В раскрытие тайны каждый из нас вложил свою долю. Это было очень похоже на игру-головоломку по составлению рисунка из множества ажурных кусочков, когда каждый вносит в нее свою частицу знаний или открытий. Но на этом наша роль и заканчивалась.

И только одному Пуаро было дано разместить эти_ кусочки на свои места. В то время некоторые события казались незначительными и не относящимися к делу. Например, вопрос о черных башмаках. Но об этом позже… Чтобы изложить события в хронологическом порядке, я должен начать с вызова от миссис Экройд. Она прислала за мной рано утром во вторник, и поскольку вызов был похож на срочный, я поспешил в Фернли, ожидая, что найду ее в плохом состоянии.

Отдавая должное этикету, дама была в постели. Она подала мне свою костлявую руку и указала на придвинутое к кровати кресло.

— Ну, а теперь, миссис Экройд, — произнес я, — расскажите, что с вами.

Я говорил с той притворной добротой, которая всегда присуща практикующему врачу.

— Я в полном изнеможении, — пожаловалась миссис Экройд слабым голосом. — Я совершенно разбита. Это все смерть бедного Роджера. Говорят, что подобные удары не так чувствительны в момент потрясения, как потом. Это реакция.

Как жаль, что в силу своей профессии врач не может иногда высказать то, что он думает на самом деле. Я многое бы отдал, чтоб ответить: «Чепуху несете!».

Я предложил ей тонизирующее средство. Один шаг в игре был сделан. Я ни на минуту не сомневался, что за мной прислали не потому, что у миссис Экройд был шок, связанный со смертью брата. Миссис Экройд просто неспособна подойти к тому или иному вопросу прямо. Она всегда приближается к нему самыми извилистыми путями. Меня очень заинтриговало, ради чего все же она прислала за мной.

— А потом эта вчерашняя сцена, — продолжала моя пациентка. Она немного выждала, словно предоставляя мне возможность понять ее намек.

— Какая сцена?

— Доктор, ну как вы можете? Вы забыли? Этот ужасный маленький француз или бельгиец, или кто он там. Так запугивать всех нас, как он это делал вчера! Меня это совершенно обескуражило. Прийти в такое время!

— Весьма сожалею, миссис Экройд…

— Я не знаю, чего он хотел, когда так кричал на нас. Я смею надеяться, что очень хорошо знаю свой гражданский долг, чтобы позволить себе что-нибудь скрыть. Я оказала полиции помощь, какая только была в моих силах.

— Совершенно верно, — сказал я, когда миссис Экройд сделала паузу.

Я начинал постепенно осознавать, что так волновало ее.

— Никто не может сказать, что я не выполнила своего долга, — продолжала миссис Экройд. — Я уверена, инспектор Рэглан вполне доволен. Почему этот чужой маленький выскочка должен поднимать шум из-за пустяков? Это нелепый тип, словно комик-француз из ревю. Я не могу понять, почему Флора решила привлечь его к делу. Она не сказала мне об этом. Ушла и сделала, как ей вздумалось. Флора слишком независима. Я женщина из общества и ее мать. Ей бы следовало сначала прийти ко мне за советом.

Я слушал молча.

— Что он думает? Вот что я хочу знать. Вчера он… он положительно обвинил меня.

Я пожал плечами.

— Уверяю вас, миссис Экройд, это не имеет значения, — сказал я. — Поскольку вы ничего не скрываете, любые его замечания к вам не относятся.

Миссис Экройд, как это с ней часто бывает, внезапно отклонилась от темы разговора.

— Слуги так надоедливы, — сказала она. — Они сплетничают и говорят между собой. А потом это все расходится… Впрочем, в этом ничего такого нет, наверное.

— Слуги говорят? — спросил я. — О чем?

Миссис Зкройд бросила на меня очень гневный взгляд. Он совершенно вывел меня из равновесия.

— Я была уверена, что вы-то должны бы знать, доктор. Кому же, как не вам, знать? Вы ведь все время были с месье Пуаро, не так ли?

— Да, был.

— Тогда, конечно, вы знаете. Это та девушка, Урсула Борн, да? Конечно, она ведь уходит. Ей бы хотелось причинить как можно больше неприятностей. Злюки — вот кто они. Все они одинаковы. А теперь расскажите, доктор. Вы должны знать точно, что она говорила. Я очень боюсь, как бы не создалось превратное впечатление. Во всяком случае, вы ведь не передаете полиции всякие мелкие подробности, не так ли?

