Это та виноградная лоза, с которой, подобно греческому Дионису, сравнивается Иисус из Назарета. Это один из последних всеобъемлющих символов небесного древа. Его наличие в храме доказывает безуспешность борьбы, которую вели израильские пророки против древнейших религиозных форм. Ибо в зарождающемся христианстве развивается не только страстно осуждаемое поклонение идолам и священным предметам, против которого напрасно выступали многие мужья Израиля, но и совсем новый культ дерева и камня: райское дерево и небесная лестница повторяются в кресте и, в столбе смерти, на котором умер Иисус Христос.

По религиозным сказаниям, некоторые христианские отшельники проводили свою жизнь на верхушках высоких столбов. Их называли «святыми столпниками». Усиливающееся христианство все больше и больше обращается к кресту. И только под влиянием внутренних сил, больше чем когда-либо связанных с небесным культом древности, возле креста возникают два небесных древа, да и сам Иисус Христос также висит на дереве.

Древнейшие религиозные представления, глубоко запечатлевшиеся в душе человека на протяжении тысячелетий, снова одерживают победу. Не зная прошлого, некоторые из новых учителей ссылаются на дух, обитающий в них. Из глубочайшей веры возникают слова Иисуса, кажущиеся нам таинственными: «Подними камень — и ты найдешь меня. Расщепи дерево — и я там».

Слова эти начертаны на папирусе, который был найден в наше время в Бенизе (Египет), в древнем Оксиринхе. Он содержит некоторые неизвестные изречения Иисуса. Приведенное высказывание полностью звучит так:

«Говорит Иисус: там, где двое, там люди не остаются без бога, а там, где одинокий, — я говорю, что буду с ним. Подними камень — и ты найдешь меня. Расщепи дерево — и я там».

Возле Млечного Пути — вот где он! Там он умирает на смертном столбе, там он на третий день воскресает, и так будет до конца света.

Представьте себе первобытного человека, жившего десятки тысячелетий назад. Он был охотником, но и сам жил под вечной угрозой нападения. Когда наступала загадочная ночь и небо усыпáли сверкающие звезды, озарявшие темные входы в пещеры и укромные логова, где он прятался и чутко прислушивался из своей засады к ночным шорохам, он не мог не плениться игрой и переливами небесных огней. Он ничего не знал о солнечном годе, о смене зимы и лета, весны и осени, о летнем и зимнем солнцестоянии, не знал ни часов, ни инструментов, ни измерения времени, не знал про небо и его законы, не знал ничего, кроме того, что видел собственными глазами. Поставьте себя на место этого охотника, и вы поймете, что луна должна была вызывать у него удивление. Облик ее постоянно изменяется, она то увеличивается до полного диска, то убывает и, наконец, исчезает на три дня, когда проходит в стороне от солнца, а затем снова появляется в виде лунного серпа. Все это, вместе взятое, — самое удивительное явление на небесном своде, больше всего привлекающее внимание. Тот, кто по прошествии тысячелетий после начала наблюдений большого ночного светила, которое то появляется, то исчезает, видел «сияющее древо» и одновременно луну, постепенно приходил к представлению о том, что земные плоды зреют и наливаются, как и луна на ветвях древа небесного.

С глубоким изумлением первобытный человек должен был убедиться в том, что важнейшая закономерность жизни на земле — смены лета и зимы, изобилия пищи и голода, жизни и смерти — имеет объяснение и что эта закономерность как-то отражена в небесных явлениях, в частности в положении луны на древе Млечного Пути.

Чтобы постичь закономерность годовых перемен, не было необходимости наблюдать солнце, так как светло бывает и тогда, когда оно скрыто за тучами. Кроме того, человек непосвященный не мог иметь представления об истинных размерах солнца: оно казалось ему не бóльшим, чем виделось глазу, такой же величины, как предметы, находящиеся на горизонте.

