– А закусить не прикажите ли чего приготовить?

– Нет, у меня есть своя провизия.

– Наум Куприяныч, прикажи разогреть самоварчик, – обратился урядник к разбойнику.

В избу вошёл Осип с кучером его благородия.

– Осип, поставь самовар! – сказал Чуркин.

– Сейчас, – ответил тот.

– А потом сходи к старосте и попроси его сюда, скажи, что помощник исправника его требует.

Осип поставил самовар, накинул на себя халат и отправился к старосте. Помощник исправника поглядел ему вслед и спросил у Чуркина.

– Что это за человек?

– Работник мой, – отвечал тот.

– Рыло-то у него весьма непрезентабельное: волком выглядывает.

– Таким уж он уродился.

– А этот молодец, здешний или ночлежник? – показывая глазами на приказчика, осведомился его благородие.

– Со мной из Тагильского завода приехал, – пояснил урядник.

– Знать, по делам или так за компанию?

– Да-с, по торговой части.

– Далеко отсюда до Тагильского завода?

– Вёрст шестьдесят будет; это так, глазомерно считают; дорога не столбовая, лесом больше приходится ехать.

В избу вошёл староста деревни, а за ним явился и Осип. Староста поклонился всей компании и остановился у дверей.

– Ты здесь староста? – спросил у него помощник исправника.

– Так точно, я буду, – сказал мужичок.

– Подойди сюда поближе, да отвечай мне на вопросы.

Тот подался вперёд.

– Не слыхал ли кто у вас об убитом Жохове? – сердито спросил его благородие.

Староста в испуге обвёл всех присутствующих глазами, почесал затылок и не знал, что отвечать.

– Слышишь, что я у тебя спрашиваю?

– Как не слыхать, слышу.

– Так что ж ты не отвечаешь?

– У нас об этом ничего не слыхать.

– И вы не видали никакого купца?

– Нет, не видали.

– Ну, не проезжал ли кто-нибудь на паре лошадей?

– Как не проезжать! Мало ли едут, да мы их не опрашиваем, кто они и откуда.

– От них, ваше высокоблагородие, ничего никогда не добьёшься, такой уж народец, – заметил урядник.

– Пошёл вон! – крикнуло на старосту начальство.

Тот вышел. Осип взялся было за самовар, чтобы по ставить его на стол, но кавалер, приехавший с его благородием, оттолкнул его, взял самовар и отнёс его на стол. Осип злобно поглядел на него и вышел из избы, заскрипев зубами. Его благородие достал из походной своей шкатулки чайные принадлежности и принялся потягивать китайское зелье, пригласив к столу за компанию урядника. Чуркин удалился из избы в свою светлицу, а приказчик, усевшись на лавку, хлопал на его благородие глазами. Солдат стоял у печки, в ожидании каких-либо приказаний от своего отца-командира.

Отец-командир был выше среднего роста, с лысиной во всю голову, остаток волос на затылке был зачесан наперёд; черные с проседью бакенбарды, идущие до подбородка, придавали ему некоторую солидность, старый выцветший мундир с красным воротником и ясными пуговицами олицетворял тип полицейского офицера Николаевских времён.

Чуркин нашёл Осипа у себя в светлице; каторжник в этот момент закуривал свою коротенькую трубочку; увидав своего атамана, он как бы обрадовался минуте, чтобы переговорить с ним.

– Нашли купца-то, а я думал до весны пролежит, – сказал Осип.

– Ну, так что ж из этого? – заметил разбойник.

– Вестимо, ничего; я так, к слову, сказал. Печати своей на него не клали, пусть разыскивают, если охота есть.

– Пожалуй, ищи вчерашнего дня.

– Как бы он нас не стал опрашивать?

– Ответим: «знать, мол, не знаем».

– Вася, тебя спрашивают, – отворив двери, тихо сказала Ирина Ефимовна.

– Сейчас иду, – был ответ.

– Зачем ещё ты понадобился? – сказал Осип.

– Чёрт его знает, дрыхнуть, небось, захотел, – выходя из светлицы, проворчал Чуркин.

Осип поглядел ему вслед и подумал: «Когда же это мы выберемся из этой западни? Сколько верёвочке не вить, а конец должен же быть».

– Наум Куприяныч, как бы ты мне постельку устроил. Хочу, брат, отдохнуть, – сказал помощник исправника вошедшему в избу разбойнику.

