Время движется неизменно и размеренно. Ход часов вселенной заглушает шум битв, отчаянные вопли пытаемых и приносимых в жертву, стенания несчастных слепых и убогих, гибнущих от голода и болезней, плач голодных детей, крики ярости народов, восставших против поработителей.

От африканской Нубии до островов Средиземного моря тысячи людей, гремя тяжелыми цепями, сгибаются под ударами бичей надсмотрщиков в золотых и медных копях. Измученные непосильным трудом, голодные, они добывают руду глубоко под землей. Им отказано даже в свете солнца, единственное их желание — умереть, единственная их надежда — потусторонний мир. Они гибнут, как крысы в своих норах, бормоча слова о спасении и милосердии.

Во всем Средиземноморье одно бедствие сменяется другим. Голод, эпидемии, мор косят поколение за поколением. Искусство врачевания находится на очень низком уровне, это, скорее, культ, чем обобщение опыта. Обработка земли связана с религиозными обрядами вопреки развитию техники. Войны и мятежи опустошают поля, губят масличные и фруктовые деревья. Уже в III веке до н. э. из-за уничтожения лесов и эрозии почвы некоторым областям Аттики в Греции угрожал голод и многим хозяевам пришлось покинуть свои усадьбы.

В Аттике, Македонии, на священном острове Делосе, в Сицилии и в Италии вспыхнули восстания рабов. Карательные отряды римлян разрушили в Эпире семьдесят городов, сто пятьдесят тысяч греческих граждан были проданы в рабство. Повсеместно накаляется ненависть к Риму. В 88 году до н. э. греки, примкнувшие к новоявленному Дионису, Митридату VI Евпатору^[388], перебили более восьмидесяти тысяч римлян — мужчин, женщин и детей. Два года спустя римский полководец Сулла наказал Афины: он разгромил город, обложил его непомерной контрибуцией и вывез сокровища из святилищ в Дельфах, Олимпии и Эпидавре. Все драгоценности и красивейшие статуи были увезены в Рим. Дельфы, прекраснейшая жемчужина среди греческих святынь, была низведена до уровня «жалкого святилища». Над страной греков воцарился кладбищенский покой.

Мертв был Египет, его храмы разрушались. Ветер пустыни заносил песком развалины великих городов Ассирии и Вавилонии. Легенды этих народов забыли, никто не говорил на их языках.

Умирала и прекрасная Греция. Не стало древней веры в богов. И лишь в угнетенных слоях народа жила тоска по спасителю, имя которого еще было неизвестно.

Крест, на котором он будет распят, «палка рабов», уже давно стоял повсюду. На Эсквиллине, одном из семи холмов, на которых раскинулся Рим, высился целый лес этих столбов для устрашения покоренных и обращенных в рабство людей, мечтавших о свободе и спасении. После подавления восстания Спартака в 71 году до н. э. вдоль Аппиевой дороги, ведущей из Капуи в Рим, было поставлено около шести тысяч столбов с искалеченными телами мятежников. Невозможно было представить себе, что может найтись человек, который добровольно, из любви к угнетенным и обездоленным, позволит распять себя на кресте! Одна лишь мысль об этом должна была глубоко волновать души и трогать самые черствые сердца.

Жалка, повержена в прах земля Палестины, на которой уже стоит колыбель сына плотника. Он еще мал, этот ребенок, он только учится ходить и говорить. Он еще ничего не знает о борьбе своих соотечественников против Рима; он не знает о сотнях городов и селений, которые стер с лица земли римский полководец Вар, о двух тысячах крестов, на которых висят тела повстанцев рядом с телами невинных, захваченных римлянами. Находящийся под опекой матери, младенец не подозревает, что, охваченные отчаянием, многие иудеи наложили на себя руки, ибо жизнь их стала невыносимой. Он не понимает, о чем шепчутся почтенные старцы перед Иерусалимским храмом, ограбленным римским полководцем Лицинием Крассом (54 год до н. э.); и ему неизвестно, что одиннадцать лет спустя после ограбления храма тридцать тысяч иудеев были проданы в рабство. Он не знает о бесполезной борьбе Общины сынов света^[389] против бесчестного первосвященника, который допустил пытки и казнь их Учителя праведности. В душе этого ребенка нет еще ненависти к господствующей касте законоучителей и фарисеев, до него не доносится перешептывание проданных в рабство о помазаннике божьем, о богоизбранном спасителе, который после мученической смерти возвратился как мессия и судья, чтобы спасти верующих в него перед последним судом.

Голос земли, тоскующей по началу новой эры, еще не доносится до этого ребенка, он не улавливает трепета ожидания, захватывающего все более широкие круги. Не видит мальчик и благочестивых старцев, и находящихся в экстазе женщин, которые проводят всю свою жизнь возле Иерусалимского храма, постятся и молятся о том, чтобы им, прежде чем они умрут, было дано своими глазами узреть долгожданного спасителя. Вопросы, которые волнуют всех, пока что его не занимают: придет ли долгожданный спаситель с легионами, в лаврах победителя, со сверкающим мечом в руках, чтобы освободить порабощенную страну? Или он явится в обличье нового великого законоучителя, окруженный фарисеями и первосвященниками, уверенный в себе и деле, которое ему предстоит исполнить? Или он придет как царственный отпрыск из рода Давидова, вооруженный с головы до ног и вскормленный древней мудростью фарисеев и саддукеев?^[390]. А может, он снизойдет прямо с неба, чтобы исцелить больные души и тела, избавить их от мук, голода и страха?

И последний вопрос, волновавший всех, — когда, когда же, наконец, придет мессия? — для этого ребенка еще не существует.

Когда Иисус из Назарета начал свою проповедь, первый его призыв гласил: «Покайтесь; ибо приблизилось царство небесное»^[391]. И когда апостолы спросили его, когда же оно наступит, он ответил: «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет»^[392]. Только лишь день и час не известны ему точно: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только отец мой один»^[393].

Зато он знает, в какое время года это произойдет. Перевоплощение мира случится летом. Три первых евангелия сообщают об этом достаточно ясно: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето. Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях»^[394]. В Евангелии от Луки говорится еще точнее: «Так, и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко царствие божие»^[395].

Следовательно, по старому летосчислению, новая эра должна была наступить в конце года, когда начинается лето и новый год. Тогда свершится: не только умрет на своей виселице небесный спаситель, но и восстанут мертвые.

Очевидно, здесь сказывается не только древнеегипетское учение, связывавшее начало нового года со временем летнего солнцестояния, но и учение стоиков о мировом пожаре, происходящем летом. Это объясняется подробнее в Евангелии. Когда фарисеи спросили Иисуса о времени наступления царства божьего, он ответил: «И как было во дни Ноя, так будет и во дни сына человеческого; ели, пили, женились, выходили замуж до того, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. Так же как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда сын человеческий явится»^[396].