Единственным торговым портом в Перу был Каллао. Рейд его с севера был совершенно открыт, и проходившие суда становились за песчаную косу и низменный остров; одно из неудобств этой местности — частые туманы, препятствующие свободному входу и выходу судов. Городские постройки в Каллао не представляли ничего замечательного. Были довольно сильные (для того времени) укрепления, которые, однако, при растянутости берега не могли служить достаточной защитой городу.

18 февраля «Камчатка» оставила Каллао, пошла на запад и в половине марта миновала Вашингтоновы острова. Головнин постоянно держался пассатного ветра, и плавание, хотя крайне однообразное, совершалось скоро и спокойно.

28 апреля открылся камчатский берег, и 2 мая вошли благополучно в Авачинскую губу. В Петропавловской гавани был еще лед, его пришлось прорубать, но это препятствие было скоро устранено командой «Камчатки», и шлюп на третий день вошел в гавань.

Главным командиром Петропавловского порта и начальником Камчатской области был в то время капитан 2 ранга Рикорд, освободитель Головнина из японского плена. Встреча друзей была самая радостная. Рикорд всеми средствами старался снабдить шлюп свежими припасами, а для команды выписал даже рогатый скот из Большерецка.

Пробыв в плавании из Кронштадта более восьми месяцев, шлюп требовал некоторых исправлений, а команда отдыха. Рикорд и в этом оказал посильную помощь: все работы произведены были с помощью портовых мастеров. Команда в свободное от работ время гуляла на берегу и ловила рыбу. Офицеры предпринимали более отдаленные поездки в глубь полуострова, охотились за дичью, которой изобиловали леса.

Головнин, знакомый уже с Петропавловским портом по первому путешествию, отзывался с большой похвалой о значительной перемене к лучшему за время управления Камчаткой Рикордом. Его заботами была устроена больница, снабженная всем необходимым. Соседние камчадалы получили врачебную помощь от заразных болезней, они привозили больных за 200 и более километров. По распоряжению Рикорда, население снабжалось хлебом, порохом и свинцом по казенной цене, беднякам их отпускали безвозмездно. Головнин нашел ремесленное и частное училища, которых прежде не было. Наконец, Рикорд завел огородничество. По его почину начались посевы озимых и яровых хлебов. Одним словом, Петропавловск стал неузнаваем.

15 июня Головнин простился с Рикордом и направился к Командорским островам. Эти острова до Беринга не были известны, да и впоследствии их положение долго не было определено на морских картах. Головнин успешно восполнил этот пробел и сделал их подробную опись.

Одной из главных задач, порученных Головнину, было: обследовать владения Российско-американской компании и удостовериться в степени справедливости дошедших до правительства жалоб на ее дурное управление. С этой целью он обошел всю гряду Алеутских островов и посетил остров Кадьяк, где было одно из главных поселений компании. Оттуда он отправился в Новоархангельск — главную резиденцию правления компании — и селение Росс, находящееся на берегу Нового Альбиона[45]. Отсюда он пошел в Монтерей, принадлежавший в то время Испании[46], запастись водой и провизией.

Обследования Головнина полностью подтвердили сведения о дурном управлении компании и о больших притеснениях с ее стороны как коренных жителей, так и русских промышленников.

23 октября «Камчатка» прибыла в залив Круа. На Сандвичевых островах Головнин с некоторыми офицерами поехал на берег. Сандвичане уже давно восприняли европейские обычаи. Способные от природы, они охотно учились. Завели земледелие, разводили крупный и мелкий рогатый окот, лошадей и домашнюю птицу; прибрежные жители занимались рыболовством. Было между ними много ремесленников, а многие служили на европейских судах матросами и слыли вообще хорошими моряками.

Одного из сандвичан Головнин принял к себе на шлюп и привез в Петербург. Лаури, так звали 25-летнего островитянина, был высокого роста и прекрасно сложен. Коричневый цвет кожи не портил его наружности. Смышленый и веселый от природы, он скоро свыкся с русскими обычаями и сделался общим любимцем офицеров и матросов. Особенно сдружился он с артиллерийским унтер-офицером, который, по возвращении шлюпа в Россию, был представлен к нему вроде дядьки.