Для понимания «великого закона» смерти и возрождения природы достаточно было луны и древа. Солнце не могло служить первобытному человеку предзнаменованием изменений времен года, а полная луна — могла. Когда она проходит мимо обеих ветвей древа, в северных широтах разгар лета; когда луна находится возле ствола, наступает зима. В эту пору полная луна представляется зимним божеством, приносящим холод и бедствия. Полная же луна, когда она сама, словно золотой плод, висит в ветвях небесного древа, покровительствует и созреванию плодов земных.

Конечно, не только полная луна, но и лунный серп был для человека надежным указателем. Его рог, находясь на обеих ветвях, предрекал смерть земле в зимнюю пору. Если же рог месяца находился возле ствола небесного древа, значит на земле господствовало лето, лесные звери давали обильную добычу и человек был сыт. Да и сама луна представлялась людям рогатым зверем, «умирающим» возле ствола небесного древа в то самое время, когда быки и бизоны, козы и овцы, слоны и носороги отдавали свою жизнь, чтобы жил человек^[180].

Вот весь круг мыслей людей, которые в борьбе против голода и невзгод не раз терпели поражение; которые сражались каменной дубиной с мамонтами, львами, медведями и быками, чтобы добыть их мясо; которые нуждались в шкурах, чтобы не замерзнуть зимой, как тысячи их соплеменников; которые со страхом в сердце переносили невзгоды и лишения, какие не вынес бы цивилизованный человек. В поисках помощи эти люди обращались мыслями к небу — к луне и к небесному древу.

То, что происходило там, наверху, из года в год, казалось им, конечно, загадкой. Сейчас ее легко разъяснить: если солнце находится возле ствола небесного древа, то полная луна стоит «напротив», около его ветвей, в противостоянии. В это время лето. Или наоборот: если солнце проходит сквозь ветви небесного древа, возле ствола сияет полная луна. Это период зимнего солнцестояния. Известная нам система взаимосвязи построена иначе: она основывается на научных данных, накопленных человечеством. Те же, кто этих знаний не имел и не испытывал особой нужды в том, чтобы точно знать время (ведь погода тоже не пунктуальна), те обращали свои взоры к луне и небесному древу. В совокупности они составили важный показатель времени, выполнявший свои задачи в те эпохи, когда календарь еще не был известен.

Недаром нордическая Эдда называет Млечный Путь древом измерения. По нему, если учитывать состояние луны, можно было определять время. Ориентиром могла служить и полная луна, и ущербный месяц. Существуют два различных серпа луны: один гаснет, второй загорается — один умирает, другой возрождается. Но оба они находятся непосредственно вблизи от солнца, когда видимы в первый или в последний раз. Для возможно более точного определения времени важно было первое или последнее появление лунного серпа. Таким образом, следовало фиксировать тот момент, когда последний лунный серп становится все ýже и когда он появляется в виде нового серпа. Между этими моментами проходит три дня, когда обращенная к нам сторона луны не освещается солнцем и поэтому не видна.

Человек, не умевший ни читать, ни писать, не имевший вообще представления о каких-либо письменных знаках, обозначал оба лунных серпа символом, заимствованным из окружающего мира, — рогами. В конце концов человеческая фантазия создала из этих двух серпов двух рогатых зверей, стоящих возле небесного древа.

Обожествление небесного древа и лунного серпа уходит своими корнями в глубокую древность, за много тысячелетий до появления письменности, в каменный век, скорее всего в последний ледниковый период. Оно относится к самым глубоким и продолжительным впечатлениям первобытного человека. Его повсеместное распространение породило культ различных рогатых животных, олицетворявших лунный серп. Через десятки тысячелетий в настенных росписях пещер Испании и Франции были обнаружены рога быков и бизонов и опознаны как изображение типичных лунных рогов. Красноречивое подтверждение этого — находки изображений крылатых быков в святилищах Ближнего Востока вплоть до Индии и Египта. Различные племена и народы еще в доисторическую эпоху выбирали своими покровителями животных, имеющих лунные рога. Это были их родовые или тотемные животные. Наряду с быками объектом почитания были горные козлы, антилопы, северные олени и бараны. В эпоху, переходную к историческому времени, когда происходили переселения племен, каждое из них приносило с собой культ своих тотемов в области, где эти животные уже не водились.