- Чепуха! Поверили клеветнику?

- А он доказал. Врач осмотрел его тело - пара свежих гематом. Или дрался накануне, или девица сопротивлялась… Главное, якобы стул, на котором допрашивали, залит его кровью. Стул изъяли, кровь нашли - сиденье сбоку измазано. Сделали анализ - его кровь. Все, избили в милиции. Меня чуть не уволили.

Я спохватился: нельзя сейчас забивать голову историями, которые принимаю близко к сердцу. Своих хватает. Словно догадавшись об этом, Петр умолк и начал мыть посуду. Я же взялся изучать медкарту.

Ольшанин Дмитрий… Я полистал. Как? Медкарта пуста, словно ее только что начали. Всего несколько записей. Жалоба пациента на простуду и головную боль: прописаны пирамидон и цитрамон… Жалоба на бессонницу: прописан димедрол… И все. Ни диагноза, ни вклеенных анализов, ни рентгена… Ни слова о психопатии, о перинатальной патологии, о тревожности и депрессии… О способности совершать немотивированные поступки…

И главное: ни слова о тех стуках, которые раздаются в мире и просятся в голову Ольшанину.

Ночью мне казалось, что спать не дают комары. В августе? Может быть, летал один… Спать мешала загадка медкарты. Я знал, что ночными размышлениями ее не решить и отбросил до утра. Вместо медкарты в сознании проявилось ружье деда Никифора - продал он его? Потом еще что-то вспомнилось… Надо бы собрать образцы почерка Висячина и Дериземли - анонимка не их ли рук дело? Жену Висячина передопросить: все-таки на что муж пил? Но над всеми тревогами, как черная туча, нависала одна мысль: почему не звоню Лиде? Она ведь ждет… А не звоню потому, что за годы совместной жизни ни разу мой голос не глушила нечистая совесть.

Комары, мысли… И я проспал. Майор уже отбыл в город, как мы и договорились. Я умывался, пил чай, подметал избу, а комары и мысли жужжали над ухом…

Может быть, медкарты две, и есть вторая со «стуками»? Или же существует второй Дмитрий Ольшанин? Надо допросить Амалию Карловну…

От такой необходимости меня передернуло, как от рвотного позыва. Неужели эта психологическая отметина на всю жизнь?

Я пробежался по избе. У печки стояло ведро, полное свежей картошки. Когда Петр успел купить? Я взял таз и сел ее чистить. Кстати, успокаивает. К возвращению майора кастрюлю начищу…

Не то легонько стукнуло, не то суховато треснуло. Я не огляделся, потому что старая изба полна звуков слабеньких и непонятных. Особенно ночью. Под полом мыши, на чердаке кошки, на крыше птицы. Но на меня повеяло чем-то непонятным, не воздухом и не запахом… Холодящим не кожу, а душу… Я вскочил, выронив нож..

У порога стояла женщина.

Обычная, заурядная, статная толстушка. Впалые щеки, не типичные для полных. Рыжеватые кудряшки. На плечах что-то вроде халата.

- Вы зачем явились? - хрипнул я.

- Шантажировать.

Вместо того чтобы убить ее словесно, я настолько удивился, что спросил:

- Чем?

- А то не знаете…

- Немедленно покиньте помещение! - рявкнул я так, что очки подпрыгнули.

Амалия Карловна послушно шагнула за порог. Я двинулся следом, как конвоир. Уже за калиткой, не на моей территории, она обернулась и сказала с некоторой печалью:

- Все произошло оттого, что вы не поняли и не оценили моих способностей парапсихолога.

- Парапсихологи - это люди с больным мозгом, - бросил я, закрывая калитку на щеколду.

- Сергей Георгиевич, неужели вы ничего не знаете о феномене предвосхищения? Когда человек способен видеть будущее?

Я не ответил - хватит, наговорились. Но бес любопытства меня толкнул:

- Чем же вы хотите шантажировать?

- Сделаю заявление.

- Кому?

- Ну, хотя бы прокурору области.

- Думаете, он принимает заявления от первого встречного?

Она улыбнулась. Видимо, хотела это сделать поочаровательнее, а мне показалось, что так улыбнулась бы волчица, если бы умела.

- Сергей Георгиевич, я прокурора области вижу чаще, чем вы.

