Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

После перехода Молотова в Совнарком Каганович занял его место в Секретариате ЦК. В первой половине 1930-х годов во время отсутствия Сталина в Москве Каганович руководил работой Политбюро. Каганович во многих случаях лично формулировал решения Политбюро, регулировал прохождение вопросов и подписывал протоколы заседаний Политбюро. Именно на его имя в такие периоды в ЦК поступали документы от различных ведомств и местных партийных руководителей. Сам Сталин, посылая в Москву директивы и предложения, адресовал их обычно так: «Москва. ЦК ВКП(б) для т. Кагановича и других членов Политбюро»[152].

Постепенно Каганович приобретал всё большую власть. Круг его обязанностей на протяжении первой половины 30-х годов постоянно расширялся. 17 августа 1931 г. Политбюро приняло решение ввести Кагановича на время отпуска Сталина в состав Валютной комиссии[153]. 5 июня 1932 г. Политбюро по предложению Сталина утвердило Кагановича заместителем Сталина в Комиссии обороны[154].

15 декабря 1932 г. Политбюро приняло решение об организации отдела сельского хозяйства ЦК — ключевого отдела в партийном аппарате в условиях острого кризиса сельского хозяйства и массового голода в стране. Заведующим отделом был назначен Каганович[155]. 18 августа 1933 г. Политбюро приняло решение об образовании комиссии по железнодорожному транспорту под председательством Молотова. Каганович, наряду со Сталиным, Ворошиловым, Андреевым, Орджоникидзе и Благонравовым, был назначен членом этой комиссии. Однако уже через день, 20 августа, Кагановича утвердили заместителем председателя, а 15 февраля 1934 г. председателем комиссии по железнодорожному транспорту[156].

Особую роль Кагановича в руководстве аппаратом ЦК определяло постановление Секретариата ЦК о приёме работников в аппарат ЦК ВКП(б), утверждённое 17 января 1934 г. В нём говорилось: «а) Установить, что приём или увольнение всех без исключения работников в аппарат ЦК производится лишь с утверждения т. Кагановича или т. Сталина, б) Обязать заведующих отделами ЦК ВКП(б) строго придерживаться этого постановления». Многозначительными были обстоятельства подготовки постановления. Первоначальный его вариант был написан Кагановичем и имел следующий вид: «Установить, что приём всех без исключения работников в аппарат Ц.К. производится лишь с утверждения секретаря ЦК». Сталин исправил текст Кагановича, причём демонстративно поставил фамилию Кагановича на первое место. Сталинский вариант и был окончательно утверждён Секретариатом[157].

Выдвижение Кагановича на роль заместителя по партии, конечно, не означало, что другие члены Политбюро утратили своё влияние. Каждый из них в первой половине 30-х годов продолжал занимать ту позицию в высших эшелонах власти, на которой закрепился в предшествующий период. Своеобразным показателем реального участия различных членов Политбюро в принятии решений могут служить данные о посещении ими кабинета Сталина (таблица 4). Несмотря на уход из ЦК в Совнарком, Молотов, судя по этим данным, оставался самым близким к Сталину человеком. Это, кстати, подтверждается и многими другими фактами. В полном соответствии с приведёнными выше сведениями о карьере Кагановича выглядит «второе место» в этом «списке приближённых». Остальные члены Политбюро — руководители крупнейших ведомств — появлялись у Сталина с одинаковой регулярностью. Киров, Чубарь, Косиор, Петровский находились вне Москвы и, соответственно, в основном занимались своими местными делами. Мало интересовал Сталина Рудзутак, часто болевший и постепенно отходивший от дел.

Однако, за внешне стабильным фасадом политической активности членов Политбюро скрывался постепенный и во многом незаметный процесс сокращения их прав и возможностей по мере сосредоточения власти в руках Сталина. Значительную роль в этом играли многочисленные конфликты в Политбюро, неизменно вызывающие повышенный интерес историков.

