Незнакомка весело рассмеялась:

— Теперь я точно знаю — вы не здешние! Местные красавцы сначала бьют в морду, а затем разбираются — прекрасная дева перед ними или нет!

— Увы, — развел руками Морозко, — мы не знаем местных обычаев!

— Поэтому, наверное, всяк стремится нас сожрать! — влез в разговор Кожемяка.

— Да, кстати, — опомнилась девушка, — а вы кто? Я чувствую в вас горячую кровь! Вы живые в этом царстве смерти! Вы боги или герои?

— Мы — простые люди! — ответил Морозко. — И здесь оказались совершенно случайно!

— Простые люди? — удивленно протянула незнакомка. — Простые люди здесь быстро становятся бесплотными тенями либо закуской, как ваш попутчик!

— На его месте мог оказаться любой из нас! — с жаром возразил Морозко.

— Я глубоко сомневаюсь, — девушка блеснула ослепительной улыбкой, — такие как вы не становятся легкой закуской! Хоть я и молода, можете мне поверить, от своих предков я унаследовала дар предвидения.

— Кто же они?! — возбужденно воскликнул Кожемяка. — А то мы все о нас, да о нас, — решил он перевести разговор, — а о тебе ни слова. Только о красоте имеет смысл говорить, все остальное тлен!

Все это он проговорил на одном дыхании с идиотским выражением лица. Морозко, не сдержавшись, фыркнул. Кожемяка укоризненно посмотрел на товарища и продолжил:

— Как зовут тебя, прелестное создание? Я не встречал никого среди людей, кто бы мог сравниться с тобой в очаровании! Твоя мать, наверное, богиня красоты? А отец…

Морозко расхохотался в полный голос, обрывая напыщенную речь друга — он не мог поверить, что Никита способен вести себя подобным образом. Однако девушка, по всей видимости, не привыкшая даже к столь грубой лести, неожиданно зарделась. Морозко замолчал, удивленный разительной переменой друга и смущением девушки.

— Нет, ни Афродита, ни Дзеванна, ни Лада не имеют ко мне отношения, — потупив глаза, спросила незнакомка. — Они же богини красоты! А я…

— Тогда не будем о них, — согласился Никита, — ты… твоя красота обжигает словно огонь! Как имя тебе, прелестная незнакомка?

— Мать назвала меня Гермионой, — лукаво улыбнулась девушка.

— Как? — удивленно переспросил Морозко. — Гермиона?

— Моя мать — великанша Ангброда, — смеясь, пояснила девушка. — Мои родные братья — Ферир — волк и Ермунгад — змей, сестра Хель — подземный ужас, а отец…

— Но как? — пораженно вскричал Морозко. — Почему я никогда не слышал о тебе? Все дети от союза Гермеса и Ангброды — чудовища! Ты же — прекрасна!

— А кто такой Гермес? — спросил Кожемяка, это имя ему было в диковинку.

— Варяги зовут его Локки, — ответил Морозко.

— А, обманщик! — вспомнил Никита рассказы кощуника.

— А еще он бог огня, — добавил Морозко. — Так что ты, Никита, не ошибся — красота Гермионы обжигает!

— Я родилась в Тартаре, — смущенно продолжила девушка. — Мать поселилась здесь уже довольно давно, несколько столетий назад. Она устала от бесконечной суетности Мидгарда и решила провести остаток дней в тишине и покое — тогда здесь было тише и спокойнее, чем на земле. Моя сестра Хель помогла ей проникнуть сюда. Мать нашла здесь забытый всеми уголок и жила, никого не трогая. Здешние твари предпочитают не связываться с ней. И здесь, к своему удивлению, Ангброда родила меня.

— Получается, — подвел итог Морозко, — что она вынашивала тебя в течении нескольких столетий, даже не подозревая об этом?

— Получается, что так, — согласилась Гермиона. — Я никогда не была в Мидгарде, не видела живых людей, — вздохнув, сказала она. — Здесь так скучно!

— Ничего себе скучно! — возразил Кожемяка. — Чего-то нам здесь скучать не дают!

— Я приглашаю вас в гости! — вдруг сказала Гермиона. — Отдохнете немножко и пойдете дальше по своим делам!

— Надеюсь, что твоя мать нас не прибьет, — вымученно улыбнулся Морозко. — Ну, что показывай дорогу.

— Вы можешь лететь? — спросила девушка, теребя черный локон.

— Боюсь тебя огорчить, Гермиона, не можем, — ответил Кожемяка. — Не научились как-то! Так что придется ножками!

— Жаль, — грустно сказала Гермиона, — поднять вас в воздух на своих крыльях я не смогу. А пеший путь долог и опасен.

— А мы смеемся в лицо опасностям! — задорно крикнул Никита. — Правда, Морозко?

— Угу, — промычал что-то нечленораздельное Морозко. — Только этим и занимаемся!

На третий день после свадьбы в личные покои князя ввалился хмурый и опухший с похмелья Претич. Владимир в мятой одежде лежал на широкой резной кровати. Он не обратил на приход верного воеводы ровно никакого внимания. Претич зыркнул исподлобья, оценивая состояние князя. Внешний вид надежды и опоры государства воеводе явно пришелся не по нутру. Нарочито громко бухая сапогами, Претич приблизился к кровати.

— Князь! — хрипло позвал он.

Владимир не ответил, продолжая лежать, уткнувшись лицом в большую пуховую подушку.

— Князь, кончай хандрить! — трубно рявкнул Претич. — Держава в опасности, а ты сопли о наволочку вытираешь! Вставай, надежа, без тебя не обойтись!

Владимир вяло зашевелился, приподнялся на локтях и повернулся к воеводе. Скользнул по нему тусклым взглядом, затем закрыл воспаленные глаза припухшими веками и вновь рухнул на подушку.

— Вставай, вставай! — продолжал ворчать Претич. — Хватит уже! Если сейчас не соберешься ты — державу придется собирать по кусочкам! Ну!

Владимир вновь оторвал голову от подушки, откинул одеяло, закрывающее ноги и сел.

— У, батенька, да ты совсем! — увидев обутые ноги князя, удивленно присвистнул воевода. — Даже сапоги не снял!

— Ну, чего тебе от меня надо! — накинулся на Претича Владимир.

— Мне? Мне ничего! А вот Родина-мать — зовет…

— Мать вашу! — выругался князь, поднимаясь на ноги.

Дверь в покои князя вновь отворилась — на пороге появился Добрыня. Скептически оглядев Владимира, Добрыня спросил воеводу:

— Поднял?

— Как видишь, только вот видок у него еще тот!

— Ничего, сейчас кликнем девок, пускай князю принесут воды умыться. Да похолоднее! Ему взбодриться не помешает!

Владимир переводил изумленный взгляд с Добрыни на воеводу и обратно. Те, словно не замечая князя, продолжали разговаривать между собой. Наконец Владимиру это надоело, и он гаркнул:

— Вы чего это тут распоряжаетесь?! Кто здесь князь?