Когда немцы прорвали фронт, де Голль обратился к союзникам за помощью. Француз настаивал на скорейшей переброске дополнительных соединений с острова, чтобы британцы могли полноценно взять на себя участок фронта вдоль бельгийской границы, высвободив таким образом французские части для контрудара.

Однако в дело вмешалась политика, при чем не высокая, а самая что ни на есть мелочная. После майского поражения в Бельгии и больших потерь с ним связанных, кресло командующего под Гортом явственно зашаталось, поэтому он был больше сосредоточен на своих проблемах, чем не какой-то там войне.

В итоге, разругавшись с английским генералом в пух и прах, французский министр не постеснялся обратиться напрямую к английскому главнокомандованию в Лондоне. Те отреагировали неожиданно оперативно, хотя и не совсем так, как де Голль рассчитывал. Горта сняли с командования экспедиционным корпусом, а на его место поставили молодого генерала Монтгомери. Ну как молодого. Как для командующего армией молодого, и то – спорно. Так-то британец был старше самого де Голля всего на три года и лишь на год был моложе Джона Горта.

Новый командующий быстро взялся за дело. Он быстро организовал переброску войск, эвакуированных с Антверпенского балкона на 150 километров западнее на другую сторону франко-германского фронта. Плюс с острова британцы переправили несколько свежих дивизий в том числе одну танковую, что позволило французам снять наиболее боеспособные части, чтобы переправить их южнее и сначала закрыть прорыв, а потом все-таки попробовать деблокировать окруженную группу армий. А может и самим отрезать пару немецких танковых дивизий.

Однако как показала история – время было уже упущено. Как писал сам де Голль в мемуарах после войны, отказ от попытки контратаковать сразу, пусть даже слабо обученными соединениями, был большой ошибкой. Возможно, именно эта ошибка стала в итоге роковой. Да, потери были бы огромными, но дав пять дней немцам на укрепление внешнего кольца обороны, он тем самым обрек Францию на еще большие потери. А еще это в итоге привело в потерю Эльзаса.

Эльзас – один из наиболее промышленно-развитых регионов Третьей республики. Поэтому с началом войны, предполагая возможность потери приграничных областей, французское правительство постаралось перенести все что возможно в глубь страны. После захвата Бельгии и выхода вермахта к границам Франции на севере, та же участь постигла промышленность Лотарингии, Пикардии и Шампани.

Именно в эти дни в двадцати километрах западнее Меца произошло самое масштабное встречное танковое сражение Западного фронта. С Французской стороны попытку прорвать кольцо окружения предпринял второй танковый корпус генерала (?????). Имея под командованием две танковые дивизии и одну отдельную тяжелую танковую бригаду – всего почти восемь сотен машин – он действительно прорвал внешнее кольцо окружения, однако нарвался на контратаку танков Гепнера.

При этом встречное танковое сражение не входило в планы обоих военачальников, однако француза как всегда подвела разведка – французские истребители хоть и прикрыли на этот раз свои танки с воздуха, но взаимодействие между авиаторами и танкистами было все еще на достаточно низком уровне и информация полученная от воздушной разведки порой шла наземным частям несколько суток, успевая при этом стать совершенно неактуальной. Немецкий же генерал просто не успевал парировать вражеский удар никаким другим образом кроме как бросив свои танки вперед. Гепнер попытался было сманеврировать и зайти французам во фланг, но тут уж не сплоховала наземная разведка вовремя уведомив (?????) о подходе немецких танков.

Так или иначе в танковом сражении под Жарни приняли участие около полутора тысяч танков и САУ с обеих сторон. Побоище продолжавшееся два дня принесло тактическую победу французам. По количеству подпитых танков, они оказались впереди с небольшим преимуществом, да и само поле битвы осталось за галлами. С другой стороны, со стратегической точки зрения Гепнер свою задачу выполнил – сдержал прорыв французской армии, нанес ей значительные потери, выиграл время для обустройства новых рубежей обороны. Правда при этом 4-я танковая группа как боеспособное соединение существовать перестало. Остатки дивизий пришлось выводить в тыл для пополнения.

