Нирвана На сосне хлопочет дятел, У сорок дрожат хвосты… Толстый снег законопатил Все овражки, все кусты. Чертов ветер с хриплым писком, Взбив до неба дымный прах, Мутно-белым василиском Бьется в бешеных снегах. Смерть и холод! Хорошо бы С диким визгом взвиться ввысь И упасть стремглав в сугробы, Как подстреленная рысь… И выглядывать оттуда, Превращаясь в снежный ком, С безразличием верблюда, Занесенного песком. А потом – весной лиловой — Вдруг растаять… закружить… И случайную корову Беззаботно напоить. Декабрь 1910 или начало 1911 Кавантсари «Солнце жарит. Мол безлюден…» Солнце жарит. Мол безлюден. Пряно пахнет пестрый груз. Под водой дрожат, как студень, Пять таинственных медуз. Волны пухнут… Стая рыб косым пятном Затемнила зелень моря. В исступлении шальном, Воздух крыльями узоря, Вьются чайки. Молча, в позе Бонапарта, Даль пытаю на молу: Где недавний холод марта? Снежный вихрь, мутящий мглу? Зной и море! Отчего нельзя и мне Жить, меняясь, как природа, Чтоб усталость по весне Унеслась, как время года?.. Сколько чаек! Солнце жжет. Где холод буден? Темный сон случайных уз? В глубине дрожат, как студень, Семь божественных медуз. Волны пухнут… Весна 1911 Ялта В море Если низко склониться к воде И смотреть по волнам на закат — Нет ни неба, ни гор, ни людей, Только красных валов перекат… Мертвый отблеск… Холодная жуть, Тускло смотрит со дна глубина… Где же лодка моя и гребец? Где же руки, и ноги, и грудь? О, как любо, отпрянув назад, Милый берег глазами схватить — Фонарей ярко-желтую нить, И пустынного мола черту! 1911 (?) В Крыму Турки носят канифоль. Ноздри пьют морскую соль. Поплавок в арбузных корках… Ноги свесились за мол… Кто-то сбоку подошел: Две худых ступни в опорках. «Пятачишку бы…» – «Сейчас». Чайки сели на баркас. Пароход завыл сурово. Раз! Как любо снять с крючка Толстолобого бычка И крючок закинуть снова! Весна 1911 Дождь Потемнели срубы от воды. В колеях пузырятся потоки. Затянув кисейкою сады, Дробно пляшет дождик одинокий. Вымокла рябинка за окном, Ягоды блестят в листве, как бусы. По колоде, спящей кверху дном, Прыгает в канавке мальчик русый. Изумрудней рощи и сады. В пепле неба голубь мчится к вышке. Куры на крыльце, поджав хвосты, Не спускают сонных глаз с задвижки… Свежий дождь, побудь, побудь у нас! Сей свое серебряное семя… За ворота выбегу сейчас И тебе подставлю лоб и темя. <1913> У Нарвского залива Я и девочки-эстонки Притащили тростника. Средь прибрежного песка Вдруг дымок завился тонкий. Вал гудел, как сто фаготов, Ветер пел на все лады. Мы в жестянку из-под шпротов Молча налили воды. Ожидали, не мигая, Замирая от тоски, — Вдруг в воде, шипя у края, Заплясали пузырьки! Почему событье это Так обрадовало нас? Фея северного лета, Это, друг мой, суп для вас! Трясогузка по соседству По песку гуляла всласть… Разве можно здесь не впасть Под напевы моря в детство? 1914 Гунгербург Огород За сизо-матовой капустой Сквозные зонтики укропа. А там, вдали – где небо пусто — Маячит яблоня-растрепа. Гигантский лук напряг все силы И поднял семена в коронке. Кругом забор, седой и хилый. Малина вяло спит в сторонке. Кусты крыжовника завяли, На листьях – ржа и паутина. Как предосенний дух печали, Дрожит над банею осина. Но огород еще бодрее, И гуще, и щедрей, чем летом. Смотри! Петрушки и порей Как будто созданы поэтом… Хмель вполз по кольям пышной ceткой И свесил гроздья светлых шишек. И там, и там – под каждой веткой Широкий радостный излишек. Земля влажна и отдыхает. Поникли мокрые травинки, И воздух кротко подымает К немому небу паутинки. А здесь, у ног, лопух дырявый Раскинул плащ в зеленой дреме… Срываю огурец шершавый И подношу к ноздрям в истоме. <1913> |
