Джакс

— О, Джакс. Расскажи мне, как ты поживаешь. — Том уделяет мне все свое внимание, несмотря на то, что мы разговариваем через ноутбук.

Том дал мне неделю отдыха от наших сеансов, прежде чем мы назначили еженедельные телемедицинские встречи в течение летних каникул. Он предложил снять временный офис здесь, но я отказался, когда он упомянул, что его семья в штатах хочет его видеть. Может, я и эгоистичный придурок, но не такой жадный.

— Отлично. Как твоя семья?

— Хорошо. Они рады, что я смог тайком навестить их. А как твоя? — в глазах Тома отражается доброта, которую он постоянно излучает.

— Лучше теперь, когда у меня появился шанс навестить ее. Видя маму счастливой, мои недели становятся лучше.

— Ты тоже выглядишь счастливее. Это облегчение — видеть, как у нее дела, своими глазами, а не слышать об этом по телефону?

— Да. — И это не больно, когда Елена в моей постели.

— Как ты справляешься со всеми этими переменами? Я знаю, что Ф1 много значит для тебя, поэтому мне интересно, как перерыв влияет на твою повседневную жизнь?

— Я не задумывался об этом. Кроме того, Калеб приехал к нам на прошлой неделе и захотел узнать все, что связано с Маккой, у меня все в порядке. Я был довольно счастлив и совсем не напрягался.

Я не очень уверен, что это изменение связано с позитивом, излучаемым Еленой, моим визитом домой или переходом на более надежное средство от тревоги.

Брови Тома взлетают вверх.

— Это здорово. Черт, фантастика, честное слово.

Я провожу рукой по волосам.

— Да. На самом деле, сегодня я приглашаю Елену посетить Лондон и посмотреть на некоторые туристические места. Последняя неделя была очень напряженной для нас, и мы не так много гуляли.

— Я так понимаю, все складывается лучше, чем ты ожидал?

— Ну, я бы не отказался от того, чтобы моя мама привязалась к ней. Но кроме этого, все было… — Я делаю паузу, размышляя, как много я должен сказать Тому.

Он сидит молча, предоставляя мне право выбора.

Я поборол свой страх открыться и пошел на это.

— Все было замечательно. Мы нашли ритм друг с другом. — Как в спальне, так и вне ее, но Тому не нужно знать такие подробности.

— Она знает о состоянии твоей матери?

— Да.

— И знает ли она о твоей стороне истории?

— К сожалению, да. Я мог бы быть честным, поскольку она может найти информацию об этом в Гугле и все равно узнает.

Если Том и удивлен, он хорошо это скрывает.

— Ты открылся ей. Это очень важно для тебя. Ты должен гордиться тем, как далеко ты продвинулся за последние несколько месяцев.

— Я уверен, что она — большая причина этого.

— Ты думал о тестировании?

Да.

— Нет.

— Как ты думаешь, может ли незнание повлиять на развитие чего-то серьезного с Еленой?

Да.

— Нет.

Том кивает головой.

— Ну, если ты хочешь пройти тестирование, я здесь, чтобы провести тебя через этот процесс.

И, как будто это никогда не всплывало в первый раз, Том продолжает задавать другие вопросы, включая то, что я планировал для Елены сегодня.

Я благодарен за этот переход. На этой неделе я думал о генетическом тестировании больше раз, чем когда-либо за последние несколько лет. Поскольку мама борется, а Елена бросает вызов моим убеждениям, у меня есть искушение потенциально разрушить свой рассудок. Идея узнать о своем будущем обладает той же притягательностью, что и Елена — неизбежно разрушительной.

— Никто не должен быть так взволнован, чтобы увидеть здание Парламента. — Я подталкиваю Елену локтем под ребра.

Она ослепительно улыбается мне, делая снимок.

— Это Биг Бен.

— Я могу показать тебе, что-то еще большее.

Она прикрывает рот, чтобы заглушить смех.

— Ay Dios. Ayúdame y dame paciencia. (прим. пер О Боже. Помоги мне и дай терпения.)