- Небось, пытаетесь лечить? - улыбнулся я, как улыбнулся бы волк, если бы умел.

- Почему пытаюсь? Лечу.

- Амалия Карловна, вы же аферистка.

Теперь она хохотнула так, что кривые колья ограды шатнулись. Они, кривые колья ограды, нас разделяли - не только они, но и ее взгляд из-за решетки ресниц. Хохоток же означал, что я наивен, как пенек. Например, не спрашиваю главное:

- И что же заявите?

- Товарищ прокурор области, ваш следователь Рябинин подсыпал мне в кофе снотворного и потом изнасиловал,

- Но ведь было ровно наоборот, - вырвалось у меня, разумеется, наивно.

- А это вы расскажете прокурору: женщина привела вас к себе, напоила, изнасиловала. Вот он посмеется.

Я смотрел на неё и думал о свойствах лжи. Что надо сделать, чтобы она прилипла к человеку? Надо в правду капнуть лжи одну каплю. И вся правда мгновенно перестанет быть правдой. Известно, ложка дегтя в бочке меда. Приди ясновидящая и скажи прокурору, что я изнасиловал ее, - он не поверит. Надо смешать ложь с правдой: был у нее дома, пил водку, ночевал…

И все-таки главное я пока не спросил:

- Амалия Карловна, зачем вам этот шантаж?

- Чтобы ты прекратил уголовное дело.

- Ага, значит, замешаны в убийствах?

- Нет, но боюсь за Митю Ольшанина.

- Значит, он замешан?

Невропатолог отвернулась и не ответила. Я ждал, пробуя что-то прочесть по ее лицу, но видел только профиль, густо нарумяненную щеку и янтарную сережку. Мое напряжение через давление грудью передалось забору, и тот нетерпеливо скрипнул. Видимо, ясновидящая ответила ему:

- Не за себя хлопочу…

- А почему за Ольшанина?

- Жалко парня.

- А почему его медкарта пуста?

- Он просил. Хочет съездить в Финляндию и боится, что психа не пустят.

Поверить в ее жалость - что поверить в доброту палача.

- Амалия Карловна, вы понимаете смысл своей просьбы? Два убийства.

- Бывают же «глухари», нераскрытые преступления…

Подъехала машина. Майор загнал ее на свое место, вылез, извлек тяжелую сумку и подошел ко мне. Я удивился:

- Петр, вот тут, за забором, стояла женщина… Где она?

- Никакой женщины не было.

Майор разбирал сумку. На моей душе захорошело, пельмени, но глаза округлились - десять пачек.

- Петр, у нас же нет холодильника.

- Съедим.

- За день?

- За два. Вот сейчас сварю четыре пачки, по две на брата.

Пельменную радость вытесняло тревожное недоумение. Визит дамы. Нет, не ее бесследное исчезновение: она же местная, знает все ходы и выходы. Уползла в крапиву.

- А какая женщина стояла за забором? - спросил Петр.

- Амалия Карловна приходила…

- Зачем же?

- Просит расследование прекратить.

- Ага, значит, попалась, - сделал майор логичный вывод.

- Просит не за себя, а за Ольшанина.

- Ага, значит, он попался, - сделал майор второй вывод, тоже логичный.

Занятная у нас кастрюля: что бы ни варили, все слипается. Каша, гороховый суп, пельмени… В миске лежал шмат конгломерата, словно его только что выломили из фундамента. Впрочем, на вкусовых качествах пельменей это не отразилось.

Поев, майор настроился на серьезный лад:

- Сергей, дело-то раскрыто.

- Разве?

- К тебе пришла женщина и сообщила, кто преступник.

Поскольку я скрыл от майора историю своего падения, то не мог сказать, что этой телепатке верить нельзя. Пришлось зайти с другого конца:

- Петр, а почему она это сделала?

- Разве не объяснила?

- Якобы из-за жалости. Мотивация слабовата. Видимо, их что-то связывает.

- Он снабжает ее травами, - подсказал майор.

- И этого достаточно, чтобы обратиться с просьбой закрыть дело о двух убийствах? Чтобы вести фиктивную медкарту?

Петр взялся за мытье посуды, что оказалось не просто, ибо один конгломератистый ком приварился ко дну намертво.