Невольное признание Гессен сидел с Милюковым в печали. Оба курили, и оба молчали. Гессен спросил его кротко, как Авель: «Есть ли у нас конституция, Павел?» Встал Милюков. Запинаясь от злобы, Резко ответил: «Еще бы! Еще бы!» Долго сидели в партийной печали. Оба курили, и оба молчали. Гессен опять придвигается ближе: «Я никому не открою – скажи же!» Раненый демон в зрачках Милюкова: «Есть – для кадет! А о прочих ни слова…» Мнительный взгляд на соратника бросив, Вновь начинает прекрасный Иосиф: «Есть ли…» Но слезы бегут по жилету — На ухо Павел шепнул ему: «Нету!» Обнялись нежно и в мирной печали Долго курили и долго молчали. <1909> Молитва Благодарю Тебя, Создатель, Что я в житейской кутерьме Не депутат и не издатель И не сижу еще в тюрьме. Благодарю Тебя, Могучий, Что мне не вырвали язык, Что я, как нищий, верю в случай И к всякой мерзости привык. Благодарю Тебя, Единый, Что в Третью Думу я не взят, — От всей души, с блаженной миной Благодарю Тебя стократ. Благодарю Тебя, мой Боже, Что смертный час, гроза глупцов, Из разлагающейся кожи Исторгнет дух в конце концов. И вот тогда, молю беззвучно, Дай мне исчезнуть в черной мгле, — В раю мне будет очень скучно, А ад я видел на земле. 1908 Всё то же В Государственном совете одним из первых будет разбираться дело о том, признаются ли Бестужевские курсы высшими. Спор этот ведется уже семь лет. «Речь» В средневековье шум и гам Схоласты подняли в Париже: [3]Какого роста был Адам? И был брюнет он или рыжий? Где был Господь (каков Париж!) До первых дней земли и неба? И причащается ли мышь, Поевшая святого хлеба?.. Возможно ль «высшими» иль нет Признать Бестужевские курсы? Иль, может быть, решит Совет Назвать их корпусом иль бурсой? Ведь курсы высшие – давно, И в самом высшем смысле слова, Ведь спорить с этим так смешно, Как называть реку коровой. Вставлять в колеса палки всем, Конечно, «высшее» призванье, — Но в данном случае совсем Бессильно старое брюзжанье. А впрочем… средние века У нас гостят, как видно, цепко. Но ведь корова не река — И не в названье здесь зацепка… <1909> Веселая наглость Русский народ мало трудится. Марков. 2-й Съезд дворян Ах, сквозь призму Кретинизма Гениально прост вопросец: Наш народ – не богоносец, А лентяй И слюнтяй. В самом деле, — Еле-еле Ковырять в земле сухой Старомодною сохой — Не работа, А дремота. У француза — Кукуруза, Виноград да лесопилки, Паровые молотилки. А у нас — Лень да квас. Лежебокам За уроком Что бы съездить за границу — К шведам, к немцам или в Ниццу? Не хотят — Пьют да спят. Иль со скуки Хоть науки Изучали бы, вороны: Философию, законы… Не желают: Презирают! Ну, ленивы! Даже «Нивы» Не хотят читать, обломы. С Мережковским не знакомы!! Только б жрать, Только б спать. Но сквозь призму Критицизма Вдруг вопрос родится яркий: Как у этаких, как Марков, Нет хвостов И клыков? 1909 Послания Послание первое Семь дней валяюсь на траве Средь бледных незабудок, Уснули мысли в голове, И чуть ворчит желудок. Песчаный пляж. Волна скулит, А чайки ловят рыбу. Вдали чиновный инвалид Ведет супругу-глыбу. Друзья! Прошу вас написать — В развратном Петербурге Такой же рай и благодать, Как в тихом Гунгербурге? Семь дней газет я не читал… Скажите, дорогие, Кто в Думе выкинул скандал, Спасая честь России? Народу школа не дана ль За этот срок недельный? Какая в моде этуаль? И как вопрос земельный? Ах, да – не вышли ль, наконец, Все левые из Думы? Не утомился ль Шварц-делец? А турки?.. Не в Батуме? Лежу, как лошадь, на траве — Забыл о мире бренном, Но кто-то ноет в голове: Будь злым и современным… Пишите ж, милые, скорей! Условия суровы: Ведь правый думский брадобрей Скандал устроит новый… Тогда, увы, и я и вы Не будем современны. Ах, горько мне вставать с травы Для злобы дня презренной! 1908 Гунгербург |
