— Извините, — обиделся Савченко, — я выступаю только в одной роли... не затыкать же уши?.. Если начнете упорствовать, доложу командиру батареи. Вам известно положение на переднем крае?

— Нет, не известно... Передний край для меня проходит там, где выгорела трава в задульных конусах, и он тревожит меня больше, чем все остальное, — сказал Варавин.

Савченко стал говорить о контратаке и прорванной обороне. Мои веки слипались, и, не дослушав, я уснул.

Наступило утро 4-го сентября. В 7.00 батарея открыла огонь. Савченко ходил между орудиями, кажется, считал ящики. Потом завернул к буссоли.

— Снаряды, братцы вы мои, не сухари... один на двоих не разделишь... У меня кое-что записано, можете не сомневаться. Вы доложили четыреста сорок, а на самом деле сколько?

— Столько, сколько названо в сообщении, переданном на наблюдательный пункт... Четыре сотни и четыре десятка.

— Нет... неправда! — возразил Савченко.

— Как... неправда? Старший на батарее пользуется данными, которые сообщают командиры орудий... И заниматься бухгалтерией не его дело. Орудие по уставу вверено сержанту. В порядке выполнения своих обязанностей командир орудия докладывает обо всем, что касается личного состава, материальной части, боеприпасов и прочего... он обязан говорить правду, а мы с вами... принимать его слова на веру... выворачивать солдатские вещмешки я не желаю и вам не позволю...

— Но командиры орудий... обманули... тут особый случай... и при чем... вещмешок? — возмутился Савченко.

— Так... значит, когда мир и благодать, есть кому считать снаряды, изобличать неправду, а когда строчат автоматчики, все это милостиво возлагается на совесть командира орудия... Поступай, как хочешь... Нет... бухгалтерские нравы на огневых позициях недопустимы, — поддержал меня Васильев.

— Товарищи лейтенанты, командир батареи... единоначальник... Он требует точную цифру!

Дискуссию оборвал возглас из ровика телефонистов:

— По местам!.. По колонне...

Закончилась первая, вторая стрельба. Варавин объявил перерыв.

— Можете считать, что сэкономили полсотни снарядов... Рассеяна колонна, конный обоз, подавлена стопятимиллиметровая батарея... только начала сниматься с позиции. Два орудия уничтожены, упряжки погибли.

— Как обстановка?

— Дела неважные... наша пехота отошла к огородам северной окраины Песков... Что-то притихли немцы... вместо того чтобы скрывать снаряды, потребуйте точнее наводить орудия...

Трубку взял замполит. Два ящика он обнаружил у Орлова. Варавин снова стал говорить со мною.

— Что это значит? Никаких личных запасов... По местам!

Командир батареи собрался стрелять по пехоте. Обрыв на линии.

В 8.30 связь наладилась, но ненадолго. В 8.45 телефонист сообщил, что в результате обстрела церковь загорелась. НП меняется, пехота отходит. Снова порыв.

Связь возобновилась только в 9.30. Новый НП находился уже южнее села.

Грохот разрывов со стороны Подгорного и с востока то усиливался, то затихал. К 10 часам бой возобновился, перестук пулеметов стал перемещаться в южном направлении. Позади ОП, за Десной, стоял тяжелый непрерывный гул орудийных выстрелов, разрывов.

Из района села Анисова батареи вели интенсивный огонь. Отрадно — не все в таком положении, как 6-я. Конечно, Карасев говорил только о снарядах 107-мм калибра.

Орудия умолкли снова. Около 10.30 телефонист передал, что село Подгорное оставлено. Пехота продолжала отходить на рубеж наблюдательных пунктов. Трубку взял лейтенант Смольков и начал кодировать. Он говорил о нитке, большой дороге и обмотках, которые разматывались в направлении Енькова, небольшого хуторка, лежавшего юго-западнее Подгорного. Значит, немцы вышли на дорогу Анисов — Подгорное и теснят пехоту на запад, к Десне.

Связь возобновилась только к полудню. Батарея открыла огонь. Что происходит впереди? Варавин совсем забыл об экономии. Поток команд. Телефонист никак не мог вклиниться и передать о том, что снаряды подходят к концу.

