– Очень надо! – Артафрен скрылся за циновкой, служившей вместо двери.

Дарий смотрел на все это с добродушной улыбкой.

– Разве я виновата в том, что мне действительно мало ночи, – прошептала Статира, положив руки Дария на плечи и призывно глядя ему в глаза.

Имя Бардия означает на древнеперсидском языке «сильный, могучий». Это имя как нельзя лучше подходило младшему сыну царя Кира.

Было достаточно одного взгляда на его высокий рост, широкую грудь и могучие плечи, чтобы понять: большая сила таится в этом отпрыске великого царя. Камбиз недолюбливал своего младшего брата, который был не только выше его на целую голову, но и мог дальше пустить стрелу из лука, сделанного из рогов горного козла. Бардия был кумиром бактрийцев, которыми он правил еще при жизни Кира. Женатый на женщине из самого знатного рода этой страны, Бардия при желании мог бы стать царем Бактрии. По одному его слову бактрийцы встали бы все как один.

Потому-то Камбиз после смерти Кира, по совету Арсама, сделал Бардию наместником Мидии, приказав ему покорить соседнее с Мидией сильное и вольнолюбивое племя кадусиев. Камбиз втайне надеялся на то, что мидяне без особого рвения последуют за Бардией на эту войну и поход в страну кадусиев может завершиться не только разгромом войска Бардии, но и смертью его самого.

Однако Бардия обладал удивительной способностью располагать к себе сердца своих подданных. В скором времени мидяне служили ему столь же ревностно, как некогда бактрийцы. А битву с кадусиями Бардия, можно сказать, выиграл в одиночку, вызвав на поединок их царя. В конной схватке на виду у двух войск Бардия уверенно одержал верх, заколов своего соперника копьем.

После этого кадусии покорились добровольно. Они прозвали Бардию Таниоксарком, что на языке кадусиев означает «обладающий могучей силой».

Камбиз был очень обеспокоен таким возвышением Бардии, которому кадусии и мидяне оказывали царские почести. Камбизу также было известно о разговорах среди персидской знати: мол, жаль, что царский трон Ахеменидов достался не Бардии. Во время похода в Египет Бардия командовал мидийской и бактрийской конницей. Все успехи персидского войска неизменно были связаны с его именем. Он отличился и на поле сражения, и при штурме крепостных стен. Камбиз, уходя с войском в Куш, оставил Бардию в Нижнем Египте якобы для надзора за завоеванной страной, а на самом деле чтобы тот не прославился еще больше, побеждая кушитов.

Неудача, постигшая Камбиза в Куше, роковым образом отразилась на его судьбе. Слух о смерти царя подтолкнул Бардию к действию. Он покинул Египет, чтобы по обычаю персов занять царский трон. Известие о том, что Камбиз не погиб, не вызвало у Бардии сожалений в поспешности, с какой он водрузил на свою голову царскую тиару. В окружении Бардии были люди, которые давно внушали ему мысль о захвате власти, поскольку ненависть Камбиза к брату грозила тому смертью.

«Покуда царствует Камбиз, ты будешь ходить по лезвию меча, – твердил Бардии его лучший друг мидиец Гаумата. – Избавиться от Камбиза для тебя единственный способ сохранить жизнь».

И Бардия решил сражаться с Камбизом за трон и за жизнь, благо у него было небольшое, но преданное войско.

Внезапная смерть, постигшая Камбиза на пути из Египта в Персиду, избавила державу Ахеменидов от братоубийственной войны. Бардия стал общепризнанным правителем.

Новый царь по обычаю взял себе гарем своего предшественника, принял присягу войска, объявил место и день сбора знатных вельмож, чтобы в своей тронной речи объявить о принципах своего правления.

Своего любимца Гаумату Бардия почтил особой честью, вознамерившись выдать за него замуж свою сестру Атоссу.

Атоссу, прибывшую в Экбатаны из Пасаргад, о намерении ее брата известили евнухи, приставленные к гарему. Случилось это накануне приема в царском дворце родовой знати персидских и мидийских племен.

