По голове бесконечно ходили лаптежники, не стесняясь сбрасывать бомбы на минимальное движение внизу. С зенитными средствами во французских пехотных дивизиях было еще хуже, чем с противотанковыми, поэтому так перестреляли бы с воздуха жидкий французский заслон, если бы после обеда не появились неожиданно истребители с красно-бело-синими кругами на крыльях и не прикрыли бы забившуюся по щелям пехоту.

К вечеру непрекращающиеся атаки немцев начали утихать, а за три часа до заката прекратились окончательно. Под покровом тьмы, не полный полк – все, что осталось от 22-пехотной дивизии – дождавшись приказа, покинул обильно политые своей и чужой кровью позиции и был отведен в тыл на переформирование. Его место заняли подошедшие из тыла свежие части и принялись укреплять доставшуюся им в наследство линию обороны. Ведь на следующий день атаки немцев начнутся опять.

Кельн, Германия 18 августа 1940 года

Ранения, как это часто бывает, кажущиеся незначительными в горячке боя, на проверку оказались куда более серьезными. Тут и осколочное ранение руки, и вторая за короткий срок контузия, и множество мелких ссадин, ушибов и просто нервное, а еще больше – физическое истощение организма. Все в совокупности стало причиной того, что Курт снова оказался в госпитале. На этот раз для разнообразия в Кельне.

Большой город предоставлял находящемся на излечении доблестным солдатам вермахта все возможные удовольствия, начиная от знаменитого Кёльша, ценимого всеми без исключения, заканчивая разнообразными театрами музеями и другими высококультурными заведениями. Оные, впрочем, в военной среде были куда менее популярными. На улицах города, находящегося не столь далеко от границы Рейха и всего в ста пятидесяти километрах от полосы фронта мало что напоминало о продолжающейся уже почти год большой войне.

Частые патрули фельджандармарии, обилие людей в военной форме, редкие позиции зенитной артиллерии – ни тебе разбитых окон, пострадавших от бомбежек домов, беженцев и уж тем более надписей типа «при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». С определенной натяжкой можно сказать, что город жил вполне мирной жизнью. Как, впрочем, и все остальные города на территории Третьего Рейха.

Однако, находящийся на излечении танкист, обер-лейтенант, герой, кавалер и прочее Курт Мейер был полностью лишен доступа к возможным благам, находящимися по ту сторону больничного окна.

Выздоровление продвигалось с трудом. Осколочное ранение в руку, поначалу не казавшееся хоть сколько-нибудь серьезной, оказалась на проверку коварнее. В горячке наступления медицинские службы вермахта не справлялись с потоком раненных, заставляя врачей работать на пределе. А иногда и за ним. Не удивительно, что это приводило к частым ошибкам.

Легкое, хоть и не приятное, осколочное ранение, не будучи должным образом обработанным, воспалилось. И если в сан поезд Курт входил еще своими ногами, то по прибытии на место его в горячке пришлось уже нести на носилках.

Несколько дней прошли в бреду и борьбе с инфекцией. Не смотря на туманные прогнозы врачей, молодой организм справился, и Курт медленно, но верно, пошел на поправку. На десятый день пребывания в госпитале он, наконец, встал и смог самостоятельно дойти до туалета. К двадцатому – получил разрешение выходить во двор, дышать свежим воздухом.

И хотя процесс выздоровления, как и в прошлый раз, двигался уверенно к завершению, в этот раз молодой обер-лейтенант не пытался вырваться как можно раньше из белых больничных стен. Двух ранений за не полных три месяца оказалось достаточно, чтобы радикально изменить образ мыслей офицера. Не зря говорят, что осколок, попавший в тело, очень многое меняет в мозгах. Даже если попал он в задницу.

