2 Тот, держась на крыльях, скрепленных воском, Морю имя дать обречен, как Икар, Кто, о Юл, в стихах состязаться – дерзкий — С Пиндаром тщится. Как с горы поток, напоенный ливнем Сверх своих брегов, устремляет воды, Рвется так, кипит глубиной безмерной Пиндара слово. Стоит он всегда Аполлона лавров: Новые ль слова в дифирамбах смело Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы, Вольным размером; Славит ли богов иль царей, героев, Тех, что смерть несли поделом кентаврам, Смерть Химере, всех приводившей в трепет Огненной пастью; Иль поет коня и борца, который С игр элидских в дом возвратился в славе, Песнью, в честь его, одарив, что сотни Статуй ценнее; С скорбною ль женой об утрате мужа Плачет, ей до звезд его силу славит, Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья Вырвав у Смерти. Полным ветром мчится диркейский лебедь Всякий раз, как ввысь к облакам далеким Держит путь он, я же пчеле подобен Склонов Матина: Как она, с трудом величайшим, сладкий Мед с цветов берет ароматных, так же Понемногу я среди рощ прибрежных Песни слагаю. Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром Нам споешь о том, как, украшен лавром, Цезарь будет влечь через Холм священный Диких сигамбров. Выше, лучше здесь никого не дали Боги нам и рок, не дадут и впредь нам, Пусть хотя б назад времена вернулись Века златого. Будешь петь ты радость народа, игры, Дни, когда от тяжб отрешится форум, Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый Август вернулся. Вот тогда и я подпевать уж буду, — Если ст_о_ит речь мою слушать, – счастлив Тем, что Цезарь к нам возвращен: «О славься, Красное солнце!» Шествию его «о Триумф!» не раз мы Возгласим тогда – «о Триумф!» Ликуя, Государством всем благосклонным вышним Ладан воскурим. Твой обет – быков и коров по десять, Мой обет – один лишь теленок; ныне, Мать покинув, он на лугу цветущем В возраст приходит, И рога его подражают рожкам В третий день луны молодой; примета Есть на лбу – бела, как полоска снега, — Сам же он рыжий. 3 Тот, кого, Мельпомена, ты При рожденьи хоть раз взглядом приветила, Не прославится в Истмиях Знаменитым бойцом, и победителем Не помчится на греческой Колеснице. Его ратные подвиги Не введут триумфатором В Капитолий за то, что он надменные Смел угрозы царей во прах. Нет! Но воды, Тибур плодотворящие, И дубравы тенистые В эолийских стихах славу родят ему. В Риме, городе царственном, Молодежью включен быть удостоен я В круг поэтов излюбленных, И меня уж язвит меньше зуб Зависти. О, на лире божественной Звуки славные струн дивно родящая, Муза, песнь лебединую Рыбам властная дать, если восхочешь ты! Это твой только дар благой — Что прохожим знаком я становлюсь теперь, Как хозяин родимых струн, — Что живу и любим, если любим я стал. 4 Орлу царем быть птиц поручил Отец; Царю богов он молниеносцем был; При похищеньи Ганимеда Верность его испытал Юпитер. Птенца когда-то пылкость – отцовский дар — Его толкнула вон из гнезд? лететь, Труда незнавшим; ветер вешний Робкого новым движеньям в небе Учил, согнавши тучи. Затем его К земле, к овчарням пылкий порыв увлек; А ныне жажда пищи, брани Гонит его на борьбу с драконом. В лугу отрадном, тешась травой, коза Вдруг видит львенка (в пору, как прогнан он От груди матери) и чует — Сгубят ее молодые зубы… Такой же страх винд_е_ликам Друз внушил, Когда в Ретийских Альпах он вел войну. Откуда взяли те обычай Всюду, как встарь амазонки, острый Носить топорик в правой руке, – искать Я бросил: право, все не дано нам знать. Орды, победные доселе, Все перед юношей мудрым пали, Поняв, какая сила талант и ум, Когда воспитан в доме, что люб богам, И что отеческой заботой Август для юных Неронов сделал. Рождают храбрых храбрые; лишь отцов Наследье – доблесть коней младых, быков; Орлы жестокие не могут Мирных на свет произвесть голубок. Расти ученье силы врожденный дар, Уход разумный доблесть в груди крепит; Когда же нравственность слабеет, Все благородное грех позорит. Обязан чем ты роду Неронов, Рим, Тому свидетель берег Метавра, там Разбит был Газдрубал в тот чудный День, что рассеявши мрак, впервые Победы сладкой Лацию радость дал, С тех пор как, словно пламя в сухом бору, Иль Евр над морем Сицилийским, Мчался верхом Ганнибал чрез грады. В счастливых войнах римский народ тогда Расти уж стал, и в храмах, безбожно так Рукой пунийца разоренных, Вновь водворились благие боги. Коварный молвил враг Ганнибал тогда: «Волков добыча хищных – олени мы Идем на тех, кого избегнуть Было бы высшим триумфом нашим. Народ сей после Трои сожженья смог, В волнах этрусских долго блуждав, донесть Отважно до брегов авзонских Отчих богов и детей, и старцев. Как дуб секирой срезан, сильней растет В густых дубравах Алгида, так и он Средь тяжких битв и поражений Дух укрепляет самим железом. Росла не пуще Гидра, когда Геракл, Томясь бесчестьем, головы ей рубил; Не знали Фивы Эхиона Чудищ грозней, иль народ Колхиды. Утопишь глубже – выникнет краше он; Поборешь – свергнет вдруг победителя С великой славой и вступает В битвы, что после восхвалят жены. Гонцов мне гордых слать в Карфаген уже Нельзя отныне: пали надежды все С тех пор, как Газдрубал сражен был, — Имени нашего счастья пало. Все могут сделать Клавдия войск полки: Их жизнь Юпитер сам, благосклонный к ним, Хранит; их мудрые расчеты В брани опаснейший миг спасают». |
