Когда Женя вошла, стол был готов. Увидев бутылку и бокалы, Женя ахнула:

— Эркин, шампанское?!

— Да. И вот.

Он протянул ей белую розу из тонкого, нежного на ощупь шёлка.

— Как-кая прелесть! Эркин, куда её?

— В волосы, — сразу ответил он. — Дай, я заколю тебе, можно?

Женя молча подставила ему голову, и Эркин вплёл в её волосы у виска гибкий покорно принимающий нужную форму стебель.

— Она пахнет, чувствуешь?

— Да.

— Сейчас, сейчас я всё сделаю.

Быстро и удивительно ловко он зажёг свечи и погасил верхний свет, открыл бутылку и налил шампанского, метнулся к проигрывателю, поставил другую пластинку и тут же обратно к столу. И с первыми звуками вальса подошёл к Жене, бережно неся два бокала.

— Вот. С Новым годом, Женя.

— С новым годом, Эркин, — Женя взяла бокал.

Эркин легонько коснулся своим бокалом бокала Жени, вызвав тонкий, но лыный даже сквозь музыку звон. Они выпили, глядя друг другу в глаза. Эркин мягко взял у Жени бокал и поставил оба на стол.

— Потанцуем?

Его озорная улыбка обожгла Женю. Она засмеялась и обняла его за шею.

Женя никак не ожидала, что Эркин умеет так танцевать. Когда пластинка кончалась, Эркин ловко, не разжимая объятия, переставлял иглу на начало. Он купил две пластинки. На одной вальсы и танго, а на другой песни. На его удачу этикетки были разного цвета, и он не боялся перепутать.

Они танцевали, кружились в вальсе под трепещущие огоньки свечей. Потом Эркин посмотрел на часы, проверяя себя, и увёл Женю к столу.

— Без пяти, Женя.

— Да, — выдохнула Женя. — Эркин, конечно.

Он снова наполнил бокалы, повернул руку так, чтобы могла видеть циферблат, и сам следил. И когда стрелки наконец сомкнулись на двенадцати, он снова ударил своим бокалом о её, и они пили шампанское, пока длинная стрелка обегала полный круг. Эркин пил глоток в глоток с Женей, не отводя от неё глаз, и бокалы опустели одновременно. И снова Эркин забрал у Жени бокал и поставил на стол.

— А теперь танго, да, Женя?

Женя кивнула. Эркин быстро сменил пластинку и подошёл к ней, остановился шаге и склонил голову. Женя, задыхаясь от смеха, присела перед ним в полуреверансе, и Эркин подхватил её, обнял, на секунду замер, ловя такт, и повёл в танце.

— Господи, Эркин, я тыщу лет не танцевала.

— Ты хорошо так танцуешь, Женя.

Эркин ловко кружил её вокруг ёлки и так, в танце, подвёл к столу. Женя рассмеялась.

— А как ты догадался, что я есть хочу?

— Ну-у, — Эркин с улыбкой повёл плечами.

Женю его ответ вполне удовлетворил. Они сели к столу. И как до этого пили, так теперь и ели, не отрывая глаз друг от друга.

— Вкусно как, правда?

— Ага.

И снова танцевали. Не помня ни о времени, ни о… ни о чём не помня. И во всём мире они были сейчас одни, вдвоём. Они и вальс. Или танго. И ёлка. И тихое потрескивание свечей… Пока не кончилось шампанское. И они как-то одновременно вспомнили всё и почувствовали, что праздник кончился. Собрали и унесли на кухню остатки еды. Правда, и оставалось… чуть-чуть. Эркин включил люстру и погасил свечи.

— А стол завтра перенесу.

— Ну, конечно, — Женя вдруг зевнула, пришлёпнув ладошкой рот.

Эркин легко подхватил её на руки.

— А теперь спать.

— Ага, — согласилась Женя, обнимая его за шею и кладя голову ему на плечо.

Но в спальне она мягко, но решительно высвободилась. Эркин понял. Да, надо лечь спать, всё другое только испортит эту необыкновенную ночь. Он слышал, что как Новый год встретишь, таким и весь год будет.

— Женя, — они уже лежали в постели, — Женя, ты довольна?

— Да.

Женя повернулась к нему, погладила по груди.

— Да, милый, спасибо, у меня никогда такого не было, ни разу.

— И у меня, — вздохнул Эркин, мягко прижимая к себе ладонь Жени. — Спасибо, Женя.

— За что?

— За всё. Если бы не ты, ничего бы не было.

Они говорили, не открывая глаз, тихими, словно засыпающими голосами. И, засыпая, Эркин снова услышал слабый шорох снежинок о стекло. Идёт снег. Снег уже нового года.

