Несмотря на все свои дирижистские устремления, ВОКС был вынужден постоянно скрывать и ограничивать применение имевшихся у него рычагов влияния, чтобы поддерживать видимость столь ценимого «нейтралитета» Общества друзей. Секретный надзор, осуществлявшийся на расстоянии, и сопровождавшая его опора на местных эмиссаров неизбежно приводили к недоразумениям. После 1925 года Общество друзей вступило в период застоя, и изначально тесное сотрудничество Барона с ВОКСом было свернуто. В конце 1925 года Каменева жаловалась советскому послу в Германии Н.Н. Крестинскому на то, что, несмотря на финансирование в твердой валюте через ВОКС, Барон все еще не удосужился (а возможно, и уклонялся от этой обязанности) представить действительный объединенный отчет о деятельности Общества друзей^{229}. Что еще хуже — как выяснилось, немалое число тех, кто записался в «друзья» СССР, не принимали никакого участия в делах Общества, и поэтому (как и во многих советских «общественных» организациях) там было немало «мертвых душ». В конце 1920-х — начале 1930-х годов в разных городах Германии было создано четырнадцать региональных отделений Общества, но, как с горечью писал в 1933 году в письме заместитель руководителя ВОКСа, «большая часть их существовала только на бумаге». В Мюнхене местное отделение Общества якобы использовалось неким баварским предпринимателем для набора желающих отправиться в организуемые «Интуристом» поездки, а Барона обвиняли в том, что он при этом даже не знает точного числа членов Общества в Берлине и других местах^{230}.[15] Барон, ранее занимавшийся издательской деятельностью, значительную часть своего времени, как сообщалось, посвящал выпуску печатного органа Общества «Новая Россия»^{231}.

Упоминавшийся выше Левит-Ливент, энергичный и проницательный референт ВОКСа по Центральной Европе, занявший эту должность в марте 1929 года, писал о своих замыслах одновременно омолодить Общество и сохранить контроль над ним, а именно: заменить старых верных сотрудников в президиуме такими фигурами, как Таут, Пискатор и Генрих Манн; сделать распространение журнала Общества коммерчески выгодным, чтобы субсидии из Москвы были больше не нужны; сместить Барона. Однако последний сопротивлялся, отказываясь сменить членов президиума в период между 1925 и 1933 годами, а без «надежных исполнителей» на местах все подобные замыслы оставались лишь «фантазиями». Поскольку в конце 1920-х — начале 1930-х годов в германской политике наметился поворот вправо, все чаще и чаще раздавалась критика способности Барона и основных членов Общества друзей, стоявших у его истоков, влиять на общественное мнение Германии^{232}. До 1933 года в СССР то и дело возобновлялись дискуссии о необходимости замены Барона, чего, однако, так и не произошло.

В свете растущих проблем, связанных с созданием организации, которая оставалась бы значимой в Германии и одновременно контролировалась бы из Москвы, оптимистичные заявления ВОКСа перед советскими партийными и государственными органами о неуклонном росте Общества друзей выглядят по меньшей мере фантастичными. Например, в одном раннем документе содержится смелое и весьма типичное утверждение, что «мы» гарантируем «руководящее влияние» коммунистов в Обществе либо через его членов, либо через представителей ВОКСа^{233}. Однако несмотря на подобную риторику, Каменева, понимая со всей очевидностью, насколько уязвимым было Общество друзей на самом деле, не настаивала на замене Барона. Она желала, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, т.е. хотела разработать такую схему эффективного контроля со стороны ВОКСа, которая позволила бы сохранить автономию Общества, но не дала бы возможности Коминтерну и КПГ переманить Общество для достижения временных политических целей. Со своей стороны, КПГ не считала Общество принадлежащим к ее структуре, но рассматривала его как «находящееся на самой отдаленной периферии нашей зоны влияния»^{234}.

Трудности контроля, с которыми сталкивался ВОКС, усугублялись тем, что дипломаты советского посольства в Берлине (включая и сотрудников ВОКСа, работавших в Германии) были гораздо более озабочены тем, чтобы склонить на свою сторону влиятельных представителей нелевых кругов, чем привлечь сочувствующих «друзей». В конце 1924 года помощник-референт Каменевой Р. Веллер докладывал в Москву, что представитель ВОКСа А.А. Штанге и другие сотрудники посольства почти не обращают внимания на Общество друзей, говорят о нем «с раздражением» и не оказывают ему никакой поддержки:

Как мы помним, в 1925 году Штанге со всей определенностью отдал предпочтение Обществу проф. Хётча по сравнению с Обществом друзей. Такая позиция привела к критике Общества друзей, которое упрекали в сугубо «декоративной» деятельности, а также в том, что большинство «друзей» вступали в него «в знак более или менее дружественного отношения к Советскому Союзу»^{236}.

Каменева была в корне не согласна с позицией Штанге, предлагая работать с обоими партнерами одновременно. В дискуссиях на высшем уровне (с участием ЦК партии) в 1928 году она обличающе утверждала, что советское мещанство копирует европейскую буржуазно-коммерческую массовую культуру и по сравнению с ним «левые тенденции» в Европе носят более передовой характер. Как заявляла Каменева, европейские интеллектуалы левого толка, заимствуя лучшие достижения пролетарской культуры Советского Союза, будут способствовать ее укреплению внутри СССР^{237}. Это было из ряда вон выходящее заявление: европейские интеллектуалы якобы спасут советскую культуру от ее же худших инстинктов, образовав в результате культуртрегерский союз с ее наиболее передовыми элементами. Неудивительно, что Каменева так не хотела преуменьшать значение немецких «друзей»-попутчиков. «Двойственная политика» ВОКСа, предусматривавшая партнерство и с левыми, и с националистами в Германии, оставалась главным направлением в его деятельности и после смещения Каменевой в конце 1929 года, даже в период весьма спорных пропагандистских акций среди немецких крайне правых.

Очевидная необходимость непосредственного советского финансирования для поддержания самой «передовой» немецкой организации, самого сильного культурного общества дружбы в Европе — это уже одно готовое объяснение тому, почему ВОКС последовательно предпочитал не отдаляться от нескольких избранных организаций-партнеров.

Имеются интригующие свидетельства о том, что незадолго до фашистского марша на Рим ряд итальянских интеллектуалов, близких к футуризму, который в начале 1920-х распался на профашистскую, прокоммунистическую и независимую фракции, первыми учредили подобное общество — «Друзья России»^{238}.[16] Однако укрепление власти фашистов делало Италию особым случаем, страной с серьезно ограниченными культурными контактами и отсутствием каких бы то ни было обществ дружбы. Германское Общество друзей, столь успешное с момента своего основания в 1923 году, стало образцом для подобного рода объединений в Европе, а затем и во всем мире. Уже в 1924 году берлинская модель нашла применение в шести новых обществах или аффилированных отделениях. В случае Австрии и Чехословакии имелась непосредственная связь с немецким образчиком, поскольку Вилли Мюнценберг, наряду с другими, ездил в Вену и Прагу в начале 1924 года, помогая перенимать берлинский опыт^{239}. К 1931 году общества дружбы существовали в семнадцати странах в количестве 42 отделений в основных городах, общее число официальных членов этих организаций достигло 7231 человека^{240}. Общества дружбы стали основными институциональными партнерами ВОКСа и его главным инструментом в долгосрочной идеологической работе за пределами Советского Союза. В культурной дипломатии они приобрели значительный вес и в качестве целевой аудитории для публикаций ВОКСа и выступлений советских лекторов за рубежом, и в качестве главных центров по привлечению туристов в СССР.