Благодарение Богу, вложившему в сердце Титове такое усердие к вам.
Сказав нужное о милостыне, хвалит, наконец, посланных за нею, дабы они, будучи чужды подозрения, скорее могли возбудить их к готовности на пожертвование. Поскольку же первый из них был Тит, то хвалит его, а возбуждение его на это служение называет делом Бога. Ибо Он дал ему такое же тщание, какое я имею о вас. Здесь же убеждает их сделать подаяние досточестное. Ибо если Бог возбудил его, то, без сомнения, Бог и просит, чтобы вы сделали подаяние, достойное Бога.
Ибо, хотя и я просил его, впрочем он, будучи очень усерден, пошел к вам добровольно.
Из чего видно, что Бог возбудил Тита? Из того, что когда я попросил его, то он с готовностью принял просьбу, и не возроптал, но отправился добровольно, ибо, когда я еще не просил его, он имел уже собственное усердие.
С ним послали мы также брата, во всех церквах похваляемого за благовествование.
Одни разумеют Луку, по причине Евангелия, им писанного; другие же — Варнаву, так как апостол и неписанную проповедь называет благовествованием. Не распространяется в похвалах ему, как Титу, потому что он не известен был коринфянам, а Тит был довольно известен им. Впрочем, и ему сплетает достаточную похвалу; ибо не просто говорит, что он проповедует Евангелие, но и похваляем, -- не в двух или трех, но во всех церквах.
И притом набранного от церквей сопутствовать нам для сего благотворения, которому мы служим.
Хвалит мужа и суждением о нем избравших его: не только, говорит, славится, как достойно благовествующий, но и избран от церквей сопутствовать нам, чтобы был общником нашим и в искушениях, и в опасностях. Это более приличествует Варнаве. Избран в благодать сию, то есть на распоряжение подаяниями, чтобы служил с нами.
Во славу Самого Господа и в соответствие вашему усердию.
То есть чтобы и Бог прославлялся, и вы стали усерднее, ибо когда принимающие подаяния — люди испытанные, то ни у кого не может родиться подозрение относительно их.
Остерегаясь, чтобы нам не подвергнуться от кого нареканию при таком обилии приношений, вверяемых нашему служению.
Достойно это святой души и многой попечительности и снисходительности Павла. Мы, говорит, послали этих мужей, не одного, а нескольких, остерегаясь, то есть предполагая и опасаясь, чтобы кто не заподозрил нас, будто мы из подаяний употребляем что-нибудь в свою пользу. И не сказал: чтобы вы не заподозрили, но: от кого, чтобы не обиделись и не подумали, будто их подозревает в таком мнении о нем. И само, говорит, обилие, то есть обилие подаяний, легко может возбудить в злых людях подозрение, если не примем предосторожности.
Ибо мы стараемся о добром не только пред Господом, но и пред людьми.
Смотри, как беспокоилась душа Павла, чтобы не подать братиям повода к соблазну. Ибо не сказал: я чист, пусть клевещет, кто хочет, но как пред Богом, говорит, так и пред людьми, стараемся о добром, то есть стараемся явиться безукоризненными, и чем они слабее, тем более должно снисходить им, потому что мы снисходим и малым детям, когда нянчим их.
Мы послали с ними и брата нашего, которого усердие много раз испытали во многом и который ныне еще усерднее по великой уверенности в вас.
Присовокупляет и другого, называя его братом и одобряя его на основании испытания и суждений, как человека усердного во многом и оказавшегося таким многократно. Возвышать так речь свойственно похвале. Ныне же, говорит, он сделался еще усерднее, как бы в надежде, что вы подадите более щедрую милостыню, которой он служит.
Что касается до Тита, это — мой товарищ и сотрудник у вас.
То есть если должно сказать что-нибудь о Тите, то скажу, что он мой товарищ, — помогает мне в научении вас и доставлении вам пользы. Или: если вы сделаете что для Тита, то сделаете это не для обыкновенного человека, но для товарища моего.
То есть если желаете слышать что-нибудь о других, то и они имеют великие права на ваше доверие; ибо они братья наши.
Это — посланники церквей.