Иногда ведь бывают чисто семейные дела… Ну, с убийством, конечно, ничего не поделаешь. Но если девушка злая, она может наговорить всего.

Нетрудно было заметить, что за всеми этими излияниями скрывалась настоящая тревога. Пуаро оказался прав в своей предпосылке. Из шести человек, сидевших вчера за столом, миссис Экройд, по крайней мере, что-то скрывала. И мне предстояло узнать, что.

— Если бы я был на вашем месте, миссис Экройд, — сказал я резко, — я бы чистосердечно обо всем рассказал.

— О! Доктор, — вскрикнула она, — как вы можете быть таким резким! Это звучит как… А я могу объяснить все просто.

— Тогда почему бы не сделать этого? — предложил я.

Миссис Экройд достала носовой платок с оборочками и глаза ее наполнились слезами.

— Я думаю, доктор, вы смогли бы передать это месье Пуаро, объяснить ему, потому что, понимаете, иностранцу трудно смотреть на вещи с нашей точки зрения. А вы ведь не знаете, какие я должна была переносить мучения, и долгие мучения! Вот какова моя жизнь. Я не люблю говорить дурно о мертвых, поверьте мне, но он отказывался оплачивать даже самый маленький счет. И это повторялось постоянно, словно у него было несколько несчастных сотен годового дохода. А ведь он был, как мне об этом вчера сказал мистер Хэммонд, одним из самых богатых людей этих мест.

Миссис Экройд на минуту умолкла, чтобы приложить к глазам свой украшенный кружевами платочек.

— Итак, — сказал я ободряюще, — вы рассказывали о счетах?

— О, эти ужасные счета. Некоторых я не показывала Роджеру вовсе. Они были на вещи, которых мужчине не понять. Роджер, бывало, говорил, что покупать вообще ничего не нужно. А счета, конечно, приходили и все накапливались…

Она посмотрела на меня трогательным взглядом, словно ища к себе сочувствия за эту их поразительную особенность.

— Да, у счетов есть такое свойство, — согласился я.

Она изменила тон и заговорила почти бранным голосом.

— Уверяю вас, доктор, я превращаюсь в нервную развалину. Я ночами не сплю. И это ужасное сердцебиение. А потом я получила письмо от одного шотландского джентльмена… На самом деле было два письма — и оба от шотландских джентльменов. От мистера Брюса Мак-Персона и от Колина Мак-Дональда. Совершенно случайное совпадение.

— Едва ли, — заметил я сухо. Такие люди всегда выдают себя за шотландцев, но в них легко угадываются черты, свойственные семитам.

— Десять фунтов с десяти тысяч на одну долговую расписку, — тихо, словно припоминая, произнесла миссис Экройд. — Я написала одному из них, но, кажется, возникли затруднения.

Она умолкла. Я понял, что мы приближаемся к самой деликатной части разговора. Мне еще никогда не приходилось с таким трудом наталкивать на существо обсуждаемого вопроса.

— Видите ли, — невнятно произнесла миссис Экройд, — здесь все дело в том, какие у меня виды на наследство, не так ли? Виды на наследство по завещанию. И хотя, конечно, я надеялась, что Роджер меня обеспечит, но тем не менее я ничего не знала. Я подумала, что было бы неплохо взглянуть на завещание… нет, не ради вульгарного любопытства, а затем лишь, чтобы можно было делать и свои собственные расчеты.

Она искоса посмотрела на меня. Теперь положение и в самом деле стало щекотливым. Хорошо, что для маскировки уродливости голых фактов есть много искусных слов.

— Я рассказываю об этом только вам, дорогой доктор Шеппард, — произнесла она скороговоркой.

— Я уверена, что вы не осудите меня и сможете в должном свете преподнести это месье Пуаро. Это было в пятницу днем… — Она осеклась и сделала неуверенное глотательное движение.

— Так, в пятницу днем… — повторил я подбадривающе. — А дальше?

— В доме никого не было… по крайней мере, я так думала. Я вошла в кабинет Роджера… У меня на это была причина, я хочу сказать. Никакого дурного умысла я не таила. Но когда на письменном столе я увидела стопку всех этих документов, меня вдруг осенило: «А не хранит ли Роджер завещание в одном из ящиков своего стола?» — подумалось мне. Я такая импульсивная, я всегда была такой, с самого детства, Я делаю все экспромтом. Он оставил ключи — очень неосторожно с его стороны — в замке верхнего ящика.