Обычные протоколы Политбюро выходили под грифом «совершенно секретно». Соответственно, такой гриф имели и большинство постановлений, включённых в них. Ряд постановлений публиковался в печати, и таким образом, утрачивал этот гриф. Но «совершенно секретным» в любом случае оставался факт их утверждения Политбюро: постановления — это было правилом — обнародовались от имени других инстанций (ЦК, СНК, СТО и т.д.). Ряд решений Политбюро имели гриф высшей формы секретности «особая папка». Указание о том, что постановление по определённому вопросу имеет этот гриф, содержалось в обычных протоколах (например, в таком виде: «Вопросы ОГПУ. Решение — особая папка»). Само же решение фиксировалось в особом протоколе заседаний Политбюро. Особые протоколы печатались на машинке всего в нескольких экземплярах.
Если обычные протоколы заседаний Политбюро уже несколько лет открыты для свободного исследования, то особые протоколы можно считать «полуоткрытыми». После ликвидации КПСС в 1991 г., в Президентском архиве (бывший архив Политбюро), где хранятся особые протоколы и материалы к ним, были собраны для обнародования документы, вскрывающие преступления прежнего режима. Благодаря этому были опубликованы многие постановления под грифом «особая папка», касающиеся репрессий, «раскулачивания», депортаций, ряда внешнеполитических акций и т.п. Однако весь комплекс особых протоколов оставался в закрытом «ведомственном» Президентском архиве, и лишь некоторое время назад один из экземпляров особых протоколов передали в РЦХИДНИ (фонд 17, оп. 162), что подразумевает их использование историками. Однако пройдёт, видимо, ещё немало времени, пока, с одной стороны, будут преодолены многочисленные бюрократические ограничения на доступ к этим документам, а с другой — историки сумеют освоить этот важный источник.
То же можно указать и о подлинниках протоколов заседаний Политбюро, также недавно переданных в РЦХИДНИ (фонд 17, оп. 163) из Президентского архива. Коротко говоря, подлинники представляют собой рукописный вариант тех машинописных экземпляров, которые уже несколько лет известны исследователям. Каждый пункт протокола (формулировка вопроса и решение) записывался на отдельной карточке или листке бумаги, которые затем сшивались в дело. Подлинники протоколов дают некоторые дополнительные возможности по сравнению с машинописными копиями. Из них можно выяснить, например, какую правку претерпело то или иное постановление. В ряде случаев тексты постановлений были написаны рукой того или иного члена Политбюро, и это позволяет установить авторство решения. Под постановлениями принятыми голосованием, опросом, как правило, фиксировались результаты голосования. Хотя для 30-х годов это обстоятельство малосущественно: практически все решения, если они уж доходили до рассмотрения на Политбюро, принимались единогласно. Гораздо важнее, что в подлинниках протоколов за 30-е годы сохранилось некоторое количество материалов, на основании которых принимались решения. Как правило, это разного рода записки и докладные, включённые в протоколы потому, что фактически составляли часть протокола — содержали формулировку принятого постановления, отметки о результатах голосования и т.д.
Однако основная масса материалов к протоколам Политбюро (подготовительных документов к постановлениям) пока недоступна. Эти документы составляют значительную часть Президентского архива. Судя по всему, они хорошо систематизированы (по темам и периодам) и поэтому могут служить основой как для быстрого составления разного рода служебных справок, записок и докладов, так и для подготовки документальных публикаций в периодической печати, в частности, в «Вестнике архива Президента Российской Федерации», который с начала 1995 г. выходит раз в два месяца под обложкой журнала «Источник». Ожидать отказа от монопольного владения столь «удобными» документами и их открытия для широкого использования исследователями не приходится.
Разорванность архивов Политбюро, закрытость значительной их части создают для историков многочисленные трудности, а нередко непреодолимые препятствия. Однако доступные уже сегодня документы позволяют в значительной мере решить эти проблемы. Поскольку различные звенья системы партийно-государственного руководства были тесно взаимосвязаны, постольку в архивах одних ведомств можно почерпнуть материалы, по разным причинам закрытые в фондах других ведомств. Это касается и недостающих документов Политбюро.
