— Вот вы где! — и повернулся к Васильеву. — Уже несколько дней гоняюсь за ними... вы обыскали? — и крикнул: — Руки вверх!

У задержанных, помимо фонарей, были найдены пистолеты, обоймы, запасные батарейки.

— ...вам повезло... где вы их взяли? — спросил капитан. Потом обратился к одному из своих спутников: — Ведите к машине... только полем. Я сейчас вернусь.

Самолеты продолжали сбрасывать осветительные бомбы. Вдруг взвыли осколочные. Над развалинами грохотали разрывы.

Эшелон, наконец, ушел. Шлагбаум открылся. Загудели моторы.

За обочиной послышались выкрики. Кто-то пробежал мимо...

— Стой! Стой!.. Стрелять буду!.. Раздались выстрелы.

Я подошел к стрелявшему. Связной Васильева из группы, которая конвоировала задержанных.

— Убежал, — растерянно проговорил он. — Были уже почти на месте... подошли люди... Тот высокий присел, меня кто-то ударил... Они бросились под машины...

— Эх, вы, ротозеи, — выругался капитан с маузером. — Черт понес вас по дороге. Я же предупредил... вести полем. За мной!

Колонна трогалась. Гул и крики. Я вернулся к орудиям. Спустя несколько минут явился связной.

— Поймали одного, товарищ лейтенант, лежал за дорогой. Капитан сцапал... теперь не уйдет, — радостно объявил солдат.

— Чекист, видно, цепкий парень, — отозвался Васильев. — Я уже жалел, что труды мои пропадут даром...

Мимо, подавая сигналы, двигались машины. Урчали тягачи.

Продвинувшись, орудия остановились. Куда дальше? Нужно ожидать командира батареи.

Прошло еще минут десять. Кто-то выкрикивал мою фамилию, кажется, сержант Митрошенко из взвода управления,

— Товарищ лейтенант, командир батареи приказал ждать. Он сейчас подойдет... Начисто город разрушен.

Стали собираться огневики. Сержант рассказывал о том, что видел за переездом. Вскоре пришел Варавин.

— Что они наделали!.. Вчера еще здесь стояли прекрасные дома. Теперь — кучи развалин... Данных о положении в городе нет, объездов никто не знает... До рассвета нужно пересечь руины и сосредоточиться на северной окраине, у выезда на гомельскую дорогу. Колонну поведу я.

6-я батарея, миновав шлагбаум, повернула на улицу, которая вела в северном направлении. Проезд вначале был достаточно широким, но чем дальше, тем становился уже. Груды камней, гнутая жесть, какие-то бревна загромождали улицу. Все это тлело и дымило. На фоне огней торчат перекошенные телеграфные столбы, стропила крыш, изуродованные деревья. Несло гарью, битым кирпичом и еще теми непередаваемыми запахами, которые всегда наполняют воздух на пожарах и похоронах.

В стороне вспыхнула осветительная бомба. Варавин, направлявший движение, осмотрелся и крикнул: «Не сворачивать, не останавливаться, прямо и прямо вперед!» — и ступил с подножки на плоскую часть обнаженного фундамента.

Через полкилометра колонна остановилась. Улицу преградили лежавшие поперек каменные глыбы. По сторонам поднималась пирамидой куча кирпичей. Это был каменный мешок, открытая горловина которого осталась где-то позади.

Прибежал связной. Командир батареи приказал: «Движение продолжать!»

Темнота, пыль. Орудийные номера растаскивали камни, обугленные бревна. Тягач тронулся, прошел немного и стал. Слышен голос командира батареи. Он ни с чем же желал считаться.

— Разве вам не передали приказание? По кирпичам... вперед!

Тягач тронулся и, присев на гусеницу, остановился. Из кабины выглянул водитель.

— Товарищ лейтенант, боязно... перевернемся...

Но тягач не перевернулся. Он полз, круша гусеницами камни, дергался. Подскакивали на колесах орудия. Продвинувшись на полсотни шагов, тягач застучал, заскрежетал и остановился. Снова окрик Варавина.

— В чем дело? Вперед!

Отскакивали, разбрасываемые гусеницами, кирпичи. Тягач судорожно полз, взбирался на камни, проваливался в ямы. Скрипело и содрогалось вместе с передком орудие. Попавшие под лафет кирпичи крошились, как в дробилке.

