На стадионе с Лобановским прощались с десяти часов утра до двух часов дня. На табло — фотография Лобановского в траурной рамке и надпись: «Прощай, Великий Мастер!». Всем желающим пройти мимо гроба, установленного в левой центральной части поля под тентом (на случай дождя, и ливень действительно разразился), не удалось. Цветы они оставляли возле колонн перед центральным входом, под огромным портретом Лобановского и новым названием арены «Стадион “Динамо” имени Валерия Лобановского» и у выезда со стадиона на Парковую улицу. Солдаты потом наполняли цветами кузова грузовиков — везти на кладбище. Под траурный колокольный звон в Киево-Печерской лавре.

«Милан» с Андреем Шевченко находился в те дни в США — совершал коммерческое турне. Узнав о кончине Лобановского, Шевченко попросил немедленно отправить его в Киев. Андрею сказали, что гонорар клуба за матчи с ним в составе — один, без него — другой, меньше. Шевченко попросил вычесть разницу из своей зарплаты и улетел.

И — путь на Байковое кладбище: вдоль Крещатика и Красноармейской, по обе стороны улиц тысячи людей, под проливным дождём ждавших проезда траурного кортежа. В окнах жилых домов и офисов — сплошные лица.

«Не знаю, правильно это или нет, — говорит Света, — только на кладбище я бывать не люблю. Лишь там до конца осознаешь, что случившаяся беда необратима. В любом другом месте мне до сих пор кажется, что папа... уехал на сборы и мы, как обычно, ждём его возвращения. Я привыкла видеть его дома от силы месяц в году. Всё остальное время проходило в “режиме ожидания”».

Света иногда подходит к той самой куртке, из Запорожья, уткнётся в неё, вдохнёт глубоко-глубоко, и ей кажется, что папа только что вышел и через минуту вернётся...

Когда киевские динамовцы многих поколений — те, с кем играл Лобановский, или те, кого он тренировал, — собираются вместе по какому-нибудь поводу, первый тост у них — за «Папу».

Английский специалист Джонатан Уилсон считает, что «весь мир теперь живёт по Лобановскому: его концепция повлияла на футбол больше, чем что-либо другое за последние 30-40 лет».

Во всевозможных списках-рейтингах лучших тренеров мирового футбола Лобановский присутствует неизменно. Места в этих списках у него разные (и второе, и седьмое), но суть дела от этого не меняется: он всегда среди тех, кто определял и продолжает определять судьбу мирового футбола. И дело не в титулах — во вкладе в развитие игры.

В списке пятидесяти лучших тренеров за всю историю мирового футбола, составленном английской газетой «Таймс», представлены специалисты из четырнадцати стран (в основном, конечно, футбольных — Англии, Италии, Германии, Аргентины, Бразилии, Испании, Франции...). После фамилии «Лобановский», зафиксированной на седьмой строчке, стоит — «Украина». Так оно и есть.

Не стоит, однако, забывать, что большая часть тренерской карьеры Лобановского протекала во времена Советского Союза, в который составной частью входила Украина. Самая футбольная, во многом благодаря Лобановскому, республика большой страны — основной в 70—80-е годы поставщик игроков для всех сборных СССР, от юношеских до национальной.

Лобановский знал: не с него всё в футболе начинается. Он видел дальше других не только потому, что встал на плечи гигантов — таких как Борис Аркадьев, Эленио Эррера, Олег Ошейков, Хеннес Вайсвайлер, Виктор Маслов, Стефан Ковач, и учился у них, но и потому ещё, что сумел, развивая выбранное в работе направление, совершенствовать его, вносить в развитие футбола новое, своё, и продолжать совершенствовать достигнутое.

Лобановский — не из перерожденцев. Он — патриот страны, в которой родился, а родился он в СССР; он патриот земли, на которой вырос, а вырос он на земле Украины; он патриот Киева, патриот улиц, пустырей и стадионов, на которых рос и на которых воспитывался. Но Лобановский при этом — человек мира. В мире футбольном он вненационален. К нему относятся не как к гражданину Советского Союза, родившемуся на Украине и выросшему в Киеве, а как к Мастеру, внёсшему огромный вклад в развитие игры. «Я работал, — говорил он, — на футбол вообще — вне идеологических и экономических формаций».

Мощь выдающихся тренеров не только в результатах — достигнутых, к слову, Лобановским в советские годы не «благодаря», а «вопреки»: то, как над ним измывались разнокалиберные московские партийные и спортивные начальники, зарубежным коллегам Лобановского и присниться не могло. Включённые «Таймс» вместе с Лобановским в список пятидесяти самых выдающихся тренеров мирового футбола Арриго Сакки, Марчелло Липпи, Фабио Капелло, а также Ги Ру, Жерар Улье и другие известные европейские специалисты не лукавят, когда говорят об огромном вкладе Валерия Лобановского в развитие футбола, и, появляясь в Киеве, несут цветы к памятнику Мастеру. Направление потому и называется направлением: его глупо копировать, его можно только развивать. Что, собственно, и делал сам Лобановский. И делают теперь многие тренеры, развивая направление, заданное Лобановским и его единомышленниками.

«Его революционный научный подход к процессу подготовки команды вошёл в историю футбола» — так Союз европейских футбольных ассоциаций (УЕФА) представляет включённого в список рекордсменов тренерского цеха Лобановского, работавшего с киевским «Динамо» почти 22 года, после перечисления его титулов. И называет его «футбольным учёным».

«Я — тренер, — говорил Лобановский. — В этой работе смысл моей жизни. Вместе с товарищами по футбольному цеху — игроками и тренерами, с которыми вместе работаю, — я обязан делать всё для того, чтобы команда была на высоте. Поддерживать уровень, на который она поднялась. И возвращать на него, если он потерян.

И я обязан делать всё для того, чтобы в результате совместной работы не только приобретались очки, призы и медали, но и появлялись единомышленники, которым в самое ближайшее время предстоит развивать и совершенствовать игру, сто с лишним лет назад названную футболом».

Не в одних победах дело. И, может быть, не только в данных Мастеру — в дополнение к победам — учениках, в последователях, способных, удачливых, образовавших после игроцкой жизни в киевском «Динамо» и в зарубежных клубах «тренерскую территорию Лобановского» на Украине.

В идеях футбольных, наверное, прежде всего дающих — одна за другой — яркую жизнь поколениям игроков. «Просто сказать, что тренер “хороший” или “плохой”, “нормальный” или “великий” без критериев? Я такого не понимаю, — говорил Лобановский. — Я всегда считал, что основная заслуга тренера не в количестве побед, хотя это — результат его работы. Не в количестве поверженных соперников. А ведь это уже не только команда, но и тренер. На мой взгляд, заслуга тренера — это всё-таки верность своей идее! Это самое главное».

Цену себе Лобановский знал. И знал также (чем, безусловно, гордился), что оставил после себя направление, связанное с методикой тренировочного процесса и совершенно иным подходом к игре.

Дело ведь в принципах, которыми руководствовался тренер, убеждённый в том, что отсутствие принципов или же измена им — не что иное, как беспринципность. В принципах, за следование которым Лобановского и его единомышленников пытались нещадно в советские времена бить — наотмашь в прессе, резко с высоких спортивных и политических трибун, грубо в начальнических кабинетах.

Тренер-академик, он не изменял выбранным принципам, совершенствуя их в условиях приобретаемого бесценного опыта. В Советском Союзе Лобановского фактически объявляли «еретиком», пытаясь заставить тренировать возглавляемые им команды так, «как все», и требовали от него, чтобы они играли, «как все». Он был вынужден порой волею обстоятельств бороться с дураками, указывающими, какой дорогой следует идти. От выбранного направления, базирующегося на очень серьёзной научной основе, Лобановский, несмотря на перераставшие зачастую в настоящую травлю гонения в советской прессе и со стороны некоторых ныне совершенно безвестных советских спортивных и партийных руководителей, не отступил ни на йоту. С достоинством в ответ, как говорил Станиславский, на «хамодержавие».