Значительный интерес как источник для исследования механизмов политической власти представляют документы Оргбюро и Секретариата ЦК. В партийной иерархии эти инстанции были расположены непосредственно «под» Политбюро. Ряд членов Политбюро входили одновременно в состав Оргбюро и Секретариата. Во многих случаях эти органы проводили всю подготовительную работу по определённому решению, вынося конечный её результат на утверждение Политбюро. Иногда по поручению Политбюро они рассматривали тот или иной вопрос. Оргбюро и Секретариат решали многие проблемы (прежде всего организационного, делопроизводственного характера), которые касались всего аппарата ЦК, в том числе Политбюро. При этом документация Оргбюро и Секретариата представлена в РЦХИДНИ куда полнее, чем документы Политбюро, — доступны подлинники протоколов и подготовительные материалы к ним (фонд 17, описи 113–116).
Многое проясняют и материалы комиссий Политбюро — специальных рабочих органов Политбюро, создававшихся как для разрешения отдельных вопросов, так и для постоянного руководства определёнными направлениями политики.
Самая тесная связь существовала между Политбюро и СНК СССР. Политбюро утверждало все сколько-нибудь значительные постановления Совнаркома и все совместные постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б). Совнарком непосредственно отвечал за выполнение многих решений Политбюро. В 30-е годы действовало несколько совместных комиссий Политбюро и Совнаркома (обороны, валютная, по железнодорожному транспорту). Наконец, руководители Совнаркома (председатель и его заместители) были членами Политбюро. Всё это позволяет использовать для изучения деятельности Политбюро богатейший фонд СНК СССР, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, фонд Р-5446).
Значительную ценность представляют документы личных фондов членов Политбюро 30-х годов, собранные в РЦХИДНИ, — Г.К. Орджоникидзе (фонд 85), В.В. Куйбышева (фонд 79), С.М. Кирова (фонд 80), М.И. Калинина (фонд 78), А.А. Жданова (фонд 77). В совокупности с материалами личных фондов, переданными в настоящее время в РЦХИДНИ из Президентского архива (фонды В.М. Молотова, А.И. Микояна, Л.М. Кагановича, К.Е. Ворошилова, А.А. Андреева, Н.И. Ежова), эти документы составляют солидную основу для восполнения пробелов, возникших в связи с отказом от открытия всей исторической части бывшего архива Политбюро.
Особый интерес у историков вызывает вопрос о наличии стенограмм заседаний Политбюро. Интерес этот понятен. Стенограммы — первостепенный источник для изучения реального механизма принятия решений, исследования позиции того или иного высшего партийного руководителя. Однако до последнего времени была известна только одна стенограмма заседаний Политбюро за 30-е годы — объединённого заседания Политбюро и Президиума ЦКК от 4 ноября 1930 г., на котором рассматривалось «дело Сырцова — Ломинадзе»[19]. Не было ни одной публикации из стенограмм заседаний Политбюро за 30-е годы и в таких изданиях, как «Исторический архив» и «Источник», которые широко публикуют документы из Президентского архива, в том числе так называемые «рабочие записи» (фактически стенограммы) заседаний Политбюро по некоторым вопросам за 60-80-е годы.
Вопрос о том, каким на практике был порядок ведения стенограмм заседаний Политбюро в 30-е годы пока остаётся открытым. Регламент работы Политбюро, утверждённый в июне 1923 г., предусматривал, что на заседаниях Политбюро стенографируются доклады, заключительные слова, а прения — только по решению Политбюро[20]. В протоколах за 20-е годы в ряде случаев есть указания на то, что обсуждение определённого вопроса стенографировалось[21]. Таких указаний немного. Можно предположить, что ведение стенограмм на заседаниях Политбюро в 30-е годы было не правилом, а исключением. Маловероятно, что стенографировались прения по особо важным, секретным вопросам. В постановлении Политбюро от 5 мая 1927 г. «О пользовании секретными материалами» указывалось: «Предложить всем учреждениям, равно и комиссиям, обсуждать наиболее секретные вопросы в закрытых заседаниях без секретарей и докладчиков, с ведением протокола самим председательствующим»[22]. Ещё менее вероятно, что трудоёмкая процедура стенографирования применялась при обсуждении мелких, сравнительно второстепенных вопросов, составлявших большую часть повесток Политбюро.
