Город, внезапно выросший перед путниками, вольготно раскинулся на семи холмах. Киев поразил воображение Морозки: он доселе не видел ничего величественнее. Широко раскрыв глаза, рассматривал он высокую городскую стену, минуя которую через высокие ворота вливались телеги, груженные разнообразной снедью, шли пешие, въезжали конные. Жизнь у городских врат кипела словно в гигантском котле, несмотря на раннее утро.

— Уф! — облегченно выдохнул Кожемяка. — Наконец-то дома! Вот сейчас Перевесище пройдем, потом по мосту через Крещатик и через Ляшские ворота, вон те, — он указал рукой, — войдем в Киев. — Ну, как, — спросил он Морозку, — красивый город?

Увидев смятение на лице товарища, Кожемяка расхохотался:

— Ты только Ляшские ворота увидел, а вот Золотые врата… Конечно, с Царьградом не сравнится, там все из камня, даже дома простолюдинов. Но все, какое — то мертвое, понимаешь? Вроде и людей тьма, а душа не лежит! То ли дело Киев! Он словно светиться! Лучиться жизнью, теплый, ласковый! Вон, смотри, — размахивал руками Никита, — Старокиевская гора: там княжий терем! Вон Замковая! А вон там дальше — Детинка, там я живу, там урочище наше. Рядом урочище Гончары. Слышь, Ругер, — окликнул Кожемяка старого воина, — ну а тебе как?

— Хороший град, добрый! — согласился Ругер. — Я бывал уже здесь давным-давно. Конечно, камень прочнее и не горит, но он холодный. Дерево живее — тут я согласен.

Никита не мог сидеть спокойно, приближение родного города его волновало. Вот и мосток через Крещатик. Копыта дробно простучали по доскам, и перед путниками выросли Ляшские ворота. Все трое влились в поток желающих попасть в город. Стража лениво надзирала за шествием, лишь изредка осведомляясь у хозяев подвод о цене провозимого товара для взятия мыта.

— Это как же так? — возмутился Никита, наблюдая за стражей. — Они даже товар не смотрят! Можно такую цену назвать, что и мыта платить не придется! Куда князь смотрит?

Но ситуация прояснилась довольно быстро: страж лениво подошел к хозяину шести нагруженных доверху всевозможным барахлом телег.

— Так, что везем? — сухо поинтересовался страж у толстого рыжебородого купца.

— Да так, всего помаленьку! — отозвался дородный торгаш. — Парчи моток, сафьяна кусок, всё по мелочи! — отшучивался он.

Страж прищурясь, оглядел нагруженные возы:

— Сколь товар стоит?

— Десять гривен…

— Сколько-сколько? — переспросил с удивлением охранник.

— Десять! — стоял на своём купец.

Возле ворот появился начальник городской стражи — сотник Поддуб. Оглядев повозки и купца, он поинтересовался:

— Что за шум?

— Да вот, — пожаловался купец, — пропускать не хотят!

— В чём дело, орлы! — сурово спросил сотник.

— Да уж больно дешево он свой товар ценит! — ответил один из стражей.

— Сколько? — коротко поинтересовался Поддуб.

— Десять, ей-ей десять гривен, — влез в разговор купчина. — При всем желании, я его за дороже не продам!

— Ну и в чем дело? — в голосе сотника появилась сталь. — Отчего хорошему человеку помочь не хотите? Торгует, небось, в убыток себе! Дайте ему десять гривен и пусть радуется, что на базаре сидеть не придется! Слышь, купец, повезло тебе сегодня: мы товар у тебя покупаем! — радостно сообщил сотник рыжебородому хозяину товара. — Получи десять гривен и не задерживай остальных!

Купец опешил: в его большой хитрой голове туго укладывалось все происходящее.

— Как десять гривен? — недоумевал он.

— Сколько попросил — столько получил! — жестко ответил Поддуб. — Давай проваливай!

— Разбойники! — завизжал купец. — Грабители! Я князю жаловаться буду!

— Давай, жалуйся! — резко осадил его сотник. — Глядишь еще и на кол попадешь!

Стража откатила поводы хитрого купца в сторону и продолжила свою работу.

— Ну вот, другое дело! — обрадовался наблюдавший за спором Никита. — На каждую хитрую дупу найдётся свой хвост винтом! А князь молодец, ишь как справно дело поставил!

Наконец друзья проехали сквозь высокую арку ворот и оказались в городе.

