Но ведь деду назначено время! Бывший солдат. Почему умолчал о человеке?

— Я ходил не по своей нужде, ты спрашивал за германцев... поглядел, будь они неладны... С хозяином потолковал... надежные люди... Со мной никого не было… тебе, может, показалось.

Если я не получу ответа, вернусь сейчас же в лес.

— Н-ну, не пужайся... кум шел, чтобы вместе... я хотел, как лучше...

Кто этот кум? Что известно ему? Где пропадал дед два с лишним часа?

— ...просил на всякий случай спрятать тебя и еще одного... А как же?.. Не придешь... сразу, с порога... В село наведался, узнать... и кум говорил... идти некому...

Где он живет, этот кум?

— ...недалеко... третий двор по правой руке... вот там... хотел, чтобы лучше.

Расстроенный дед дергал, не переставая, веревку. В этих движениях и в лице его столько простодушия, что я устыдился своих подозрений.

Чтобы загладить вину, я сказал, что имею еще одну просьбу. Не мог бы дед позвать моих спутников? Идти по тропе до сухого дерева... он знает? Нужно сказать два слова: «Братья пилигримы». Я буду ожидать.

— Отчего же?.. Можно... ходил, знаю... братья... як их? Пилигримы. Пароль, значит? Ну, пойду.

С неба сыпались капли, то крупные, то мелкие и частые. Не затихал ветер. Где-то глухо поскрипывало дерево.

Прошло минут сорок. Я уже начал сожалеть. Не следовало обременять старика. Меня не оставляли страхи, хотел понаблюдать... все-таки...

Послышалось блеяние. Дед шел, подталкивая козу. Где же братья пилигримы? Странно. Ходу-то всего к сухому дереву, как мне казалось, десять минут.

О, похоже, приключения последних суток кое-чему научили моих товарищей. Они держались поодаль, перебегали среди кустов, от одного укрытия к другому.

— Товарищ лейтенант, разве это дело? Ушел и как в воду канул, — издали начал Зотин. Он едва двигал непослушными посиневшими губами. — Да еще посыльный... где вы его раскопали? Уверяет... в селе полно немцев.

Что поделаешь? Населенный пункт лежит на берегу Суды. Но об этом еще успеем потолковать. Старик говорит, что со стороны свекловичного поля нельзя проехать вдоль /яра. Если броневики не ушли, значит, застряли на опушке. Немцы не станут гнаться за нами. Но они могли сообщить в село. Начнется обыск. Нужно ждать вечера.

Мои спутники, невесело переглядываясь, молчали. Поблагодарив деда за услуги, я поднял кусок коры, куда сложил еду. Подмокли лишь края. Андреев начал делить ее на части.

— Так, значит, ты командир? — спросил дед. — Ну, пойдем... Минул полдень. Старуха заждалась в хате...

Нет, мы подождем. День. Опасно. Вдруг перестанет дождь, попадем на глаза кому-нибудь.

— Дождь кончится?.. Не беда... хорошо полил, пойдем, не обижай... Я хотел, как лучше... Прошу и вас, — дед повернулся к Андрееву.

— Дедуся, нельзя, за нами немцы... — он спохватился и стал жевать хлеб.

— Как можно, хлопцы, — взмолился дед. — Хата моя рядом, а вам мокнуть под забором?... Что скажут люди, когда дознаются? Срам на все село...

Обиженный и недовольный, старик побрел, сутулясь, через поляну. Вошел во двор к сараю, постоял и скрылся в хате.

Зотин, Андреев, Меликов следили за дедом. Дверь за ним закрылась.

— Хата... четыреста метров... — недовольно прервал молчание Андреев... — К дьяволу ваши... предосторожности, зайти на часок... просушиться.

Нет! Рядом река. Куда пойдет голодный, промокший окруженец, если ему удалось проскользнуть сквозь цепь постов и заграждений? — спрашивают себя немцы. — В хату, не так ли? Они наверняка прочесывают прибрежные села.

— Если бояться всего, что может произойти, и шагу ступить нельзя, — возразил Меликов. — Старшина прав, необходимо просушиться... Двое суток под дождем... кашель замучил.

— Товарищи командиры... под дождем... все это так... но лезть в капкан после всего, что пережили... Чудом ведь выскользнули... а этот овраг? — стал говорить Зотин.

— Так чего тянуть? Тогда идти... пока есть силы, — вспылил Меликов.