Продолжающаяся на фронте мясорубка поглощала людей со страшной скоростью, сплевывая обратно горы трупов, тысячи раненных и искалеченных молодых парней. Каждый день в определенное время санитарный поезд доставлял с запада очередную партию продырявленных, порванных, поломанных или обожжённых людей. Любая больница – место не очень веселое, военный же госпиталь во время тяжелых боев – тем более. Крики раненых, характерный больничный запах, тяжелая моральная атмосфера не способствуют ускоренному выздоровлению. Вот почему тех больных, которые идут на поправку постепенно отправляли дальше на восток, распределяя кого в другой госпиталь, кого по санаторно-курортное лечение, а кого и просто домой. Списанных подчистую инвалидов, не способных к дальнейшей службе, лечить было слишком накладно. В этом плане военно-медицинская машина Третьего рейха была совершенно безжалостна в своей рациональности. Кроме того, нужно освобождать койки для следующих бедолаг все прибывающих и прибывающих с запада.

Самому Курту в ближайшее время светил перевод в другой госпиталь, а потом отпуск по ранению. А это еще минимум три недели. Теперь обер-лейтенант Мейер совсем по-другому относился к возможности побыть подальше от фронта каждый лишний день.

Большое сражение в Бельгии продолжалось с непрекращающейся силой. Первый, самый сильный натиск вермахта, вылившийся в прорыв фронта хоть и с большими потерями, удалось ликвидировать. Темп немецкого наступления удалось сбить, навязав большое встречное танковое сражение. В результате многострадальная французская 3-я танковая была практически уничтожена, однако нанеся такие потери подвижным немецким соединениям, что генерал-полковнику Федору фон Боку пришлось остановить наступление, для приведения передовых частей в порядок. Эта полуторасуточная задержка позволила союзникам кое-как залатать фронт.

В дальнейшем немцам так и не удалось повторить первый успех. Французы под мощнейшими ударами врага пятились, прогибались, но не показывали врагу спину. Разменивая территорию на время – благо территория была бельгийская – французы постепенно отступали к своей границе.

На четвертый день наступления пал таки героический Филлипвиль, в котором под руинами домов осталось полторы пехотных дивизии. Еще через три дня немцы взяли Бомон, выйдя, наконец, на границу с Францией. Однако никаких особых дивидендов это им не принесло.

Дальнейшее продвижение уперлось в сильные позиции, укрепленные долговременными оборонительными укреплениями. Вокруг города Мобеж, небезосновательно выбранного генералом Бийотом для размещения своего штаба, располагался под прикрытием одного из трех сильно укрепленных участков «новой Линии Мажино». Или как ее еще называют: «линии Даладье». Будучи еще дополнительно усилена в течение предыдущих четырех месяцев, она оказалась фон Боку не по зубам. После двух дней непрерывного штурма командующий группой армий «В» изменил направление удара на север, вдоль франко-бельгийской границы. Здесь на участке Жёмон-Шарлеруа-Намюр оборону держал Британский Экспедиционный Корпус.

Английские дивизии считались в армии союзников одними из наиболее боеспособных. Во французской армии, безусловно, были и более подготовленные и лучше вооруженные части, однако были и откровенно третьеразрядные. БЭС же был в этом плане более однородный. Единственное чего не хватало англичанам – это мотивации. Осознание того, что Британии в общем-то ничего не угрожает отрицательно действовало на рядовой состав. Но эта проблема исторически присуща английским войскам на континенте и островитяне давно научились бороться с ней с помощью мощного, высокопрофессионального офицерского корпуса.

Тем не менее, англичане тоже не смогли удержать занимаемые позиции. Сначала ими была оставлена коммуна Бенш а еще через два дня – город Ла-Лувьер.

Фронт в центральной Бельгии приобрел причудливую S-образную форму, где части обороняющие линию Шарлеруа-Намюр образовали такой себе балкон, нависающий над атакующим клином вермахта. В такой ситуации только два типа действий могут быть правильными. Либо отойти, гарантированно избежав окружения, либо ударить самим, попытавшись «подрезать» немецкий клин, что привело бы к окружению десяти-пятнадцати дивизий. И англичане не были бы собой, если бы выбрали первое. Впрочем, в данном вопросе союзники были на редкость единогласны. Французы видели возможность повторения своего триумфа, а бельгийцы не хотели сдавать свою территорию.