– Вас понял, герр майор, – безо всякого энтузиазма отозвался обер-лейтенант.

Тем временем от танковой роты осталось меньше половины. Несколько танков накрыло близкими взрывами французских чемоданов. Три танка подбила вражеская пехота. Шансы пережить этот день стремительно сокращались.

Пять минут переросли в десять, а потом пятнадцать. За это время отряд Курта Мейера успел отбить первую робкую попытку отбить захваченные окопы. Впрочем, никто особо не обольщался. Сейчас лягушатники очухаются и без особых трудов выкинут наглых фрицев с выгодной позиции.

Наконец над полем боя показались немецкие штурмовики. С воем спикировав куда-то за холм, юнкерсы отбомбились по неким только им известным целям. Впрочем, результативно. Обстрел сразу же ослабел, а после второго захода летунов и вовсе прекратился. Появилось время осмотреться.

7:02 на часах. Прошло меньше двух часов, а показалось что утренний бой продолжался целую вечность. Две вечности.

Курт сидел под деревом и смотрел на проезжающую мимо него сплошным потоком технику. Разведка боем неожиданно для него переросла в полноценное наступление.

Прошедший бой измотал его полностью. До дна. Под конец он, таки, словил осколок в руку, хоть и по касательной, не опасно, однако пока его не перевязали, крови успел потерять много.

От его роты опять остались одни ошметки. Суммарно из танков остался один взвод. И хоть по экипажам потери были меньше, роту, по сути, нужно было формировать заново. У пехоты потери получились вообще ужасными. Выжил лишь каждый пятый от списочного состава.

И не смотря не на что настроение было скорее приподнятым, чем наоборот. Он выжил, а в данной ситуации это уже было немалое достижение. Более того он выполнил поставленную задачу. И теперь может спокойно сидеть под деревом и смотреть бесконечную колонну войск, проходящую мимо него.

В небе над Францией 27 июля 1940 года

Старенький транспортно-пассажирский Potez 65 так громко ревел своими двумя двигателями, что почти заглушал мысли в голове генерала де Голля. Под крыльями самолета проносились зеленеющие поля Пикардии. С высоты в пять километров ничто не напоминало о войне.

Военный министр, получив весть о новом кризисе на фронте, в тот же день вылетел на передовую, дабы самому в столь сложный момент командовать войсками.

Де Голль взял было в самолет документы, чтобы не терять времени и поработать в воздухе, однако тряска, шум и сквозняки свели все его попытки к нулю. Оставалось только смотреть в иллюминатор и размышлять. Там за стеклом, чуть поодаль, параллельно транспортнику летел Моран-Солнье сопровождающей группы. Мысли невольно скользнули на авиационные проблемы, с которыми генерал столкнулся, заняв пост военного министра республики.

Если в части пехоты и артиллерии во французской армии положение было вполне на уровне, с танковыми войсками все было плохо – танки были, просто пользоваться ими не умели, то в авиации творился просто тихий ужас. Огромное количество разномастных самолетов, слабо пригодных для использования в современной войне, отсутствие хоть какого-то понимания цели, к которой необходимо прийти в построении ВВС, пилоты, на обучении которых республика в мирное время изрядно сэкономила. Хуже всего ситуация обстояла с истребительными частями. Не смотря на все метания инженерной и производственной мысли французские авиаторы так и не получили перед войной достойных самолетов. Разбирая завалы, оставшиеся от предыдущих руководителей ведомства, де Голль непроизвольно приходил в смятение, осознавая, что будущее, предсказанное ему и теперь несостоявшееся его усилиями, вполне могло наступить. Даже удивительно, как ему удалось за столь короткий срок сделать хоть что-нибудь.

К началу активной войны на западном направлении на вооружении ВВС Франции было 5(!) основных типов истребителей, из которых на равных с немецкими «Эмилями» могли сражаться только новейшие Девуатин D.520, которых во всю армию попало аж 76 машин. Боеспособными из них к 10 мая было 34 самолета.

