Фил Эверли на себе ощутил подобный закат популярности. В начале 70-х он и его брат Дон громко и публично рассорились и перестали выступать вместе, затем воссоединились и в 1984 году опять записывали музыку и гастролировали. Альбомы сравнительно успешно продавались, но этот успех не шел ни в какое сравнение с порой их расцвета конца 50-х — начала 60-х годов, и новых юных слушателей практически не прибавлялось. По мнению Эверли, сходящая на нет популярность Рида в Восточной Европе являлась «неизбежной, независимо от того, кто ты есть. Он был молодой, красивый парень, но это не может продолжаться вечно». Эверли считал, что его другу следовало принять этот закат так же, как это сделал он сам, и как в конечном итоге должны принимать все звездные личности. [296]

Однако для отказа от юношеских радостей требуется время и определенная зрелость, а психика Рида не выдерживает этого испытания. Он до сих пор не задумывался над тем, как он встретит преклонный возраст. Единственный имеющийся у него план представляет собой смутную идею по захвату новой крепости, Соединенных Штатов. После полученных им писем от земляков выполнение этого плана кажется маловероятным. Один из пороков Рида, отмечаемый его друзьями из Европы и США, угрожающе распалился. Рид не воспринимает критику адекватно.

«В нем была очень явная потребность быть любимым, и она вела его к определенной зависимости от аплодисментов, — сказал Лист, вторя наблюдениям Давидова и Розенберга. — Его волновала не тысяча зрителей, аплодирующих в конце выступления, а один-единственный человек, покинувший зал во время концерта. И это могло повергнуть его почти в депрессивное состояние».[297]

Все эти воздействия мощно обрушиваются на одного человека. И отныне вопрос заключается в том, сумеет он выстоять или погибнет.

Дин Рид представал в образе прекрасного семьянина, счастливчика, обладавшего красивой женой и уважительным приемным сыном. В фильме «Американский бунтарь» Ренате показана сидящей на диване рядом с дающим интервью мужем, однако, не зная английского, она мало что могла добавить к его рассказу.

В реальности все опять было иначе. Сказать точнее, Рид вновь переживал трудности, схожие с теми, что одолевали его в предыдущих двух браках. Ссоры между супругами практически не прекращались. Ренате ревновала к Вибке и завидовала тому, что у них с Ридом есть общая дочь. Дин не скрывал своего нежелания иметь еще детей, и это заставляло Ренате чувствовать себя исключенной из полноценной супружеской жизни. К тому же, этот ребенок держал Рида привязанным ко все еще привлекательной Вибке, проживавшей всего в нескольких милях от их дома. Вибке рассказала в полиции, что Ренате требовала, чтобы Рид прекратил общаться с ней и навещать их дочь.[298] Ренате в этом также призналась, добавив, что они ссорились каждый раз, когда Дин отправлялся к Вибке, вместо того чтобы взять Наташу к себе домой.

«Все, что я хотела, так это чтобы она приходила к нам домой, поскольку мне совершенно не нравилось то, что он каким-то образом общается со своей бывшей женой, — сказала Ренате. — Он не соглашался с моим мнением по этому поводу или с моим отношением к этой ситуации. Из-за чего часто возникали проблемы и разногласия. Вот почему мой муж пришел к вводу, что, вероятно, я хочу запретить ему видеться с дочерью».[299]

Они также спорили о воспитании сына Ренате, подростка Александра, о котором Дин Рид заботился как о собственном сыне. Рид рассказывал Листу о том, как Александр влюбился первый раз в жизни и забросил учебу. В результате он очень плохо сдал выпускной экзамен в средней школе, экзамен, который помог бы ему определиться с тем, что делать дальше. Рид хотел пойти в администрацию школы и, используя свой звездный статус, настоять на пересмотре результатов теста. Все еще романтик, он постарался бы убедить бы их в том, что это было разовое поражение, оживил бы их воспоминания о восторгах и муках первых влюбленностей и пообещал бы, что Александр станет учиться лучше. Ренате, однако, возражала против подобного вмешательства. Она аргументировала, очень жестко, что Александру не избежать последствий и он будет жить так же, как любой обычный человек, а не как сын знаменитой актрисы и приемный сын международной знаменитости. И если ему придется пойти учиться какому-то ремеслу и трудиться всю оставшуюся жизнь, что ж, так делают миллионы людей. Позиция жены вызывала у Рида недоумение, но даже после нескольких громких препирательств он так и не сумел ее переубедить.[300]