— Куда сейчас? — спросил Морозко.

— К князю! — вздохнув ответил Никита. — Хотя домой хочется, но дело прежде всего!

Княжий двор встретил путников весёлым шумом и пьяными выкриками. На широком дворе вокруг двух человек, одетых в куньи шубы, несмотря на летнюю жару, собралась толпа. С высокого крыльца за всем происходящим, усмехаясь, наблюдал сам князь Владимир. Рядом стоял Претич и что-то заговорщически шептал ему на ухо. Никита толкнул в бок стоявшего рядом молодого дружинника:

— Слышь, друг, чего это здесь за балаган?

Дружинник свысока посмотрел на оборванца, осмелившегося толкнуть в бок княжьего воя. Во всем его взгляде сквозило явное желание поставить наглеца на место. Но, бросив взгляд на могучую фигуру Никиты, он передумал и миролюбиво пояснил:

— Спор здесь! Кто кого перещеголяет!

— Это как? — не понял Кожемяка.

— А так, кто оденется красивше, богаче, народ удивит больше, тот и спор выиграл!

— Ну и? — заинтересовавшись, торопил дружинника Никита. — Кто выиграл? И кто с кем спорит?

— Спорят двое: наш киевский богатырь Чурила и Дюк из Галича! Пока Дюк впереди!

— Слушай, старина, — жалобно попросил Кожемяка, — пока суд да дело, расскажи по порядку! Страсть как интересно!

Дружинник, заполучив благодарного слушателя, начал, не спеша, рассказывать:

— Значит, так дело было: ехал Дюк из Галича и в поле повстречал Илью. Ну, Илья, как богатырю и положено, взял свою палицу и говорит: давай, что ли силой меряться? Ну, куда Дюку ентому супротив Ильи? Он, значиться, биться отказался, хотя у самого силушки тоже немеряно. Но этот прощелыга карельский сумел свой отказ так повернуть, что простоватый Илья его побратимом назвал! О, как! Понял? В Киев вместе приехали! А эта гнида галицкая ну нос морщить: чё за сарай энтот Киев? У нас в Галиче в свинарнике свиньи богаче живут! Это он, значит, так нас всех, киевлян, свиньями обозвал! Ты представляешь?

Никита скрипнул от злости зубами, метнув ненавистный взгляд в сторону галицкого гостя. Рассказчик увидел реакцию Кожемяки и с радостью хлопнул его по плечу:

— О, земеля, смотрю и тебя проняло! Знаешь, сколь таких в Киеве? То-то! Но Илья, растудыть его туды, за этого засранца горой! И не смей его забидеть! Ты понял, да? Мостовые ему наши не по ндраву пришлись: дескать, черной землёй засыпаны, вот подмыло их водою дождевою, и замарал он сапожки-то, зелен сафьян! Во, как он нас, голым задом…

Рассказчик немного отдышался: видно распалился он не на шутку. Потом продолжил:

— Мосты у нас неровные, даже во княжьем тереме настланы плохо! А вот у них, в Галиче, совсем другое дело: мосточки калиновы построены, столбики, значит, серебряны, да еще сукна везде постланы гармузинные! Дальше, еще шибче! Нос он воротит от наших киевских калачей! Это воще неслыханное дело! Да наши калачи самые лучшие! А энтот гад, Дюк значится: пахнут они плохо — нижняя корочка кирпичом, а верхняя хвоей! Тесто месят в бочках сосновых, и печи у нас полное дерьмо! Во как! А у них, значит, в Галиче: печи муравленные, цветной глазурью покрытые, бочечки серебряны, да обручёчки на них золотые! И это он при всех, на пиру у Владимира, заявил! Ох, видел бы ты лицо князя! Но, молодец у нас князь, настоящий герой! Это ж надо такую выдержку иметь, другой бы его уже на кол! Но ты ж знаешь, людишки потом шушукаться начнут, дескать, зависть князя взяла! Не по чести поступил, не по совести! Гостя обидел! А этот засранец дальше продолжает: беден ваш Киев, за один только погреб злата и серебра, скуплю и спродам город! И подвалов таких у меня двенадцать! Тут-то Чурила в спор и ввязался, можно сказать выручил князя. Вызвал он Дюка на спор: кто кого в нарядах перещеголяет. Вчера начало было, сегодня — победителя назовут.

— Так ты не томи! — почти умолял Кожемяка. — Сказывай быстрей, что вчера было?