«Нет, г-н Солженицын, ваше определение свободы слова как первого условия здоровья неверно. Первое условие заключается в том, чтобы сделать страну достаточно здоровой морально, умственно, духовно и физически, с тем чтобы ее граждане умели читать, писать, трудиться и жить вместе в мире».

Рид завершил это очень длинное письмо прославлением шагов, предпринятых Советским Союзом на пути построения лучшего мира, и вновь озвучил те мысли, которые он высказывал своему отцу по поводу относительности любой ситуации.

«Советский Союз всегда идет на полшага впереди ХХ века! Неужели вы предлагаете вашему народу отказаться от своей роли вождя и авангарда всех прогрессивных народов мира и вернуться к бесчеловечным и жестоким условиям, существующим в остальной части земного шара, где несправедливость воистину изобилует в атмосфере чуть ли не феодальных условий многих стран?

Верно, что в Советском Союзе есть свои несправедливости и недостатки, но ведь все в мире относительно. В принципе и на деле ваше общество стремится к созданию подлинно здорового и справедливого общества. Принципы, на которых построено ваше общество — здоровы, чисты и справедливы, в то время как принципы, на которых построено наше общество, жестоки, корыстны и несправедливы. Очевидно, в жизни могут быть ошибки и некоторые несправедливости, однако несомненно, что общество, построенное на справедливых началах, имеет больше перспектив прийти к справедливому обществу, нежели то общество, которое строится на несправедливости и эксплуатации человека человеком. Общество и правительство моей страны отстали от времени, потому что их единственная цель заключается в стремлении сохранить во всем мире статус-кво. Именно ваша страна стремится делать прогрессивные шаги во имя человечества, и если в чем-то она несовершенна и порою спотыкается, то мы не должны осуждать за эти недостатки всю систему, а должны приветствовать ее за мужество и стремление прокладывать новые пути». [177] ^{16}

Поскольку Дин Рид стал более убежденным социалистом или даже марксистом, то, глядя на мир, он был способен видеть пороки коммунистической системы, но лишь едва. Более он был нацелен на обнаружение дефектов капиталистических экономик Запада и оправдание изъянов Восточного блока. И все же его глаза наблюдали, так что во время посещения московского универмага ГУМ (советского аналога универсального магазина «Нейман-Маркус») он видел длинные очереди из людей, томящихся в ожидании покупок дефицитных импортных рубашек и других предметов одежды. Он знал, что такое было бы оскорбительно чуждо американским покупателям, но находил этому явлению свое объяснение. Восстановление городов после разрушительной битвы с нацистами в годы Второй мировой войны стоило Советскому Союзу миллионов рублей, и происходило оно без помощи других стран. И Советы все еще вынуждены тратиться на сглаживание «империалистических агрессивных выпадов» Запада, и в особенности со стороны Соединенных Штатов. Для того чтобы остановить страны НАТО, Советский Союз вынужден обеспечивать нефтью Кубу, оружием — Анголу и Никарагуа, заводами и фабриками — Вьетнам, тракторами — Восточную Германию и наращивать весь арсенал ядерных ракет и обычных вооружений — для поддержания мира, делал выводы Рид. К концу 70-х он примется спорить даже со своим давним другом и наставником Патоном Прайсом. И если в 60-х годах позиция Прайса, отказавшегося от прохождения военной службы по идейным соображениям во годы Второй мировой войны, у Рида не вызывала ничего, кроме восхищения, то пятнадцать лет спустя он будет считать ее ошибкой.

