Но к тому времени участь битвы была уже решена.

Ну и что, и до неё и после врагами Наполеона стали даже его бывшие маршалы, которым он помог стать королями.

Наверно, можно найти немало примеров такому вероломству.

Имперцы даже не пытались испытывать судьбу. Поэтому отец Тоши, куда бы не заносила его судьба, служил вдали от родных краёв. Женщина перечислила множество названий, которые мне совершенно ничего не говорили. Одно насторожило, что она довольно точно называет число переходов. Ну, скажем, не три или около двух, а три с половиной или два с четвертью.

– Так было написано на карте, – удивлённо воззрилась она на меня, отвечая на вопрос.

Тут я насела на неё по-настоящему. Как оказалось – не зря. Выходит, у имперцев были масштабные карты, вот только расстояние на них измерялось в переходах. Правильно, для военных так сподручнее. Однако, для пограничных форпостов, расположенных в горах, лесах и другой труднопроходимой местности давались необходимые пояснения.

Например форпост Горный – пять переходов… Всё считалось в пеших, иначе пришлось бы писать ещё нарговые, тачпанные, а потом уточнять о двуконь ли должен идти всадник, чтобы поспеть в указанный срок, или на одном ездовом животном. Да-а… и форпост Равнинный – в трёх. А потом выясняется, что почтовый крамл и до одного укрепления и до другого долетает за одно и то же время. Значит, по-прямой до них одинаковое расстояние.

– А на карте оно как отображалось? По длине. Одинаковым или разным? В смысле – по прямой, или в переходах.

– Скор… кор… скорректировано, – наконец выдавила Тошхарарман не слишком знакомое для себя слово.

Ну и переврала его малость, это я потом у Кара уточняла, а он – у Тоши. Но это уже совсем другая история.

Факт, что топография у соседей оказалась на очень высоком уровне, если считать наше время средневековьем. Во Франции, например, точные замеры территории сделали только перед революцией. Ещё король Людовик… не помню точно, какой по счёту… возмутился: "Да вы, учёные, сократили мои владения сильнее, чем маршалы их расширили!"

Правда, задолго и до этого существовали карты, которые составляли древние греки и римляне. Иначе как бы они плавали по своему Средиземному морю. Вон у Одиссея, её точно не было, оттого и носило его по белу свету, как осенний листок, незнамо сколько лет – соратники давно успели вернуться домой, а сын вырасти.

Но как бы плохо не обстояли дела у Улисса, у нас в Леворе они были куда хуже. Ни о каких картах никто не помышлял. Помню, спросила о них у Клэриона, ещё тогда, на пути к Западному перевалу. Нет, сначала долго пришлось растолковывать, о чём веду речь. Клэр всё-таки вник, не дурак, но тут же сделал удивлённые глаза:

– Зачем нам какие-то рисунки? Вот она дорога, – махнул он рукой, – непременно к крепости выведет.

Не-е, ну прям, как у Фонвизина: "Еоргафия – наука не дворянская".

– Ты посмотри, Ол, – добавил супруг чуть погодя, – вон – слева горы, – указал он на торчавшие из-за вершин деревьев скалы, – А вон там – море, – махнул он вправо, где за серой пеленой дождя невозможно было разглядеть, где кончается земля, и начинается небо. Какое уж там море? – Тут и заблудиться то негде!

– А мы подъедем на него посмотреть? На море?

– А зачем? – поразился Клэр. Ещё и Рона скорчила рожицу, показывая своё "Фи!"

Действительно – на хрена! А я чё? Я не чё! Может в такой вот простоте нравов и помыслов и есть какая-то сермяжная истина?

Что-то тебя опять понесло не в ту степь.

Нет, как раз в ту… Туда, куда вернулся Лайронхат со своим кланом из бывших ветеранов-наёмников, их жён и детей. На службе империи отец Тоши ухитрился дослужиться до офицерского чина, чему его дочь была несказанно рада и очень гордилась. Среди кочевников это была большая редкость. Однако, подозреваю, что с отставкой его получали многие наёмники-сержанты, что, несомненно, служило росту их авторитета среди сородичей и соответственно амбиций самих новоявленных господ-офицеров.