Фронт замер в неустойчивом равновесии. Так получилось, что в данный конкретный момент времени, н у одной из сторон не было резервов для продолжения активных действий. Вермахт не мог наступать, хотя хоть сколько-то обустроенной обороны впереди не было. Слишком много дивизий нужно было что бы держать кольцо окружения.

24 июня на совещании в ставке Гитлер рвал и метал, требовал продолжать наступления в глубь Франции, требовал добить истекающего кровью подранка. Присутствующие генералы, в первую очередь Гальдер и Йодль с большим трудом убедили фюрера придержать коней.

В таком равновесии линия фронта стабилизировалась на ближайшие три недели. Французы все резервы бросали на затыкание той дыры, которая возникла у них на правом фланге и пытались снабжать окруженную группировку по воздуху. Получалось ожидаемо плохо, благо в долговременных укреплениях Линии Мажино были в том числе и склады, поэтому критической ситуация для окруженных дивизий стала далеко не сразу.

Немцы продолжали потихоньку укреплять внешнее кольцо и медленно, но безостановочно сжимали внутреннее. День за днем на позиции французов падали тонны снарядов и бомб, уничтожая один узел обороны за другим. Территория, которую контролировали окруженные войска сжималась каждый день подобно шагреневой коже. Капитуляция была вопросом времени.

К концу первой декады июля в войсках осталось по одному комплекту боеприпасов, без возможности их пополнить, а норма питания была урезана вдвое французским Генеральным штабом было принято решение организовать еще одну – последнюю попытку прорыва.

Попытки вовлечь Советский Союз в войну против Германии начались почти сразу после вторжения немцев во Францию и Бенилюкс. Однако тогда, в мае 1940 года Сталин предпочел взять паузу. Было совершенно не понятно, чего вообще стоит Франция как союзник, и имеет ли смысл ввязываться с большую войну.

Потом паника во Французских верхах отступила, и возникла мысль, что переплачивать не стоит. Вот если бы СССР сам ударил в спину Третьему Рейху и ни о чем не просил… Там можно было бы поиграть в любимую европейскую игру – бить скопом русских на дипломатическом поле после того, как они выиграли войну и к новой не готовы.

Сталин же окончательно решил уподобиться той мудрой обезьяне из китайской притчи, которая сидит на ветке и наблюдает за схваткой тигра и дракона на земле. Так продолжалось в течение осени, зимы и весны 1941. За это время союзники потеряли Антверпен и Брюссель, но проблемы индейцев – в данном случае бельгийцев – шерифа, как известно, мало интересуют.

Более того, то что происходило на за западными границами СССР подходило первому в мире государству рабочих и крестьян как можно лучше. Пока империалисты дерутся за раздел мира, Советский Союз мог спокойно развиваться и становиться сильнее, торговать с обоими сторонами воплощая в жизнь известный постулат Ленина о том, что капиталисты сами продадут веревку, на которой их повесят. А значит нападать на Германию, нарушая собственноручно подписанный договор и заканчивая войну в Берлине не было никакого смысла. Более того не было никакой гарантии, что на следующий день после объявления войны Третьему рейху, там не подпишут сепаратный мир с “новой Антантой” и не объединяться против Советского Союза дабы “защитить Европу от красных орд”.

В Эльзасе же события развивались своим чередом. Там французы решились таки идти на прорыв.

На этот раз операция была хорошо подготовлена и обеспечена. Южнее города Безансон французы скрытно сосредоточили 7-ой танковый корпус, который должен был стать тем «шилом», которое проткнет немецкий фронт. Кроме того, было сосредоточено большое количество артиллерии, в том числе крупных калибров, с которыми у галлов традиционно была напряжёнка, а также авиации. В плане авиации помогли британцы, перебросив на юг несколько авиаполков – истребительных и бомбардировочных.