3. Свидетельства о новых «фракциях»: «миниреформы» и «дело Рютина»

Политические события начала 1930-х годов, на первый взгляд, можно вполне логично объяснить исходя из концепции наличия в Политбюро двух противоборствующих группировок: сторонников радикального и умеренного курсов. К первым («консерваторам») относят обычно Кагановича и Молотова (затем Ежова), ко вторым («реформаторам») — Кирова, Орджоникидзе, Куйбышева, а иногда и других членов Политбюро. Сталин в этой концепции до середины 30-х годов предстаёт величиной «переменной». Скорее склоняясь к «радикалам», он до поры до времени вынужден был считаться с наличием группы «умеренных», а поэтому колебался и маневрировал. Колебания политической линии в плоскости «реформы-террор» можно трактовать как результат попеременного преобладания «умеренной» или «радикальной» групп в Политбюро.

Однако, очевидно также, что если такие группы действительно существовали, то между ними рано или поздно, особенно в моменты смены курса, должны были происходить столкновения. Поэтому самым главным аргументом в пользу любой версии о наличии или отсутствии в Политбюро противоборствующих политических направлений может быть только наличие или отсутствие политически окрашенных конфликтов между различными членами Политбюро.

Значительное внимание историков в связи с этим всегда привлекали обстоятельства осуществления «миниреформ» 1931 г. в промышленности. Известно, что одним из первых официальных сигналов, возвестивших о начале этих «реформ», была Первая всесоюзная конференция работников социалистической промышленности, проходившая в Москве в конце января — начале февраля 1931 г. На ней присутствовали и выступили руководители страны, в том числе Сталин и Молотов, но наиболее радикальные предложения содержала речь Орджоникидзе. В отличие от Сталина, который ограничился политическими призывами и требованиями безусловно выполнить план 1931 г., а также вновь говорил об опасности вредительства, Орджоникидзе проявил большую гибкость и продемонстрировал знание реального положения дел в промышленности. В речи Орджоникидзе выделялись два момента. Во-первых, он выступил за укрепление единоначалия, освобождение хозяйственников от диктата политических контролёров и заявил, что основная масса специалистов не имеет ничего общего с вредителями. И, во-вторых, призвал строго соблюдать хозрасчёт, установить договорные отношения и материальную ответственность предприятий-поставщиков перед заказчиками[158].

Это обстоятельство, а также другие факты, свидетельствующие об активной приверженности Орджоникидзе новому курсу, дали некоторым историкам основания считать наркома тяжёлой промышленности инициатором «миниреформ» и даже рассматривать эти «реформы» как результат победы Орджоникидзе в столкновении со Сталиным и Молотовым, придерживавшихся прежней линии[159]. Как и во многих других случаях, по данному вопросу также существует противоположная, «скептическая» точка зрения, приверженцы которой полагают, что некоторое изменение курса в 1931 г. было проявлением согласованной политики руководства партии, и ставят под сомнение существование конфликта между Сталиным и Орджоникидзе[160]. Архивные документы скорее подтверждают вторую точку зрения. Более того, они позволяют утверждать, что относительное отступление в 1931 г. осуществлялось во многом по инициативе Сталина.

5 ноября 1930 г. Сталин на заседании Политбюро предложил создать специальную комиссию для разработки «вопросов торговли на новой базе». В комиссию под председательством Микояна вошли сам Сталин, представители ведомств, а чуть позже Молотов[161]. В 1931–1932 гг. намерения Сталина, предложившего образовать комиссию, воплотились в серию постановлений, призванных укрепить позиции торговли в противовес карточному распределению. Произошла политическая реабилитация торговли и товарно-денежных отношений, которые ещё в 1930 году нередко объявлялись пережитками прошлого, отмирающими под натиском прямого продуктообмена.

вернуться

152

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д.945. Л. 121.

вернуться

153

Там же. Оп. 162. Д. 10. Л. 165.

вернуться

154

Там же. Д. 12. Л. 154.

вернуться

155

Там же. Оп. 3. Д. 911. Л. 12.

вернуться

156

Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 69–70.

вернуться

157

Там же. С. 138.

вернуться

158

Орджоникидзе Г.К. Статьи и речи. Т. 2. М., 1957. С. 268–269, 277–281.

вернуться

159

Bailes К.Е. Technology and Society. Р. 148–156.

вернуться

160

Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union. Cambridge University Press, 1979. P. 211; Kuromiya H. Stalinist Industrial Revolution. P. 275–276.

вернуться

161

РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 3. Д. 803. Л. 15; Д. 804. Л. 13.

20
{"b":"244091","o":1}