На одной из куч тягач потерял управление и с большим креном начал валиться на бок. Водитель прибавил газ, пытаясь его выровнять. Тягач дернулся и замер с оборванной гусеницей.

— Снимайте его оттуда и приступайте к ремонту, — крикнул Варавин. — Живо!

Орудийные номера возились, пока стащили тягач. Водитель начал ремонт. Подошли другие расчеты.

Варавин построил людей и разомкнул шеренгу:

— Не будем терять времени... Пока наладят тягач, мы расчистим путь... все лишнее убрать! Никаких инструментов! Приступить к работе!

Люди принялись за дело. Летят кирпичи. Гарь. Дым.

Снова гул «юнкерсов». Вперемежку с осветительными они сбрасывают осколочные бомбы. Только самые пугливые поднимают головы, ожидая, пока пронзительный вой оборвется и прогрохочет разрыв.

Прибежал Смолин: «Готово!»

— Ну вот, дорога свободна... молодцы, «саперы»!.. Управились без инструментов... — обращаясь к расчетам, кричит Васильев. — Вперед, «и горе Годунову!».

Батарея продвинулась еще около километра. И снова завал. В небе погасла последняя бомба. Гул «юнкерсов» затих. Люди продолжают расчистку улицы.

Варавин озабоченно рассматривает подсвеченный фонарем новый лист карты. Кажется, он потерял ориентировку.

— Нужно было держаться одного направления, — выругался он, — а теперь... поди, разберись в этой каменной пустыне...

Держаться одного направления? А если бы и оно оказалось закупоренным? Варавин вел батарею, предпочитая улицы, где меньше завалов. Где мы находимся? Варавин пытается найти ответ с помощью карты. Но как определить точку своего местонахождения, когда вместо ровных, расходящихся прямой линией улиц, нанесенных на карте, вокруг хаотическое нагромождение кирпичей? Темнота. Ни углов, ни домов, ни перекрестков. Развалины не имели номеров и названий.

— Нет смысла двигаться с повязкой на глазах... Объявляю перерыв, — решительно произнес Варавин. — Попробуем теперь найти кого-нибудь из горожан.

Удачливей всех оказалась группа Васильева. После недолгих поисков он обнаружил подвал. Мы бросились на его зов. Дверь приоткрылась. В углу мерцал огарок свечи. Плакал ребенок, раненый стонал, старые женщины с узлами жались вдоль стен. В подвале находился и человек призывного возраста — сотрудник одного из городских учреждений.

После короткого разговора Варавин назначил его проводником. Эта миссия, кажется, не радовала горожанина, и он неохотно покинул убежище.

— Нельзя отказать в помощи людям, когда они просят... Укажите направление ближайших улиц, их названия. Это ваш долг... Потом вернетесь... Пойдемте! — убеждал его Варавин.

Подавленный страхом, проводник плохо справлялся со своим делом и не умел ориентироваться. Ко всему этому еще оказалось, что он нездоров. Ему сделалось плохо.

— Что же вы умолчали о болезни? — Варавин отпустил проводника. — Время не ждет... Пусть люди принимаются за расчистку... поиски жителей продолжать.

Рассвет мы встречали белые от пыли, уставшие и злые. К 6.00 с группой орудийных номеров я, в роли разъезда пути[12], оказался у высокой чугунной решетки. В глубине двора стояло серое, внушительного вида здание. Кроме выбитых стекол повреждений оно как будто не имело.

Обрадованные, все направились во двор. По сторонам каменной лестницы на постаментах стояли старинные медные орудия. Над массивной дверью поблескивала надпись. Городской исторический музей.

На зов вышел человек довольно необычного вида — маленький, сухой и желтый.

— Чудеса... — в изумлении произнес Варавин, — китаец... или японец... уж не ради шутки «юнкерсы»... сбросили с зонтиком?

Человек, стуча обувью, торопливо спускался по ступеням.

— Санинструктор захватил медикаменты? Вдруг и тут раненые...

Оглядев всех быстрым приветливым взглядом, человек представился.

— Смотритель музея, — он назвал восточную фамилию. — Такие дни, — сокрушенно говорил смотритель о трагедии, постигшей город. — Заходите, пожалуйста, будьте гостями.