Вот только друзья лаима… Не помню уже, говорила или нет, слово "лаим" означает "багатур" или "богатырь". Приставка, повышающая статус амалата среди прочих, таких же, как он, глав родов… Так вот, двое друзей, тех, с кем Лайр оставил родные края, домой уже не вернулись. Один Шахтирлай… так, кажется… погиб чуть ли не в первом в бою. Второй Варширокман остался в империи. Может, он и не прогадал.

Как я потом разузнала, такие вот, только что возникшие амалы, как правило не один год, а то и всё время околачиваются вблизи границ империи, кочуя по левому берегу Западной, при малейшей опасности, как шуги в нору, перебегая по мосту на правый берег. Когда опасность минует, имперцы вновь выпускают их обратно в Степь. Союзники всё-таки, как-никак. Мать их за ногу!

Лайронхат был не таков. Он со своим отрядом ушёл в дальнюю даль от имперской границы, в родные степи, чуть ли не к самому морю.

Похоже, амбициозный был дядька.

Это, в конечном счёте, его и сгубило.

Лаим со своим родом продержался несколько лет, умело играя на противоречиях между вождями марамалов, ни к одному из которых он так и не примкнул.

Разумеется, присоединение к сильному отряду, существенно повышает шансы клана на выживание, однако вместе с этим на него сваливается и множество обязанностей. Любое пожелание предводителя марамала – закон. Тоша пояснила его просто: прикажет хан амалату собирать кизяк вместе с рабами, тот будет это делать. А если ему такое распоряжение не понравится? А кого это волнует? Взял на себя обязательство повиноваться во всём, скрепив его клятвой, – выполняй! За неповиновение одно наказание – смерть!

На самом деле до такой дурости, естественно, не доходит. Для любого, не то что главы рода, но и заслуженного воина приказ собирать дерьмо – смертельное оскорбление, которое можно смыть только кровью, своей или чужой. Моментально начнётся поножовщина. Но тут важен сам принцип подчинения. Только что примкнувшему клану могут таких заданий понадавать, что волком взвоешь.

Поэтому те амалаты, что чувствуют в себе силу в одиночку противостоять невзгодам, не очень-то спешат расстаться со свободой принятия решений и единоличной властью добровольно. Чаще всего это происходит принудительно. Победители не истребляют захваченных воинов и юношей разгромленного клана и не обращают их в рабов, а делают нихтарами – должниками.

При этом им даже возвращают часть имущества, жён и детей, скот, чтобы прокормиться. "Излишки" и красивые девушки беспощадно изымаются. Вроде бы побеждённые и сохранили свой род, и даже "породнились" с победителями, но теперь они в долгах, как в шелках. Их удел жалкое полуголодное существование, когда у хана приходится вымаливать подачки, платя за них втридорога верной службой.

Единственная надежда на военную добычу, которая позволит поправить дела и оплатить долги. Именно такими зависимыми кланами и прирастала марамал, а затем орда Чорхорона-джеха, разрастаясь, как на дрожжах.

Со смертью предводителя союз распался. Добровольные союзники пошли своими путями. Взять хотя бы Тархурабана-джеха, ведь его отец Цурматош-джех был правой рукой Чорхорона. Самое интересное, что с Фальхрымом и его матерью Милларман остались именно бывшие должники, которые при покойном хане успели не только вернуть потерянное, но и разжиться чужим добром. Вот только заплатили они за это жизнями своих воинов. Как тут уже говорилось, новое поколение выросло, но ни сама ханша, ни её приближённые в сомнительные авантюры пускаться не спешили. За исключением этого зимнего похода.

Но тут ничего удивительного. Предприятие сперва обещало быть лёгким и прибыльным. Пусть отряд Фальха плёлся в самом конце, но в нашествии участвовал. Молодой хан первым отправился в замок… на свою голову. И этот его энтузиазм вполне понятен. Раз марамал ни в каких рискованных предприятиях или стычках не участвует, значит он слаб или предводитель – трус. Стервятники не заставят себя долго ждать, накинувшись со всех сторон.