В тот вечер Бардия допоздна засиделся со своими ближайшими советниками, обсуждая, кого из бывшего окружения Камбиза приблизить, а с кем держаться настороже. Решали также насущные проблемы огромного царства, коих оказалось такое множество, что у Бардии поначалу голова пошла кругом. Канцелярия Камбиза была полна письменных жалоб на несправедливые притеснения сатрапов[23] и местных чиновников, доносов на отдельных людей и на целые города, где якобы зрело недовольство властью Ахеменидов. Жаловались царю и сатрапы и сборщики налогов, предупреждая о враждебности к ним населения в Арахоски, Гедросии, Маргиане, Вавилонии и Дрангиане. Царские писцы показывали Бардии длинные списки неоплатных должников со всех частей царства. Налоги в царскую казну давно не выплачивались в полном объеме по причине обнищания свободных земледельцев и ремесленников. Но была и другая причина: сатрапы часто занимались поборами для личного обогащения, заявляя, что действуют от имени царя. Об этом свидетельствовали доносы на сатрапов.

Было уже далеко за полночь, когда Бардия наконец остался один. Он собирался помолиться Великому Творцу[24] перед тем, как лечь спать. Завтра у него будет трудный день. И Бардия хотел попросить Ахурамазду поддержать его в том начинании, какое – Бардия был в этом уверен – придется не по душе многим сатрапам и родовым князьям.

Внезапно стража сообщила о евнухе, который пришел с женской половины дворца и настаивает, чтобы царь его выслушал.

Решив, что это посланец от жены или от дочери, Бардия велел пропустить.

Женоподобные мужчины с безбородыми лицами и тонкими голосами вызывали у Бардии чувство жалостливого отвращения. Выросший среди воинов и гордый своей силой, он считал в душе оскорблением для всей мужской породы существование этих существ.

– Твоя сестра, о царь, желает видеть тебя, – с низким поклоном произнес евнух.

– По какому делу? – спросил Бардия, раздосадованный столь поздним визитом.

Евнух не успел ответить. Появившаяся в дверях Атосса ответила вместо него:

– По важному, мой повелитель.

Повинуясь властному жесту Атоссы, евнух удалился, притворив за собой высокие створчатые двери с закругленным верхом.

Бардия с любопытством смотрел на сестру, которая приблизилась к нему с таким видом, словно собиралась поведать ужасную тайну. Он придвинул Атоссе стул, выражая тем самым готовность внимательно выслушать ее.

Однако Атосса предпочла разговаривать стоя.

– Что я узнаю, брат мой! – раздраженно начала она. – Старший евнух сообщил мне, что ты пожелал уступить меня какому-то мидийцу?

– Не «какому-то мидийцу», сестра, а моему лучшему другу Гаумате, – поправил Бардия. – Гаумата знатен и предан мне, так что…

– Для меня это не имеет значения, – перебила Атосса. – Я – царица! И мое место рядом с тобой.

– Ты была женой Камбиза вопреки обычаям и по его прихоти. Я же не намерен нарушать обычаи предков. К тому же я женат и люблю свою жену.

– Почему ты брезгуешь мною, брат? Разве я нехороша собой?

– Дело не в брезгливости, Атосса. Я не могу делить ложе с родной сестрой, пойми.

– Пойми и ты меня, брат. Я – дочь Кира! И предпочитаю царское ложе любому другому.

Бардия окинул Атоссу внимательным взглядом:

– Ты же сама негодовала, когда Камбиз еще только добивался твоего тела. Ты ненавидела Камбиза, даже став царицей. Помнится, ты говорила мне, что готова своей рукой убить его.

– Камбиз не просто спал со мной, он постоянно унижал меня, и часто в присутствии евнухов и рабынь, – призналась Атосса, опустив глаза. – Горькую цену платила я за свое право называться царицей. Но ведь ты совсем другой. – Атосса нежно взглянула на Бардию. – В тебе нет жестокости Камбиза, хоть вы и родные братья. Именно за это тебя любят твои подданные. И я любила бы тебя не как брата, но как супруга, – негромко добавила Атосса, слегка смутившись, – если бы ты, о царь, смог перебороть в себе глупую неприязнь к кровосмешению. Ведь мое тело способно подарить тебе такое же наслаждение, как тело любой другой женщины. Родство здесь не помеха.