То есть посланы и избраны от церквей.
Что всего важнее, то поставил в конце. Все, что бы ни было в них, говорит, относится ко Христу.
Итак перед лицем церквей дайте им доказательство любви вашей и того, что мы справедливо хвалимся вами.
Теперь, говорит, покажите, как вы любите нас и как мы не напрасно хвалимся вами. А покажете это, если им .окажете любовь. Ибо то, что сделаете для них, сделаете пред лицем церквей, то есть для чести церквей; ибо они представляют собой лице церквей, пославших их.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Для меня, впрочем, иалишне писать вам о вспоможении святым.
Столь долго рассуждал об этой службе прежде и, снова намереваясь беседовать о ней же, говорит, что для него излишне писать о ней. А делает это мудро, чтобы более привлечь их. Ибо, когда Павел имеет такое мнение о них, что для них не нужен совет касательно милостыни, то им стыдно было бы оказаться впоследствии ниже доброго мнения о них.
Ибо я знаю усердие ваше и хвалюсь вами перед Македонянами, что Ахаия приготовлена, еще с прошедшего года.
Я и сам знаю, говорит, усердие ваше, и не только знаю это, но хвалюсь пред другими, что готова вся Ахаия, а не один Коринф, и что ничего не остается, как только чтобы пришли к вам собирающие милостыню. Итак, мне стыдно будет, если похвалы мои окажутся напрасными и ложными.
И ревность ваша поощрила многих.
Выше говорит: македоняне доброхотны и просили нас. Как же теперь говорит: И ревность ваша поощрила многих? Не сказал: всех, но многих. Одни доброхотны и просили нас, а другие были возбуждены вашей ревностью; ибо многие нуждаются в побуждении. Иначе: мы не советовали им, не убеждали их, а только вас хвалили, и этого достаточно было к их убеждению. Смотри, как побуждает и коринфян примером македонян, и македонян примером коринфян. Вы, говорит, сделались учителями для них; не окажитесь же, учителя, хуже учеников.
Братьев же послал я для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною в сем случае, но чтобы вы, как я говорил, были приготовлены.
Себя самого делает как бы членом коринфской церкви и беспокоится о ней. Ибо говорит: поскольку я похвалился вами, то убоялся, чтобы не посрамиться мне, и потому послал братьев, чтобы похвала моя не оказалась тщетною, то есть да не изобличится похвала моя вами, как пустая и напрасная. Ибо я, говорит, восхищаясь вами, пред всеми хвалился и пред ними. Итак, если покажете себя не такими, стыд будет общий; впрочем, не во всем, а только в сем случае, то есть да не посрамлюсь в одном предположении моем касательно милостыни; но чтобы вы были приготовлены, как сказал я и македонянам, что в Ахаии уже все готовы и ни в чем у них нет недостатка.
И чтобы, когда придут со мною Македоняне и найдут вас неготовыми, не остались в стыде мы, — не говорю «вы», — похвалившись с такою уверенностью.
Снова обращается к тому же и с большей силой выражает беспокойство, убеждая их человеческими соображениями. Ибо больше стыда, когда кто срамится пред чужими лицами. Может быть, говорит, вы рассчитываете на меня, как знакомого вам; но подумайте о македонянах, которые, быть может, придут со мной, что вероятно. И найдут вас, не сказал: нежелающими, но: неготовыми. Ибо и то стыдно, если вы не готовы и скоро не можете собрать; тем более стыда, если вы ничего не собрали, или собрали менее надлежащего. Но говоря: чтобы не остались в стыде мы, — не говорю «вы», — похвалившись с такою уверенностью, смягчает речь свою, — не во всем то есть постыдимся, но только в хвалении относительно милостыни; ибо прочее, касающееся вас, безукоризненно. Говорит же это не для того, чтобы польстить им, но скорее с тем, чтобы сделать их более усердными, дабы похваляемые во всем и в этом не оказались недостойными похвалы и ниже самих себя. Словами: не говорю «вы» показывает, что они больше будут посрамлены, нежели он; ибо это их грех. Под «частию» же разумеет основание, или самое дело, или существо похваления.
