Он целует мне мокрый глаз. Мне легко".

Как прекрасен этот Горкин… Давно затерялась его могила — где-то на кладбище Донского монастыря, но будет жива память о нём, пока стоит русская литература.

В "Лете Господнем" не соблюдена строгая хронология годового круга: Великий Пост — Пасха — Троица — Яблочный Спас — Рождество — Крещение… а потом — Петровки — Покров — Михайлов день — опять Рождество — Вербное Воскресенье — Святая… Взаимопроникновение, взаимоналожение двух как будто не совпадающих во времени круговых движений. Но не прояснено: одни и те же дни описаны в разных частях, или же различные. Рождество первой и Рождество второй частей — одно ли, или разные? Бессмысленный вопрос: Рождество всегда одно, единое, к какому бы году ни относилось. И «лето» — не один год, а время спасения.

Герой книги живёт как бы вне конкретного времени (оно лишь некоторыми приметами намекает о себе, но не определяет жизни), всё опирается лишь на время церковное, текущее по каким-то особым, неземным законам. Внутренний смысл хронологии "Лета Господня" ещё предстоит разгадать. Движение совершается от радостей к скорбям. От вступления в сознательный, отроческий возраст — к смерти. К смерти ещё не собственной физической, но к переживанию смерти — в прощании с умирающим отцом.

В "Лете Господнем" раскрывается подлинно христианская кончина: через церковное приуготовление к смерти в таинствах — к отхождению из мира. Только и можно сказать о том: христианская кончина. Никаким словам иным это неподвластно — только художественной образной системе, к которой прибегнул Шмелёв, может приоткрыть завесу тайны. Поэтому не станем отягощать себя лишними словами. Просто проживём последнюю часть книги в себе и соединим сознание с этим понятием — христианская кончина.

Она и горе, и радость. Недаром в самый момент смерти отца мальчик погружается в некое райское радостное видение (и неземное, и обыденно-привычное одновременно), в котором он встречается со здоровым и радостным же отцом.

И горе, и радость. Скорбь расставания и радость ожидания новой встречи — там.

Наверное, не было сомнений у Шмелёва, как завершить повествование. Одним зовом человека ко Всевышнему:

"Слышу -

…Свя-ты-ый… Без-сме-э-эртный…

Поми-и-луй…

на____________________а-ас…»

Так завершается лето Господне. Завершается невидимым вхождением в душу Горней правды.

Шмелёв сумел одолеть ту опасность, на которую указал Ильин, осмысляя творчество Ремизова, но распространяя своё опасение и на всё русское искусство: возникнет убедительное воплощение тьмы и страха, и не создастся убедительного воплощения света, любви и победы… Шмелёв создал "Лето Господне".

Можно сказать так: кто хочет познать, сам дух Православия, пусть читает "Лето Господне". Но — духовным зрением.

Пути небесные ведут к сокровищам небесным.

"Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою и научи меня, ибо Ты Бог спасения моего; на Тебя надеюсь всякий день" (Пс. 24, 4–5).

"На пути откровений Твоих я радуюсь, как во всяком богатстве. О заповедях Твоих размышляю, и взираю на пути Твои" (Пс. 118, 14–15).

"Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших" (Ис. 55, 8–9).

"…Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царь святых!" (Откр. 15, 3).

Шмелёв отыскивает выход из земных тупиков к путям небесным, к путям Божиим. Вот содержание романа "Пути небесные" (1935–1947), последнего шедевра Шмелёва.

Крайние точки того пути, который одолевают герои романа, Даринька и Виктор Алексеевич, обозначены ясно: тьма и свет, грех и духовная чистота. Писатель сознал сопряжение этих крайностей в душе человека ещё в ранней молодости ("История любовная"). В письме П.Д. Долгорукову от 3 марта 19 41 года он указал как на важнейшее в романе: "…всего главнее — ищущая и мятущая душа юной Дариньки и обуревающие страсти — борьба духа и плоти".