Более-мене современными так же считались стоящие на вооружении MB.152 и закупленные в Америке P-36. Вот только производство первых то и дело буксовало, а импорт вторых испытывал проблемы в связи с политическими тонкостями. Основную же массу летного парка составляли как раз Мораны-Солнье MS.406 морально устаревшие еще пару лет назад и двухмоторное недоразумение Potez 631.

В целом, ознакомившись с цифрами, министру пришлось признать, что все далеко не так радужно, как казалось ему из башни своего командирского танка. Тогда в мае глядя с земли на то, как люфтваффе не удается завоевать преимущество в воздухе раз за разом встречаемые массой союзнических самолетов, складывалось самое положительное впечатление.

Однако как оказалось, статистика потерь разворачивалась совсем не в пользу французских ВВС. Только в первый день войны немецкие летчики, не ожидавшие столь ожесточенного сопротивления, позволили союзникам достаточно просто сбивать свои самолеты. Далее же перевес по соотношению сбитые-потерянные неуклонно склонялся в пользу люфтваффе и, если бы не участие остальных союзников, в первую очередь англичан, самолетов у Франции могло бы уже не остаться совсем. За три месяца войны французы потеряли 1148 машин и 417 летчиков, производство же и импорт составили не полных 900 самолётов. Статистика для галлов удручающая.

Первым делом де Голль продавил закупку более современных по сравнению с Р-36, Р-40. Самолеты были сходны по манере управления и поведению в воздухе, что давало выигрыш по времени переучивания пилотов. Первые американские истребители должны были начать разгружаться во французских портах со дня на день. С собственной промышленностью поступить столь же просто не получалось. Даже национализированные перед войной стратегические военные предприятия постоянно срывали поставки, что уже говорить про частные. Приходилось на ходу менять управляющие кадры, расширять производства, а главное жестко наказывать иногда франком, а иногда даже тюремным сроком. Меры хоть и не популярные, но эффективные постепенно начали давать результат. Так производство все тех же D.520 с тридцати штук за апрель выросло до ста двадцати. Само количество мизерное, однако, тенденция обнадеживающая.

Истребитель по ту сторону иллюминатора качнул крыльями и взмыл вверх. Вернее, как через секунду понял де Голль, это его самолет начал снижение, оставив группу прикрытия кружить над аэродромом. Внизу можно было разглядеть строения небольшого городка Мобёж, выбранного генералом Гастоном Бийотом в качестве места дислокации своего штаба.

Командующий 1-ой группой армий представлял собой отличную смесь опыта старых служак, командовавших на полях Первой Мировой и восприимчивости к новому, привнесенному в военное дело техническим прогрессом. В отличие от многих других французских генералов, чье виденье военной стратегии сложилось под влиянием позиционного тупика прошлой большой войны и которые не знали другого маневра кроме глухой обороны, Бийот предпочитал активно маневрировать подчиненными войсками и по праву занимал высокую должность. Военный министр не планировал самому вмешиваться в управление войсками. Де Голль лишь собирался своим авторитетом и должностным весом не дать Гамелену – главнокомандующему французской армии, о котором был не самого высокого мнения – мешать Бийоту, выполнять свое дело.

Вообще система государственного и военного управления Третей Республики представляла собой достаточно сложный клубок взаимных вертикальных и горизонтальных связей. И если в мирное время государство, хоть и местами пробуксовывая, двигалось вперед, то в военное – рисковало уйти в болото всеми четырьмя колесами. Система эта остро нуждалась в перестройке, и оный процесс постепенно набирал обороты, вышвыривая на обочину случайные, а порой и откровенно вредные элементы.

Самолет тряхнуло и он, быстро теряя скорость, покатился по взлетной полосе. Еще через несколько минут генерал смог выбраться наружу: как и многие другие танкисты, он с определенной долей недоверия относился к любой технике, которая весила меньше десяти тонн.