В 13.00 я вынужден был подать команду «Стой!» и попросил к телефону командира батареи. Он передал через командира взвода управления, что помнит о снарядах.

— Передают для вас... товарищ лейтенант... Огонь! — кричал охрипший телефонист.

— Огонь!

Выстрел, выстрел, выстрел. Улетела последняя очередь. Больше снарядов нет. Мой доклад наконец возымел надлежащее действие. Варавин взял трубку.

— В чем дело? Давайте НЗ!

107-миллиметровая корпусная пушка — так назывались наши орудия — имела передок, в лотках которого перевозилось 16 снарядов, составлявших так называемый неприкосновенный запас. Комплектовать его полагается различными выстрелами — осколочно-фугасными гранатами, шрапнелью и бронебойными снарядами. Шрапнель предназначена для пехоты, бронебойные — для танков.

Шрапнель, за исключением нескольких выстрелов с поврежденными гильзами, была израсходована еще на той стороне Десны, во время стрельбы в орешнике. Бронебойные снаряды в батарею не поступали, а те, что оставались с мирного времени, расстреляны в районе Ковеля еще в первые дни войны. Несколько штук, сохранившихся в передке 1-го орудия, израсходованы у Старой Гуты, когда я заехал в расположение немцев.

Лотки загружены осколочно-фугасными гранатами — универсальным снарядом, который применялся для стрельбы по различным целям — от пехоты до танков. Высокая начальная скорость и внушительная масса гранаты производили такое же действие при стрельбе по танку, как бронебойный снаряд, и мы никогда не замечали отсутствия этих последних.

Боевой Устав артиллерии предусматривает вполне определенные случаи, когда разрешается использовать НЗ. Он предназначен только для отражения нападения непосредственно на огневую позицию.

Огневые взводы всякий раз, когда прекращается связь, предоставлены сами себе. Так не пойдет. Я просил Варавина соблюдать уставные положения и не распоряжаться неотъемлемым ресурсом ОП в интересах задач, которые решает командир батареи, находясь на наблюдательном пункте.

Варавин молчал несколько мгновений, потом продул трубку:

— Прикажите выложить НЗ. По мостам!

Савченко и Васильев, присутствовавшие при разговоре, переглянулись.

— ...ничего не поделаешь... может, на наблюдательном пункте тоже нуждаются в самообороне... — сочувственно произнес Савченко.

— Не исключено, но НЗ все-таки предназначен для самообороны ОП, и ни для каких других целей, — возразил Васильев.

Стрельба возобновилась. Цель — пехота. Дальность — 5600 метров.

— Батареей... один снаряд... огонь! — передавал с НП телефонист, И снова: — Огонь!.. Огонь!..

У орудий осталось по 6 выстрелов, когда прервалась связь. Невдалеке, за косогором, по которому проходила дорога на Подгорное, слышался треск автоматов. В тылу рычали чьи-то тягачи.

Отправленный на линию телефонист не возвращался. Прошло полчаса. 4-я батарея провела одну стрельбу я умолкла. Треск автоматов слышался отчетливей. Пора принимать меры, огневые взводы должны подготовиться к обороне... разобрать карабины, установить наблюдение в секторе обстрела. Всем напомнить схему ориентиров.

Расчеты ждут восстановления связи. Прибежал телефонист.

— Товарищ лейтенант, на бугре немцы... вот... вот... уже на этой стороне дороги... правее мостика.

Косогор в полутора километрах справа, строго на восток. Где пропадал телефонист столько времени? В бинокле плыла, перемещаясь полосой, пожелтевшая стерня, разделенная косыми рядами копен. Я не замечал никаких признаков присутствия людей на косогоре. Зачем телефонист забрел к мостику...

— Еще утром туда перенесли линию... дошел до села, там немцы и в копнах тоже... еле выбрался... немцы в касках... рубахи болотные... кабель обрезали...

— Внимание, наблюдать ориентир три.

Я снова взялся за бинокль. На косогоре люди, два... три... похоже — немцы.

— Внимание... пехота... справа... второму огневому взводу... сменить позицию!