36 Фимиамом и струнами И закланьем тельца, жертвою должною, Ублажим мы богов за то, Что Нумиду они к нам из Испании Невредимым доставили. Всех лобзая друзей, больше чем Ламия Никого не лобзает он, Помня, что при одном дядьке взросли они, Вместе в тогу оделися. Ныне белой чертой день сей отметим мы! Пусть амфоры чредой идут, Пляшут ноги пускай, словно у салиев. Пусть в фракийском питье наш Басе Дамалиде не сдаст, жадной до выпивки; Пир украсят пусть груды роз, Плющ живучий и с ним лилия бледная. Все стремить взоры томные К Дамалиде начнут, но Дамалида лишь К полюбовнику новому Будет жаться тесней, чем неотвязный плющ. 37 Нам пить пора, пора нам свободною Стопою в землю бить, сотрапезники, Пора для пышных яств салийских Ложа богов разубрать богаче. Грехом доселе было цекубское Из погребов нам черпать, из дедовских, Пока царица Капитолий Мнила в безумье своем разрушить, Грозя с толпой уродливых евнухов Державе нашей смертью позорною. Не зная для надежд предела, Счастьем она опьянялась сладким. Но спал задор, – всего лишь один корабль Ушел огня, и ум, затуманенный Вином у ней мареотийским, В ужас неложный повергнул Цезарь, За ней, бегущей вспять от Италии, Гонясь на веслах… Как за голубкою Несется коршун, иль за зайцем Ловчий проворный по ниве снежной, Так мчался Цезарь вслед за чудовищем, Чтоб цепь накинуть. Но, хоть и женщина, Меча она не убоялась, Чуждых краев не искала с флотом, — Нет, умереть желая царицею, На павший дом взглянула с улыбкою И злобных змей к груди прижала, Чтобы всем телом впитать отраву: Она решилась твердо на смерть идти Из страха, что царицей развенчанной Ее позорно для триумфа Гордого вражья умчит либурна. 38 Персов роскошь мне ненавистна, мальчик, Не люблю венков, заплетенных лыком. Перестань отыскивать, где осталась Поздняя роза. Мирт простой ни с чем не сплетай прилежно, Я прошу. Тебе он идет, прислужник, Также мне пристал он, когда под сенью Пью виноградной. КНИГА ВТОРАЯ 1 Времен Метелла распри гражданские, Причина войн, их ход, преступления, Игра судьбы, вождей союзы, Страшные гражданам, и оружье, Неотомщенной кровью залитое, — Об этом ныне с полной отвагою Ты пишешь, по огню ступая, Что под золою обманно тлеет. Пусть не надолго мрачной трагедии Примолкнет Муза, – лишь обработаешь Дела людей, займись вновь делом Важным, надевши котурн Кекропа, — О Поллион, ты – щит обвиняемых, При совещаньи – помощь для курии, Тебя триумфом далматинским Увековечил венок лавровый… Слух оглушен рогов грозным ропотом, Уже я слышу труб рокотание, Уже доспехов блеск пугает Всадников строй и коней ретивых. Уже я слышу глас ободряющий Вождей, покрытых пылью почетною, И весть, что мир склонился долу, Кроме упорной души Катона. Кто из богов с Юноной был афрам друг И, не отметив, в бессильи покинул их, Тот победителей потомство Ныне Югурте приносит в жертву. Какое поле, кровью латинскою Насытясь, нам не кажет могилами Безбожность битв и гром паденья Царства Гесперии, слышный персам? Какой поток, пучина – не ведают О мрачной брани? Море Давнийское Разня какая не багрила? Где не лилась наша кровь ручьями? Но, чтоб, расставшись с песнью шутливою, Не затянуть нам плача Кеосского, Срывай, о Муза, легким плектром В гроте Дионы иные звуки. 2 Крисп Саллюстий, «враг подлого металла, Коль не блещет он в блеске умной траты», Пользы в деньгах нет, коли они зарыты В землю скупцами. Будет Прокулей жить в веках грядущих, Нежного отца заменив для братьев, Вознесет его на нетленных крыльях Вечная слава. Алчность обуздав, будешь ты скорее На земле царем, чем к далеким Гадам Ливию придав и рабами сделав Два Карфагена. Жажде волю дав, все растет водянка, Теша блажь свою, коль болезни сущность Не оставит жил и с ней вместе недуг Бледного тела. Пусть сидит Фраат на престоле Кира! Отучая чернь от понятий ложных И с ней врозь идя, не узрит счастливца В нем Добродетель. Ведь она и власть, и венец надежный, И победный лавр лишь тому дарует, — Кто бы ни был он, – кто глядит на злато Взором бесстрастным. |