В среду, 11 июня, все эти противоречия и споры достигли своего апогея. Примерно в 14.20 Геррит Лист, только что вернувшийся из поездки в Москву, где подписал совместные контракты с российской компанией, добрался до своего дома. После множества отсрочек финансирование и большая часть актерского состава были наконец собраны для фильма Рида «Кровавое сердце». Лист уже намеревался набрать номер своего друга, как зазвонил телефон. Это звонил Рид.

— Дин, я как раз хотел тебе звонить. У меня отличные новости, — начал Лист. — Я только что вернулся из Москвы, все контракты подписаны. Мы можем немедленно приступать к работе над фильмом.

— Я не хочу, — сказал Рид потухшим голосом.

— Дин, Дин, слишком поздно отказываться. Ты знаешь, как сложно было добыть эти контракты. Каждый, у кого только возникает идея какого-нибудь фильма, идет к ним за деньгами. И уж если ты получил их, нужно запускать…

— Я говорю не о фильме, — оборвал Рид. — Я не хочу жить. Я не хочу больше жить.

Лист был сражен. Ему потребовалось несколько секунд для осознания того, о чем сейчас говорит его звездный друг, и для того, чтобы переключиться с экономических вопросов на «горячую линию» помощи помышляющему о самоубийстве.

— Дин, погоди, успокойся, — попросил Лист. — Я знаю, что дела шли неважно, но мы можем с этим разобраться. Ты сейчас немного расстроен, но поверь мне, все наладится.

— Я так не думаю. Это не перепад настроения.

— Послушай, ты сейчас дома, так? — спросил Лист.

— Да.

— Отлично, вот что я хочу, чтобы ты сделал. Нужно пойти и прилечь. Не делай ничего. Ничего. Меньше чем через час я приеду, и мы обо всем поговорим. Ты можешь это сделать? Ты можешь просто спокойно подождать?

— Да, конечно.

Лист не был в этом уверен. Положив трубку, он тут же набрал номер генерального директора киностудии ДЕФА и пересказал взволновавший его разговор с Ридом. Директор согласился с тем, что Листу следует поспешить к Дину, а он тем временем попросит помощника позвонить в ближайший к дому Рида полицейский участок. Они могут проконтролировать и убедиться, что до приезда Листа с американцем ничего не случилось.[301]

Когда, спустя несколько минут после звонка, полицейские вошли в дом Рида, они обнаружили Ренате, склонившуюся к левой руке супруга. Кровь струилась из множества мелких порезов, нанесенных от локтя до ладони. Ссора между Ренате и Дином произошла на втором этаже, в его кабинете. И какой бы ни была причина скандала, Ренате удалось вонзить свои словесные жала. Когда едкая боль кострищем взгромоздилась над ним, Дин почувствовал, что задыхается, и потянулся к висевшей на стене сабле. Это был тупой клинок, но он принялся отчаянно бить им по своей руке, — измученный этой войной, измотанный жизнью.[302]

Примерно в это время в восточно-берлинской школе имени Генделя Дина Рида ожидали доктор Вернер Диетц вместе со своим 17-летним сыном и несколько сотен студентов. Диетц познакомился с Ридом годом ранее, когда лечил травмы, полученные актером в результате падения с лошади. Они подружились, и Диетц как-то спросил Дина, не сможет ли он выступить в школе, где учится его сын. Рид с готовностью согласился, ведь он часто бывал с концертами в молодежных аудиториях и в школах, и на многих других собраниях. В 15.30, когда подошло назначенное время выступления, Диетц позвонил домой Риду, к телефону подошел офицер полиции. Диетц объяснил, кто он такой и по какой причине звонит. Полицейский, сказав доктору, что с Ридом произошел несчастный случай и что он поранился о разбитое стекло, передал трубку Ренате, которая попросила его извиниться перед студентами и приехать к ним, чтобы осмотреть раны ее мужа.[303]