В начале ноября 1977 года Рид отправляется в Бейрут, Ливан. Организация Освобождения Палестины снабдила его телохранителем-переводчиком. Первые дни он вникал в суть событий, просматривая фильмы о сражениях палестинцев. Затем он провел несколько дней в путешествии по южному Ливану, где федаины (террористические группы ООП) регулярно вступали в огневые стычки с израильскими военными. Рид питался вместе с солдатами, пел с ними песни и замирал вместе с ними, прислушиваясь к звукам разрывающихся снарядов вначале в паре миль к востоку и затем к западу от их расположения. Потом он вернулся в Сайду, где Арафат выступал с речью перед новоиспеченными командирами-федаинами. Церемония завершилась досрочно — с появлением над их головами израильских военных самолетов. Рид также посетил сирот в лагере Тель аль-Заатар, где вновь исполнял свои песни вместе с ними. Однако его гнев набирал силу при виде того, что он расценивал как беспрестанные провокации со стороны Израиля. Пятьдесят человек погибли в разбомбленной деревне в пяти километрах от Тира. Несколько часов спустя в той же деревне от взрыва бомб с часовым механизмом погибли трое спасателей.

«Я должен был вернуться сегодня в Берлин, но меня настолько переполняет ненависть к политикам, сбрасывающим бомбы на мирных крестьян, что я сказал Махмуду, что не хочу уезжать в Берлин, — писал Рид об этой своей поездке. — Я хочу поехать на линию фронта, но не как турист. Я хочу надеть военную форму и взять в руки оружие, и я хочу находиться рядом с моими братьями, если сионистами будет развязана широкомасштабная агрессия».[224]

Идейная трансформация бывшего пацифиста завершилась. Теперь в экипировку Дина Рида входит советский автомат Калашникова и ручная граната китайского производства. Три дня Рид бродил вокруг холмов, менее чем в двух милях от границы с Израилем. За его правым плечом висело оружие, а за левым — гитара. «Сразу после обеда снова появились военные самолеты, и мы все рассыпались по нашим позициям, — вспоминает он. — Я иду вместе с зенитчиком с одной стороны холма. Наш окоп проходит под несколькими оливами. Я думаю о том, как много лет вьетнамцам приходилось смотреть в небо, пока в их дома не пришел мир. И я задаю вопрос, сколько лет проведут в борьбе эти отважные люди, прежде чем они вновь смогут жить на своей земле».

«Но я твердо верю, что становиться революционером можно разными способами, и замена гитары на автомат не кажется такой уже странной. Это должно стать обычным процессом для каждого артиста, который называет себя настоящим революционером».[225]

Рид попытался провести разграничительную линию между еврейским народом и «расистской и фашисткой идеологией сионизма», но это не то различие, толкованию которого он посвятил хотя бы какое-то время. Он говорит о постоянных атаках израильтян и о том, что когда ООП отвечает на одно из десяти этих нападений, израильтянами используется как повод для оправдания своих бомбардировок. «Очень плохо, что огромная часть прессы в моей стране контролируется сионистами и что мой народ слышит эту ложь и верит ей», — пишет он. Через четыре дня Рид возвращается в Бейрут, где выступает с концертом, организованным ООП в Американском университете. Той ночью Рида сопроводили в апартаменты, в которых проживал Арафат и где он писал письмо президенту Египта Анвару Садату, в котором убеждал последнего не ездить в Иерусалим на встречу с израильским премьер-министром Менахемом Бегином. Садат проигнорировал прошение, и эта историческая встреча привела к одному из первых прорывов в мирных переговорах между Израилем и арабским государством. Рид и Арафат проговорили в течение полутора часов и решили совместно работать над фильмом, посвятив его людям из Тель аль-Заатара. «Он великий лидер, самый честный и мужественный на Ближнем Востоке», — пришел к выводу Рид.[226]

На следующий день он вернулся в Восточный Берлин. В январе Рид отправляется в Москву, где ему вручена Советская премия мира. На март он запланировал поездку на Хиддензее, маленький заповедный остров в Балтийском море, принадлежащий ГДР, где он мог бы скрыться и поработать над сценарием фильма о Тель аль-Заатаре. Однако этому фильму не суждено было появиться на свет. Рид написал сценарий и даже записал несколько песен для этой картины. Но съемки так и не начались, и он винил в этом непрекращающиеся военные действия в Ливане [227]. Объяснение не слишком убедительно, поскольку ни одна из прежних картин Рида не снималась в реальных условиях. Диким Западом в его фильмах служили местечки Италии и Восточной Германии, а Болгария заменяла Чили. Скорее всего, восточногерманский артистический аппарат не ссудил его деньгами, то ли оттого, что им нечего было вкладывать в его фильм, то ли из-за вражды со своим своевольным пропагандистским трофеем. «Это стало одним из того, что они обещали и не сделали, — сказала Патрисия. — Когда он приезжал сюда в 1978 году, он сказал, что Комитет причиняет ему беспокойство. Это было как раз в то время, когда возмущение Прайса достигло предела: "Ты думаешь, что можешь все? Ты думаешь, что ты Бог? "».[228]

Дверь с лязгом закрылась за его спиной. Большую часть 1978 года Рид провел, не раздражая власть имущих, однако теперь вновь оказался за решеткой. На этот раз — почти в дружеской обстановке. Во-первых, здесь не было пыточных камер по соседству с ледяными отсеками. Напротив, это была крепко сложенная, хорошо отапливаемая окружная тюрьма в старом добром Буффало, штат Миннесота, и он делил камеру со своим старинным другом Марвом Давидовым и еще восемью другими протестантами из «Городов-братьев». Во-вторых, здесь он имел возможность привлечь внимание международной общественности к своему новому делу. И все же Рид по-прежнему идет окольными путями. Он вернулся в Америку вовсе не для того, чтобы быть заключенным под стражу. Он вернулся, чтобы стать звездой.

Его последняя кинокартина «Певец» (исп. «El Cantor») имела большой успех. Это был полностью фильм Дина Рида: он написал к нему сценарий и стал режиссером и исполнителем главной роли. В фильме отражена судьба доброго друга Рида из Чили — Виктора Хара. Кульминацией картины являются события, связанные со свержением правительства Сальвадора Альенде, когда по всей стране войска генерала Аугусто Пиночета начинают проводить облавы на левых. Хара, знаменитый чилийский музыкант, оказывается в числе большой группы арестованных, его подвергают страшным мучениям и казнят без суда, без предъявления обвинений. Такая несправедливость тронула сердца даже циничных восточноевропейских зрителей, и премьера фильма в Восточном Берлине завершилась овацией, зал стоя аплодировал Риду.

Возможности воплотить историю в сценарий и оживить ее в кинофильме подстегнули самоуверенность автора. В Болгарии он подыскал места, которые могли послужить заменой той территории Чили, которую он хорошо знал, и большая часть картины была отснята там. В сентябре 1976 года Рид, находясь в концертном туре по Чехословакии, написал Рамоне письмо, в котором вкратце обрисовал идею создания фильма. «Это будет очень непросто, поскольку я и автор, и актер, и режиссер. Ответственность невероятная, так как кинофильм будет стоить более миллиона долларов и он будет посвящен Виктору Хара, который был чилийским певцом и моим другом. Он был убит фашистами в Чили, но его образ будет продолжать жить для всех певцов, которые верят, что их искусство поможет простому человеку избавиться от гнета и освободит его».[229]

И хотя в письме дочери об этом не говорится, Рид был уверен, что подобная демонстрация различных граней его таланта окажется настолько весомой, что ее не сможет игнорировать даже Голливуд.