Дульсина неутомимо вздохнула.

– Я уж не говорю о деньгах. О больших, между прочим, деньгах…

– Ты же знаешь, Дульсина, Рикардо наплевать на деньги, – сказала Кандида.

– Конечно. Пока он занят своей учебой – мы не жалеем средств. Но сколько же это может продолжаться?.. И что он собирается делать, когда мы не сможем оплачивать его учебу?

Дульсина задумчиво посмотрела на сестру. Кандида мечтательно потянулась, глядя в окно:

– Эх, влюбился бы он в Леонелу… Или в какую-нибудь другую, не менее богатую… Гора бы с плеч…

И сестры направились в столовую, довольные таким согласием между собой.

В доме, где живет Леонела Вильярреаль, девушка из знатного семейства (фамилию которого Боже упаси нас путать с названием трущобного города Вилья-Руин), много цветов. Леонела и ее подруга и даже дальняя родственница Ванесса любили все красивое.

Вот и сейчас Ванесса поливает цветы. На пороге своей спальни появилась Леонела, высокая темноглазая блондинка, домашний костюм которой лишь подчеркивал ее хрупкость и женственность.

– Пока!

Леонела помахала Ванессе кончиками пальцев, демонстративно кокетливой походкой направляясь к выходу.

– Ты куда это? – удивилась Ванесса, глядя на часы.

– Тс-с! – Леонела кокетливо приложила пальцы к губам и сделала большие глаза. Ей нравилось играть роль легкомысленной и нерадивой хозяйки дома в то время, как она знала: в этом доме жизнь хорошо налажена, и никакие сбои ей не грозят.

Леонела остановилась в дверях.

– Иду обедать.

– С Рикардо Линаресом?

– Увы, нет… Рикардо Линарес неуловим, нигде не могу его застать.

– Ну, он наверняка в университете. Где ему еще быть?

– Что ж… В таком случае я ему не очень интересна. Леонела как будто раздумала идти обедать. Говорить о

Рикардо ей хотелось явно больше, чем есть. Ванесса тоже поставила лейку. Тема требовала полной сосредоточенности.

Ванесса села в кресло, потому что знала по опыту: разговор с Леонелой о Рикардо Линаресе не может быть коротким.

Леонела, невесело улыбаясь, по-прежнему стояла в дверях.

– Не думаю, кузиночка, что Рикардо – подходящий для тебя мужчина, – сказала Ванесса. Она приходилась Леонеле дальней родственницей, по правде сказать седьмой водой на киселе, но любила напоминать об их родстве. – Стоит ли тебе гоняться за молодым Линаресом? Есть варианты и получше.

– Мне нравится Рикардо. И точка. Он красив, мужествен, цельная натура, из хорошей семьи. Мне этого достаточно.

– Ну, ты забыла еще об одном его достоинстве… Леонела не спеша подошла к креслу и опустилась в него.

– Что ты имеешь в виду?

– Деньги, конечно. Леонела помолчала.

– Так думают все. И все ошибаются. Рикардо может рассчитывать лишь на деньги, которые ему дают его сводные сестры. Да и то лишь до тех пор, пока он учится.

– Зачем же тебе такой муж, безо всякого будущего? Леонела задумчиво улыбнулась.

– Ну, моих денег хватит на нас двоих… И потом… Словом, когда он закончит учебу, он сможет хорошо зарабатывать.

Ванесса закурила сигарету.

– Подумай, кузина, – а стоит ли твой каприз лишних слез и страданий?

Почти все, что говорила до сих пор Леонела, она говорила с улыбкой. Сейчас она встала. Лицо ее было серьезно.

– Не будь я Леонела Вильярреаль, если не выйду замуж за Рикардо Линареса. – Леонела снова улыбнулась. – А на твоем месте я бы уделила внимание его братишке, Рохелио.

– Ты с ума сошла, Леонела! Боже сохрани меня от этого Рохелио! Глаза бы мои на него не смотрели!

– Ишь ты какая привередливая! – И, смеясь, Леонела наконец удалилась обедать.

В особняке Линаресов много комнат. В одной всегда тихо. Только иногда из-за двери доносится негромкое постукивание. Это стучат костыли, с помощью которых Рохелио Линарес передвигается по комнате.

Вот и сейчас он на костылях добрался до окна, из-за которого доносился птичий щебет: окно выходит в дивный сад Линаресов, где ветки деревьев сгибаются от тяжести сладких плодов.

Рохелио любит наблюдать за птицами в саду, как может любить только человек, лучше других знающий цену свободным и легким движениям.

Но на этот раз ему не удается полюбоваться на птиц, потому что кто-то стучит в дверь.

– Кто там? – недовольно спрашивает Рохелио. Дверь открывается, и в комнату входит Леопольдина. В руках у нее поднос с едой. Она ставит его на комод.

– Я ведь сказал тебе, что не хочу есть, – говорит Рохелио.

– Вы должны питаться как следует, а то и захворать недолго, – наставительно отвечает Леопольдина.

Она начинает накрывать маленький столик.

– Не все ли равно?.. Захворать… Умереть… Да я с детства о том только и мечтаю, чтобы умереть. Разве лучше жить калекой?.. Унеси еду, я же сказал тебе, что не буду есть.

Леопольдина, как бы не слыша его слов, продолжала стелить скатерть.

– Ты что, не слышишь? Унеси еду, если не хочешь, чтобы я тебе ее в лицо бросил.

Леопольдина постелила скатерть и поставила на нее поднос.

– Да вы ведь ничего не хотите делать, чтобы вылечиться, – сказала она. .

Рохелио ответил не сразу.

– Ты же знаешь, Леопольдина, что мне нельзя помочь. Сколько врачей меня смотрели с самого детства! Хоть один мне помог?.. Для чего же мне жить калекой?

Старшая служанка опустила голову.

– Надо смириться, – сказала она тихо.

– Смириться? Легко сказать… Знаешь что, лучше уйди отсюда, оставь меня одного. И пусть никто сюда не заходит. Сегодня я никого не хочу видеть. Ты слышишь?

– Хорошо, молодой сеньор, хорошо.

Она все сделала как надо и теперь могла уйти.

Уже спускаясь по лестнице, она услышала крик из-за двери: «Леопольдина, разве я не просил тебя убрать отсюда эту проклятую еду?!» Не обращая внимания на крик, Леопольдина продолжала спускаться.

Грохот посуды, сброшенной со столика костылем Рохелио, и падение самого больного, потерявшего равновесие от неловкого движения, Леопольдина уже не слышала.

В одном из уголков Вилья-Руин, возле дома Розы, стоит алтарь Девы Гвадалупе. Жители «затерянного города» следят за тем, чтобы здесь всегда было чисто.

В это утро алтарь убирала Томаса.

Ей мешала Каридад.

– Мое дело предупредить тебя, Томаса, – говорила она. – Если ты не приструнишь свою Розу – хлебнешь с ней горя. Во всяком случае, я терпеть ее выходки больше не собираюсь. Она меня допекла!

Томаса, продолжая мести около алтаря, поздоровалась с двумя женщинами, остановившимися, чтобы перекреститься.

Каридад, однако, не унималась. Томаса устало посмотрела на нее.

– Неужто ты не понимаешь, Каридад, что Розита совсем еще дитя?

– Дитя?! Это она-то дитя? Да на ней воду возить можно! Она тебе помогать должна. У тебя во всем нужда. А ты ей потворствуешь. Делает что хочет! И это ты виновата. Кого ты из нее вырастила? Дикарку! Тупицу!

– Ну хорошо, хорошо, Каридад, утихни ты, утихни… Я поговорю с Розитой… Чтоб она, значит, оставила твоего сына в покое.

С трудом разогнув спину, Томаса направилась домой. Каридад не удержалась от того, чтобы не пообещать ей в спину:

– А не то я ее так отделаю – не узнаешь! Ну, прощай, Томаса, я тебе добра желаю…

Войдя в свое нищее жилище, Томаса застала Розу в кресле за чтением журнала.

– «Хватит курочить из себя»… Нет, неправильно… «Хватит корчить»… Во дает!.. Манина, послушай-ка, эта «ворушка» прямо как я…

Томаса поставила в бутылку с водой цветы, которые принесла с улицы.

– Тебе нравится читать это?

– Так все равно скучища. А эта «ворушка» – она уж за себя постоит, на нее где сядешь, там и слезешь!

– Послушай, Розита, за что ты отлупила Палильо?

– Как – за что? Да он меня воровкой обозвал. А мамаша его сказала, что я дикарка. Еще раз такое скажет – я ей вообще фонарь под глазом поставлю! Вот увидишь.

– Плохо, Роза. Тебе пора перестать играть в шарики.

– Да, это верно…

– И в футбол. И негоже девочке, да уж почти и девушке, с мальчишками по деревьям лазать.