– Приладим, ваше благородие; скамейку к лавке приставим, и будет хорошо, – отвечал ему тот.

– А мой солдат с кучером где поместятся? Всем, небось, здесь тесновато будет.

– Найдём и им местечко. Ирина Ефимовна, сходи к хозяйке и скажи ей, чтобы кучеров, да кавалера к себе ночевать пустила.

Ирина Ефимовна вышла.

Его благородие улёгся на покой, а за ним растянулись по лавкам урядник и приказчик. Кучера с кавалером, поужинав, в сопровождении Осипа, отведены были в избу хозяйки, а Чуркин с Осипом остались в светлице.

– Знаешь, атаман, так бы я этого самого солдата по уху и свистнул: очень уж он мне не по душе, – сказал каторжник, приснащиваясь на боковую.

– Что, разве ты с ним повздорил?

– Нет, а морда его противна, чистый он паук.

– Я сам, брат, недолюбливаю ихнего брата: больно они уж нам насолили в своё время, да ничего не поделаешь, – надо на всё время выбирать.

Осип умолк, и светлица через несколько минут огласилась всхрапыванием каторжника с разбойником.

Задолго ещё до рассвета, в избе хозяйки дома поднялись ночлежники и попросили старуху поставить им самовар.

– Ишь, вам и ночью-то покою нет, – причитала она вполголоса, поднимаясь с своей постели.

– Так надо, хозяюшка, пока встанут господа, а мы чайку напьёмся, – отчеканил кавалер.

За самоваром кучера разговорились о своём житье-бытье; кучер приказчика хвалился своим хозяином: «у нас, братцы, говорил он, целый год масляница, пей вина, сколько душа примет… Одно только – работа каторжная, потому при складе находишься»…

– Что ж тебя, камни ворочать заставляют? – спросил кавалер.

– Не камни, а бочки со спиртом катать приходится.

– Ну, брат, эта работа не важная ещё, сказал кучер помощника исправника, – а ты вот на моем месте послужил бы, – дело другое: небо в овчинку тебе показалось бы.

– А почему такое?

– Потому, недели по две, да по три, по уезду приходится кататься, да иной раз по целому дню крохи в горло не попадёт, а не то, что водки, да зубочистки ни за что, ни про что получать.

– Что ж, разве твой барин сердитый?

– Страсть, какой! точно зверь лютый бывает, когда рассвирепеет. Вот спроси у Сидорыча, – он тебе скажет.

Кучер приказчика вопросительно поглядел и спросил у кавалера.

– Да, попадёшь к нему под горячую руку, изуродует, – пояснил служивый.

– Скажите, братцы, взаправду вы купца и кучера его убитыми нашли? – спросил возница приказчика.

– Как же отыскали! Страсть, как их разбойники изувечили; лошадок-то жаль, потому что с голоду окачурились в сугробе.

– Куда же вы убитых спровадили?

– Завернули в рогожи, да отправили в город, а сами вот разбойников теперь отыскиваем, – протянул им кавалер.

– Ишь, страсти какие. Так вот и следов нет?

– Никаких, – пояснил кучер его благородия.

– Купец-то убитый – богатый был?

– Значит, богатый, когда убили.

– Убивают и бедных, – заметил кавалер, – другой за грош на тот свет идёт.

– Сторонка такая, вот и нашего приказчика пощупали, на силу отдышался… А что взяли? – ничего.

– Давно это было?

– Нет, недавно.

Помощник исправника поднялся от сна раньше всех; урядник был готов к услугам; он разбудил Чуркина, чтобы тот распорядился поставить самовар; затем, на рассвете дня, его благородие приказал запрягать лошадей, около которых хлопотали два кучера и кавалер; вышел к ним и Осип.

– Вот кому житьё! Ишь, морду-то как разнесло, показывая на каторжника, – сказал кавалер.

Кучера захохотали. Осип взглянул на солдатика исподлобья, пошевелил губами, но смолчал.

– Точно бурмистр какой расхаживает, – добавил служивый.

– Чего ты лаешься! – огрызнулся каторжник, – а ещё солдат, – добавил он.

– А что, братцы, на кого он похож? Взгляните, каким быком выглядывает; уж не из беглых ли какой? Надо паспорт спросить.