Ночью дождь кончился, похолодало, и к утру лужи схватило ледком. Выйдя на рассвете из дома, Чак попробовал каблуком лёд на луже и вполголоса выругался. По такой обледенелой дороге угробиться ничего не стоит, а ему надо показать класс. Покажешь тут… Вот паскудство! И так на душе погано, да ещё такое… Он попросту боялся. Знал это и не желал в этом признаться самому себе. Сам поймёшь, так и другие заметят.

Дня три назад он узнал, что Бредли видели в Колумбии, и весь день болтался и крутился вокруг заведения Слайдеров, рассчитывая, что Бредли явится взять с поганцев плату за крышу. И будет, конечно, вместе с Трейси. Или пришлёт одного Трейси. Второй вариант даже предпочтительнее. А чёртовы беляки не пришли. Ни один, ни второй. И где их искать… Хотя это-то просчитать несложно, но ему-то туда ходу нет, ни один цветной туда сунуться не смеет. Даже Старого Хозяина в такие места белый шофёр возил.

Но вчера… вчера повезло, и всё решилось.

В Колумбию они приехали двадцать седьмого рано утром, пожертвовав поезду ночь.

— Нужна машина, Фредди.

— Помню, — буркнул Фредди.

Он не выспался и был поэтому зол. Последний день в имении отнял много сил: нужно было оставить задел на те две недели, что их с Джонни не будет, большая игра требует свежей головы, а что за сон в поезде?

На вокзальной площади Джонатан сразу направился к стоянке такси. Но назвал не «Атлантик», а более скромный «Чейз-Отель», и Фредди кивнул. Сначала надо разведать как следует. Да и им в ковбойском в «Атлантике» нечего маячить, а в «Чейз-Отеле» полно провинциальных лендлордов, там легче затеряться.

В номере Фредди сказал уже спокойнее.

— По обычной программе, Джонни.

— Да. У Слайдеров пока не светись.

— Не учи.

Первые два, много три дня — самые сложные. Надо быть предельно осторожным, не игра — прощупывание. Колумбия — не Бифпит, здесь Ансамбль, и пока там не прояснится, трепыхаться смертельно опасно. Правда, и положение у них теперь другое. Открытые счета прибавили веса. Они вывалились и могут позволить себе куда больше, чем раньше, но наглеть нельзя.

Душ, бритьё, переодеться… Фредди поглядел на сосредоточенно завязывающего галстук Джонатана.

— Всё, Джонни, удачи. Я пошёл.

— Сегодня здесь.

— Понял.

И завертелась карусель встреч, осторожных и откровенных разговоров, нежеланных, но нужных выпивок, и игра, игра, игра… Игра для престижа и для денег, кому отдать, кого пощипать, кого обчистить. И ежеминутно, ежесекундно думай, просчитывай, помни об алиби и обоснованиях. Здесь, в Колумбии, самый опасный враг — инспектор Робинс. На всю полицию можно накласть, купить их с потрохами и фуражками, но не Бульдога. Бульдогу дай зацепку — пиши пропало. Ничего не забывает, попадись на какой-то мелочи и тебе живо всё твоё по совокупности подвесят. Вообще-то Робинсу пора быть комиссаром, и это очень многих бы устроило, чтобы ушёл он с оперативной на бумажную работу, но… столь же многим не хотелось перехода Робинса на внутренние проблемы полиции. Правда, у Робинса был один, но серьёзный плюс: он всегда играл честно. По всем полицейским правилам. И подстроиться было можно.

На третий день всё как-то устоялось, перспективы обрисовались достаточно чёткие, и Джонатан начал готовить офис — пока приходилось пользоваться конторой Дэнниса — и квартиру. Дэннису плыл в руки большой и, главное, долгосрочный заказ, но нужно и толкать мэрию, и приглядывать, чтобы кто другой не перехватил, удалось очень аккуратно прибрать небольшую, но крепкую посредническую фирму — вдова пострадавшего в одной из разборок осталась довольна полученной чистой во всех отношениях суммой. Покойник использовал фирму только для официального прикрытия, а они хотели сделать её прибыльной легально, намечалась ещё пара точек… так что между играми они не спали, как большинство игроков, а крутились и бегали посоленными зайцами. Новый Год Джонатан собирался встречать в Экономическом клубе. Фредди туда хода не было, но он разрабатывал на эту ночь свои планы. И тридцатого уже спокойно отправился побродить по Колумбийскому Торговому центру. И покупки надо сделать, и развлечься немного можно: ковбойской ярмарки тут нет, так хоть это.