Запасшись, по совету короля Тамеамеа, провизией и водой на острове Воагу, Головнин 29 октября поднял якорь, и «Камчатка», простясь с гостеприимными сандвичанами, направилась на Филиппинские острова. Там предполагалось дать команде отдых и исправить некоторые повреждения перед обратным переходом в Россию.

Зайдя по пути к одному из Марианских островов — Гаухану, «Камчатка» бросила 19 ноября якорь в заливе Умата на острове Гаухан (самый большой и населенный остров из всей этой группы, состоявшей под властью Испании). Он служит главной резиденцией управления. На Марианских островах сильно развито было тогда скотоводство; одного рогатого скота считалось до 30 000 голов. Изобиловали острова и рыбами и дикими птицами, но так как острова эти лежат в стороне от главного судоходного пути, то торговля их незначительна. Как на одну из оригинальных отраслей торговли следует указать на продажу петухов огромной породы. Головнин говорит, что ему нигде не случалось видеть таких великанов куриного племени и таких задорных в драке, как, петухи марианские. Жители, страстные любители петушиных боев, чрезвычайно дорожили ими и продавали их очень дорого на Манилу, где тагалы еще более пристрастны к этой забаве. Марианские петухи, после китайских, считаются первыми бойцами. За одного приглянувшегося Головнину просили десять пиастров — пятьдесят рублей.

Пополнив истощившиеся запасы, Головнин на четвертый день снялся с якоря и пошел к острову Люсон. 12 декабря вечером шлюп подходил к Маниле, и на другой день утром «Камчатка» бросила якорь перед городом. На шлюпе не успели убрать паруса, как от манильского генерал-губернатора приехал адъютант с поздравлением по случаю благополучного прихода и предложением услуг порта.

Манильский рейд не представлял никаких удобств для предполагавшихся на шлюпе исправлений, и генерал-губернатор посоветовал Головнину перейти в соседний порт Кавитту, где по его распоряжению были даны все материальные средства для скорейшего исправления шлюпа. Пользуясь этим, Головнин на другой день перешел на Кавитту, выгрузил все хранившееся в трюме в отведенное на берегу помещение, проветрил трюм, пepeсушил все лежавшие там с самого выхода из Кронштадта предметы, проконопатил пазу, перетянул такелаж, перечинил паруса, покрасил шлюп и отпраздновал новый 1819 год.

Через 25 дней непрерывной работы шлюп был готов к дальнейшему плаванию. 17 января Головнин простился с гостеприимной Манилой и отправился в дальнейший путь. Покинув Филиппины, Головнин прошел Зондским проливом, обогнул мыс Доброй Надежды и 20 марта сделал первую остановку после Манилы на острове Св. Елены.

Во время путешествия Головнина этот остров был местом заключения Наполеона, строго охраняемого англичанами. Еще за несколько десятков миль до острова «Камчатку» встретил и опросил английский сторожевой военный шлюп и тотчас сигналом сообщил сторожевому посту на острове о намерении Головнина зайти в порт. На рейде шлюпу было отведено место, и всю ночь по рейду ходили дозорные шлюпки. На другой день Головнина посетило несколько почетных лиц, пообедали, и вечером того же дня Головнин пошел далее. 6 апреля, после посещения острова Вознесения, шлюп перешел экватор и на 74-й день плавания достиг острова Фаял (из Азорской группы), где и бросил якорь. Необходимо было отдохнуть и пополнить запасы продовольствия. На острове Фаял простояли 17 дней.

20 июля «Камчатка» зашла в Портсмут. Головнин дал команде отдых, пополнил запасы дров, воды и провизии и 15 августа снова отправился в плавание. 23 августа вошли в Зунд, а 4 сентября в Финский залив. У мыса Стрисудена[47]Головнин увидел купеческое судно без мачт, которое несло на береговые камни. Решив спасти судно от гибели, Головнин подошел к нему, взял на буксир и довел благополучно до Кронштадта, где, и бросил якорь 5 сентября 1819 года, пробыв, в плавании 2 года и 10 дней.