«Патон Прайс и я по-разному смотрели на мир в течение последних лет, — говорил Рид. — Он являлся буржуазным демократом. Я себя ощущал марксистом. Когда мы встречались с ним осенью 1978 года, мы часто спорили. Но это был спор между людьми, уважающими друг друга. Патон говорил в то время: "Я должен осуждать то, что мы препираемся. Я всегда говорил и продолжаю утверждать это сейчас, что каждый человек должен находить свою собственную истину, которую потом ему придется отстаивать, со всеми вытекающими последствиями. Ты обнаружил правду, отличную от той, которую обнаружил я. Но ты всегда должен отстаивать ее так же, как делаешь это сегодня. Только в том случае, если ты будешь также отстаивать ее и в будущем, ты останешься моим другом"».[178]

Если Солженицын и читал письмо Рида, нет никаких признаков того, что он написал какой-либо ответ. И не то чтобы Рид ожидал его. Он высказал свою точку зрения, продолжил собирать полные залы в России, а затем направился домой, в Италию, чтобы повидаться с дочкой прежде, чем вновь отправиться в Южную Америку. Со времен восторженного приема в Чили десятилетием раньше, этому витку в жизни Дина Рида суждено стать самым драматичным.

«Сеньор Рид, вы арестованы. Следуйте за мной».

В 1971 году для Дина Рида эта фраза звучала заезжено, в особенности произносимая его давними «приятелями» из аргентинской секретной полиции. Арест не явился для Рида полной неожиданностью, хотя это обращение на улице среди белого дня, всего через два часа после его пресс-конференции, слегка удивило. Набор из четырех или пяти полицейских агентов, окруживших его на тротуаре, ничем не отличался от предыдущих, и пока еще Рид не был сильно встревожен. Он уже столько раз подвергался арестам, и большинство его задержаний заканчивались несколькими часами протокольных допросов с последующим выпроваживанием вон из страны, как правило, на ближайшем самолете.

Но осознание того, что на этот раз все пойдет по-другому, пришло к нему очень быстро. Вместо отправки в ближайший полицейский участок, его отвезли в тюрьму Вилья Девото, расположенную в центральном квартале Буэнос-Айреса. Сотрудники секретной полиции, принявшие Рида в тюрьме, взяли у него отпечатки пальцев, сфотографировали, заставили облачиться в тюремную робу и посадили в клетку под замок. Публичных записей его ареста произведено не было, как не было предъявлено и каких-либо официальных обвинений. Дин Рид исчез.

За решетками Вилья Девото томились несколько политзаключенных, но в основном тюремные камеры наполняли убийцы, насильники, воры и прочие преступники, жертвами которых обычно становились порядочные люди Аргентины. По всей видимости, аргентинский диктатор, генерал Хуан Карлос Онганиа возложил надежды на то, что уголовники, всячески унижая Рида, превратят его жизнь в ад. В тюремный блок Рида сопроводил какой-то полковник.

— Теперь мы должны вас подстричь, — сказал полковник. — Этим у нас занимаются другие заключенные, в тюремной парикмахерской.

В то время как они проходили мимо камер, заключенные поднимали рев.

— Дин Рид, Дин Рид. Дайте его нам!

Гомосексуализм в Аргентине приравнивался к преступным деяниям, а Рида вели по тюремному блоку, в котором отбывали наказание приблизительно сорок геев. Они узнавали поющую знаменитость и бурно выказывали желание заиметь красивого американца на своей территории. Их неистовые вопли страшили, Рид был поражен.

— Отправишься к ним, если будешь вести себя плохо, — сказал Риду полковник.[179]

Возможно, с потрясением, испытанном в том блоке, певцу удалось справиться легче, чем с последствиями посещения тюремной парикмахерской. Заключенный, орудовавший похожими на кусачки ножницами, проделал ужасную работу. Пышные и ухоженные волосы Рида всегда были опрятно уложены в прическу. Уголовник небрежной рукой вырезал большие пучки волос с одной стороны и оставлял с другой, не заботясь о том, на что это будет похоже в итоге. Когда дело было сделано, волосы оказались подстрижены практически по-военному коротко, но неровно, и выглядели всклокоченными. Когда американец взглянул на себя в зеркало, он судорожно сглотнул. Значительная часть силы Рида, как у ветхозаветного Самсона, заключалась в его волосах. Он был тщеславным человеком и знал, что его успех напрямую связан с привлекательной внешностью, немаловажную часть которой составляли локоны, подчеркивавшие красоту его лица. Красота заставляла мужчин переходить на его сторону, а женщин— оказываться в его постели. Теперь все было испорчено. Также как повержены его стойкость и уверенность в себе.