Светло. Подождем вечера. Обратимся к деду, проводит. К утру мы должны перебраться на восточный берег.

— Столкнулись лбами... ушли... брести дальше, — говорил Андреев, — может статься, что не проснешься и в колонне пленных... прямо в Лохвицкий лагерь, о котором толковал дед... Колючая проволока в два кола, общая спальня...

Кузнецова потеряли. Где он? В плену или катается по земле с пулей в животе и клянет минуту, когда пошел с нами... Кузнецов замыкающий... шел позади всех и, казалось, имел больше шансов спастись, чем все остальные. Но, сонный, он, возможно, не заметил унтер-офицера, не того, который встал на моем пути, а другого. Не исключено, что Кузнецов ранен, даже убит. Но ведь они — Медиков и Андреев — должны были передать замыкающему последнюю команду?

— Кричали, он вроде повернул... — стал отвечать Медиков. — Я не видел... Кузнецов, должно быть, отстал, если шел прямо.

Значит, контакт с Кузнецовым они потеряли до столкновения? Почему же не наблюдали за замыкающим, как я за ними? Почему не сообщили?

Обидно. Жаль младшего лейтенанта Кузнецова. Конечно, его нельзя назвать безупречным. Но Кузнецов не был из той разновидности лживых хитрецов, как могло показаться, которая устраивает свои дела за счет других. А то, что он ныл, происходило не от низменности натуры. Кажется, он — человек, который часто воспринимает явления в черном цвете и склонен к преувеличению. Но когда приходится туго, такие люди показывают не меньше твердости, чем иные оптимисты. Я не думаю, что немцы возьмут Кузнецова голыми руками, если только сои не затуманил ему голову.

— Да, я тоже так считаю, — согласился Зотин.

— Все равно... человек-то пропал... потому, что перегнули палку... — продолжал Андреев, — боюсь, всех нас ждет та же участь...

Да... но если сушить одежду, — застрянем. Охрана берега усилится, и тогда не избежать того, что было под Гапоновкой.

Надоедливый, холодный дождь не затихал. Всюду вода. Там течет струйками, тут — лужи. Сухо, кажется, только в кобуре.

Медиков и Андреев отошли на бугорок к дереву. Но о том, чтобы прилечь, и думать не приходилось. Плащ-накидки прикрывали лишь плечи.

Зотин остался со мной. Мы продолжали наблюдение, если можно так назвать занятие людей, не способных отвлечься, побороть усталость. И не согреться — за ворот течет вода.

Опасения, что немцы оцепят лощину, рассеялись. Она имела довольно большую длину. Немцы не станут продолжать под проливным дождем преследование в зарослях, густо покрывших склоны.

Идти в село рискованно. Не только из-за чужих глаз. Возражал Зотин. И он был прав. В этих местах действуют части одного соединения. Немцы могли оповестить свои посты и гарнизоны. Три случая — нападение у тригопункта, ночной переполох в районе «верблюда» и столкновение на свекловичном поле — вполне достаточный повод для этого. И каждый раз мы несли потери.

Подошел Медиков, за ним — Андреев. Настаивают на том, чтобы укрыться у деда в хате. Зотин терял терпение.

— Хороши у меня товарищи... вчера постреляли... потом ночью... сегодня... Они не в состоянии продолжать путь и предпочитают спрятаться за спину старика... вовлечь, так сказать, и местное население в орбиту войны...

— Прятаться никто не собирался... — возразил Андреев. — Но я... военнослужащий, для продолжения службы нуждаюсь в передышке... иначе...

— Если вы хотите отдыхать... и непременно в хате, посвятите хозяев в свои дела... Скажем, утреннее столкновение... если немцы нагрянут, вы станете стрелять, потом, допустим, уйдете... кто в ответе?.. Не миновать виселицы хозяину. Зачем вы подвергаете такой каре мирных людей?.. И всего-то из-за нескольких часов сна. Нет... мы солдаты... стреляли, теперь держим ответ... случилось... должны сами выпутаться.

— Я не хочу попасть в плен... и еще меньше... разделить участь младшего лейтенанта Кузнецова. Нужна передышка, — настаивал Андреев.

Терпение! Дождь перестанет не сегодня, так завтра. Выберемся отсюда — спи, сколько хочешь, в любой копне... Я согласен, отдых необходим, но только после переправы, за Сулой.