— Странно. Вчера вечером ты тоже путала меня с Богом.

Елена наклоняется, смех вырывается из нее неудержимо.

— Прекрати. — Она отбивает мои руки, когда я щипаю ее за бока. — Я не могу справиться с этой версией тебя.

— Милой? Ты хочешь, чтобы я снова стал непослушным?

Она стоит прямо и улыбается мне.

— Счастье тебе подходит.

— Знаешь, что еще мне подходит?

Ее глаза легко закатываются.

— Ты. Ты хорошо выглядишь. — Я целую ее в макушку.

Елена проводит рукой по своему светло-розовому платью. Естественный румянец проступает на ее щеках, контрастируя с ее золотистой кожей.

Я целую каждую ее щеку, вызывая вздох.

— Я думала, что твоя грубость станет моей смертью, но я изменила свое мнение. То, что ты заботливый и милый, совершенно пугает.

— О, любимая. Если бы только кошмары людей выглядели так хорошо. — Я кручусь на своих кроссовках.

Ее смех проникает прямо в мое сердце, вызывая во мне самые лучшие чувства. Я знаю, что пристращусь к нему, несмотря на опасения, что это временно.

Мы проводим большую часть позднего вечера, посещая все туристические районы Лондона. Елена приглашает меня на чаепитие, и я позволяю ей заплатить, потому что благодарность, похоже, важна для нее.

Я понимаю, что мне нравится проводить время вдали от трассы Формулы-1. Беспокойство, которое обычно разъедает меня, не дает о себе знать во время летних каникул. Я нахожу этот опыт довольно освежающим. Впервые я сомневаюсь, стоит ли возвращаться к гонкам. Эта необычная неуверенность заставляет меня задуматься, достаточно ли я наслаждаюсь гонками, чтобы пожертвовать хорошими годами, которые остались у моей мамы.

Елена сует мне в руку свой телефон, побуждая меня оставить мою внутреннюю дилемму на другой раз.

Она уходит, оставляя меня позади, когда заходит в телефонную будку.

— Не мог бы ты меня сфотографировать? Я хочу отправить ее Элиасу.

Елена позирует и кормить рожицу. Я делаю несколько таких снимков, прежде чем пошутить. Фотография, на которой она смеется, — моя любимая, и я, как придурок, отправляю ее себе, прежде чем она успевает забрать свой телефон.

— Есть еще какие-нибудь пожелания, прежде чем мы вернемся в дом моих родителей?

— Мы можем пойти туда? — лна указывает на «Лондонский глаз»: конечная туристическая достопримечательность и бельмо на глазу.

Я придумываю план быстрее, чем кровь в моем мозгу успевает переместиться к члену. Может, я и веду себя как джентльмен, но я не такой уж и джентльмен.

— Конечно. Давай дождемся ночи. Будет лучше — клянусь. — Я направляю нас к местному пабу. Мы садимся в углу, подальше от посторонних глаз, спиной к бару.

В такие моменты я ненавижу быть знаменитостью. Только сегодня двадцать человек попросили у меня автограф. Временами внимание подавляет меня, особенно когда я хочу слиться с толпой, как обычный мудак, гуляющий со своей девушкой по городу.

Черт. Моя девушка? Черт.

Глаза нашей официантки оглядывают меня, прежде чем вспыхнуть узнаванием. Она притворяется, что это не так, когда просит заказать напитки. Слава богу.

Елена сморщила нос, изучая меню.

— Что мне заказать?

Простое доверие, которое она мне оказывает, наполняет меня чувством гордости, к которому я не привык.

— Две пинты «Гиннесса», пожалуйста. — Я улыбаюсь официантке. Она уходит, а потом возвращается с напитками.

Елена дает мне право заказать еду, и я прошу две тарелки рыбы с картошкой. Ее реакция на первый глоток напитка заставила меня чуть не выплюнуть свой собственный.

— Это отвратительно. — Она кашляет, прежде чем отпить из стакана с водой.