Но человек не собственными усилиями только одолевает тот путь. Его ведёт воля Промысла Божия. Как подлинно православный человек, Шмелёв и не мог иначе осветить смысл совершающегося. В этом, мы знаем, заключена великая истина Православия. Едва ли не все Святые Отцы предупреждают о том. Здесь уже много о том говорилось прежде. Обратимся к мудрости одного из современных духовных наставников, игумена Никона (Воробьёва): "Почему многие «срываются» в духовном делании? Потому, что подвиг свой основывают на тайном самомнении, гордости. До тех пор, пока человек не увидит своих немощей, страстей и не станет молиться, как евангельская вдова, Господь не сможет приступить к человеку и оказать ему помощь". Эта мудрость восходит, напомним, к словам Спасителя:,

"Без Меня не можете делать ничего" (Ин. 15,5).

То же и у Шмелёва. Герои его тогда преуспевают в добром делании, когда в молитве испрашивают помощи Божией.

Русские писатели всегда показывали душевное состояние человека во время молитвы и это соответствовало возможностям той реалистической эстетической системы, в рамках которой они осуществляли своё творчество. Можно сказать ещё раз: вершиной такого душевного изображения молитвы стало толстовское описание Наташи Ростовой в храме. Шмелёв дерзнул на большее: он попытался дать духовное осмысление и изображение молитвенного состояния. Грех и борьба с грехом в категориях православной аскезы — вот преимущественная тема первого тома "Путей небесных".

Шмелёв на протяжении всего романного действия прослеживает, как в событиях жизни человека действует соблазн и как ведёт человека промыслительная воля. Даже попущение соблазну и греху становится необходимым: как побуждение к тем внутренним усилиям, без которых невозможно достижение "путей небесных" (Мф. 11,12): "Не грех тут, а нужно так, для чего-то нужно".

И так красноречивы названия глав первого тома: «Искушение», "Грехопадение", «Соблазн», "Наваждение", «Прельщение», "Злое обстояние", «Обольщение», "Метанье", "Диавольское поспешение", «Отчаяние», "Прелесть"… Но и «Вразумление», "Послушание", «Преображение»… Сами названия эти непреложно утверждают, что жизнь человеческая постигается истинно только через религиозные понятия. Шмелёв вновь использует здесь свой любимый приём: кратким напоминанием какого-то текста раскрыть смысл повествуемого. Несомненно, он заставляет, например, вспомнить утреннее молитвенное правило (молитву святого Макария Великого): "…и молюся Тебе: помози ми на всякое время, во всякой вещи, и избави мя от всякия мирския злыя вещи и диавольскаго поспешения, и спаси мя, и введи в Царство Твое вечное". Введение же в Царство — совершается лишь "путями небесными".

Но вначале одолеваются пути «земные», пути вхождения греха в душу человека. Грех (Шмелёв показывает это в подробностях) проходит все стадии, от «прилогов» через сосложение, внимание, услаждение, пожелание… "Дело в том, — писал, обобщая святоотеческую мудрость, архимандрит Киприан (Керн), — что грех не приходит к нам «вдруг», "откуда ни возьмись", «неожиданно». Он проходит свою "естественную стадию развития" в душе человека, точнее: зарождаясь в уме, он проникает во внимание, в чувства, в волю и наконец осуществляется в виде того или иного греховного поступка". Именно это мы видим в первом томе "Путей небесных".

Постоянно напоминается автором: всё совершается по некоему «Плану», во всех событиях действует и ощущается "благостная Рука". Хотя человек это не всегда понимает, сознание же даётся по силе веры.

"Все эти дни складывались так, чтобы смутить душу Дариньки, оглушить: события налетали и кружили, не давали одуматься, — "сбивали её с пути". А невидимо для неё складывалось совсем иное, — выполнялось назначенное, "чертился план".

С развитием событий смысл становится всё прояснённее. Виктор Алексеевич осознаёт: