35 Она сказала: «Милый, что с тобой? В моих ушах еще не отзвучали Те клятвы, что шептал мне голос твой. И не было в твоих глазах печали — Они огонь прекрасный излучали… О, возврати, верни свой голос мне, Таким же стань, каким ты был вначале — Еще побудь со мной, в прекрасном сне, Не покидай меня в холодной тишине». 36 Такою речью сладостной Порфиро Был зачарован и воспламенен. Как яркая звезда среди эфира Сверкнет, спеша взойти на небосклон, Как в аромат, что розой порожден, Вплетет фиалку нежную природа, — Так он вошел в ее прекрасный сон. А за окном — бушует непогода, И медленно луна спустилась с небосвода. 37 Темно. Зернистый снег стучит в стекло. «Нет, я не сон, мой ангел светлоокий!» Темно. Метелью все заволокло. «Да, ты не сон! Зачем же в путь далекий Пустился ты? Кто так погряз в пороке, Что нас оставил в комнате вдвоем? Но знай, что покидаешь ты, жестокий, Лишь горлинку с надломленным крылом, — Тебя не прокляну… Но ты оставь мой дом!» 38 «О Маделина! Милая невеста! Моих очей светлейшая звезда! Я лишь затем проникнул в это место, Чтоб стать твоим вассалом навсегда, — Я пилигрим, и на пути сюда Мне встретились тревоги и ненастья, Но ничего из твоего гнезда, Кроме тебя самой, не стану красть я, — Молю, доверься мне — пред нами годы счастья! 39 Чу! Слышишь голос вьюги колдовской, — Он нас зовет. Вставай, моя родная! Заря близка, и день не за горой, — Спеши за мной, сомнения не зная, — Скорей, в дорогу! Братия хмельная Не в силах ни подняться, ни взглянуть, Над кружками рейнвейна засыпая. Сквозь снег и вереск предстоит нам путь На юг, где замок мой, где сможем отдохнуть». 40 И подчинилась Маделина. Скоро, Превозмогая робость и испуг, Она шагнула в темень коридора, Хотя чудовищ видела вокруг. За ней ступил ее влюбленный друг, И в сумраке рассвета мутно-сером Не доносился ни единый звук — Лишь сквозняки скользили по шпалерам, По вытканным на них галантным кавалерам. 41 Как призраки, в широкий темный зал Они прошли к железным балюстрадам У входа, где привратник мирно спал С огромною пустой бутылкой рядом; Он приподнялся и окинул взглядом Свою хозяйку, снял с дверей замок, Откинул цепь — и вот конец преградам: Свирепый страж у двери снова лег, И юная чета ступила за порог. 42 О, сотни лет, должно быть, пролетели, — Следы влюбленных стерты, сметены… В ту ночь барон метался по постели, И всех его гостей душили сны: Вампиры, черти, ведьмы, колдуны. Анджела утром умерла от страха, Над ней молитвы были прочтены… Сто тысяч «Ave» [459]не спасли монаха, И он заснул навек средь ледяного праха. 1819 ИЗ ПОЭМЫ «ЭНДИМИОН» [460] «Прекрасное пленяет навсегда…» Перевод Б. Пастернака Прекрасное пленяет навсегда. К нему не остываешь. Никогда Не впасть ему в ничтожество. Все снова Нас будет влечь к испытанному крову [461]С готовым ложем и здоровым сном. И мы затем цветы в гирлянды вьем, Чтоб привязаться больше к чернозему Наперекор томленью и надлому Высоких душ; унынью вопреки И дикости, загнавшей в тупики Исканья наши. Да, назло пороку Луч красоты в одно мгновенье ока Сгоняет с сердца тучи. Таковы Луна и солнце, шелесты листвы, Гурты овечьи, таковы нарциссы В густой траве, так под прикрытьем мыса Ручьи защиты ищут от жары. И точно так рассыпаны дары Лесной гвоздики на лесной поляне. И таковы великие преданья О славных мертвых [462]первых дней земли, Что мы детьми слыхали иль прочли. 1817 Гимн Пану Перевод Е. Витковского …и пел огромный хор: «О ты, кто свой раскидистый шатер Восставил на шершавые стволы Над морем тишины и полумглы, Цветов незримых и лесной прохлады; Ты наблюдаешь, как гамадриады Расчесывают влажные власы, И бессловесно долгие часы Внимаешь песне тростника в воде В местах пустынных и злотворных, где Плодится трубчатый болиголов, И вспоминаешь, грустен и суров, Как за Сирингой долго гнался ты Сквозь травы и кусты, Внемли тебе слагаемый пеан, Великий Пан! О ты, кому тревожно и влюбленно Воркуют горлицы в листве зеленой, Когда ступаешь ты через луга, Что солнцем обрамляют берега Твоих замшелых царств; кому несет Смоковница с почтеньем каждый плод; Кому любой обязан жизнью злак — Цветущие бобы, пшеница, мак; Кому в полях широких спозаранок Возносятся напевы коноплянок И для кого зеленый свой покров Сплетают травы; крылья мотыльков Тебя встречают праздничным нарядом, — Так очутись же с нами рядом, Как ветер, что над соснами возник, — Божественный лесник! О ты, кому, вольны и своенравны, Спешат служить сатиры или фавны, Чтоб зайца на опушке подстеречь, От коршуна ягненка уберечь — Поживу для прожорливой утробы; Иль пастухов из сумрачной чащобы Вернуть на им желанную тропу; Иль, к берегу направивши стопу, Ракушки собирать с прибрежных гряд, Чтоб их кидать исподтишка в наяд И за деревья прятаться в усмешке, Когда они чернильные орешки И шишки юных пихтовых дерев Друг в друга целить станут, осмелев, — Во имя эха над долиной дикой — Явись, лесной владыка! О ты, кто взмахи ножниц без конца Считает, чтобы за овцой овца Ушла остриженной, — ты, в рог трубящий, Когда кабан, придя из темной чащи, Пшеницу топчет, — ты, поля свои Спасающий от бурь и спорыньи, — Творитель звуков, что из-под земли Доносятся на пустошах, вдали Средь вересков лиловых угасая, — Ты отворяешь двери, ужасая Безмерным знаньем неземных пучин, Дриопы славный сын, Узри к тебе идущих без числа С венками вкруг чела! Останься необорною твердыней Высоким душам, жаждущим пустыни, Что в небо рвутся, в бесконечный путь, Питая разум свой, — закваской будь, Которая тупой земли скудель Легко преобразует в колыбель, — Будь символом величия природы, Небесной твердью осенившей воды, Стихией будь, летучею, воздушной, — Не будь ничем иным! — И мы, послушно Собравшись посреди лесных полян, Тебе возносим радостный пеан, — Внимай же хору голосов, звучащих В твоих ликейских чащах!» вернуться Ave— католические молитвы «Аве, Мария» («Богородице, дево, радуйся»). вернуться Из поэмы «Эндимион». — Первый отрывок представляет собой первые двадцать два стиха большой поэмы, написаннон Китсом в 1817 году. Античный миф о любви юноши Эндимиона и богини луны, известный Китсу главным образом в переработках английских поэтов XVI–XVII веков (Дрейтона, Лили, Джонсона), послужил основой для аллегорического произведения, в первой части которого воспевается красота природы, во второй — чувственная любовь, в третьей — сострадание, а в четвертой и последней — с ними чудесным образом объединяется и оказывается тождественной им чувственная любовь. Главная мысль поэмы, — идея торжества земной жизни с идеальной, намеренно усиленная переводчиком, — в отрывке еще только намечается. вернуться Нас будет влечь к испытанному крову… — Неточность перевода: у Пастернака «дом» возводится в идеал прекрасного, в оригинале прекрасное предоставляет людям «свой кров». вернуться …о славных мертвых… — В оригинале цитата из «Времен года» английского поэта середины XVIII в. Томсона. Последние три строки отрывка переведены Б. Л. Пастернаком весьма вольно, к тому же он опустил дальнейшие два стиха, завершающие мысль Китса. |
