— Как завещал великий Ленин, — пробормотала я, задумавшись о судьбах моих друзей.

— Что? — встрепенулся теватец.

— Прости, брат, я случайно. На моей родине был такой… лжепророк. Перевернул жизнь огромной страны с ног на голову, запудрив мозги людям. Долгие годы верили ему народы. Многие выстаивали длинную очередь, чтобы поклониться его останкам. Экзамены сдавали на знание его трактатов. Фраза «Учиться, учиться и учиться», пожалуй, самая известная.

Но кажется, Тает не слушал моих объяснений, глубоко погрузившись в воспоминания.

— Что же дальше было? — потеребила я рукав мужчины, выводя из задумчивости.

— Дальше были экзамены. Мне кажется, что я тогда ничего не замечал вокруг. Только работа, учёба и Реста. Страсть с каждым днем становилась сильнее, и в день последнего испытания я решился. «Я готов выносить твоё яйцо!» — сказал ей при встрече. Но она отказала. Какое яйцо, если отец берёт её с собой на стажировку в учебку тайной стражи? Её и Допа. Родители уже сговорились и учиться отправляют вместе, чтобы они лучше узнали друг друга. Разводы на Тевате не приняты. Хоть и сговаривают пары старшие в семье, но искренне желают младшим добра. Пусть не великое чувство, а дружба и симпатия связывают будущих супругов, чтобы могли род продолжить. Без привязанности яйца не выносить.

— Как это? — опять перебила я рассказчика.

— Мы сложно появляемся на свет, — улыбнулся моему удивлению Тает. — Сначала оплодотворение. Этот процесс обычный…

— Оплодотворение можно пропустить, — поторопила я брата, не желая обсуждать подробности зачатия.

— Через четверть оборота теватка откладывает яйцо. Но для того, чтобы эмбрион мог развиться и вылупиться жизнедеятельным младенцем, его необходимо выносить в специальной сумке с питательной средой. Сумка располагается у теватца в низу живота. И в обычном состоянии она просто как складка кожи. Когда же теватец готов к продолжению рода, складка постепенно превращается в своеобразный инкубатор, где за три четверти оборота яйцо из горошины вырастает до размеров головы. Детёныш начинает потягиваться, ещё больше растягивая плёнку яйца и сумку отца, выгибаться и выпрямляться. И однажды истончившаяся плева не выдерживает, и на свет появляется новый теватец, которого с нетерпением ждёт мать, готовая к вскармливанию.

— Действительно сложно. Зато теватец не скажет жене: «Это твои дети».

— Чаще он говорит, что это его ребёнок, — засмеялся Тает, который понял, что я имею в виду.

— Вот вы где спрятались! — портал Маттоттены открылся на том месте, где ещё недавно я браталась с наёмниками. — Если бы не кровь, то как вас искать?

Упс! Я чуть было не хлопнула себя по лбу. Прав Инк, когда спрашивает, зачем мне моя голова. Бросить бесхозно пролитую кровь — верх безответственности и халатности. Это не рекомендовано делать и на слабомагичной Земле, а уж в мирах, где каждый третий колдует, и вовсе опасно.

Кровью в магии пользовались всегда, и с разными целями. Мы круг нерушимого родства провели. Рактий, пусть невзначай, но тоже ввел меня в семью драконов, вернув к жизни каплей своей крови. Любовные привязки делают на крови. Хотя какая там может быть любовь? Губят человека, лишив его воли. Поклонники вуду кровь чёрного петуха как сильнейшее ритуальное зелье пользуют. А уж о порче, которую через кровь навести можно, чтобы забрать здоровье, а то и вовсе жизнь, лучше к ночи не поминать.

И я это проморгала! Обязана была смыть, выжечь вместе с ковром… Растяпа!

— Не ругай себя. Я тоже виноват. Слишком эмоциональное действо вы проводили, — встал у меня за спиной Инк.

Богиня лёгким движением руки закрыла святящийся проход, скользнула взглядом по ковру, куда только что ступила лёгкой ножкой. Место, ставшее маяком для перехода, покрылось булькающей пеной. Словно туда плеснули перекись водорода. Пятно поклокотало недолго, пошипело и исчезло вместе со следами моего легкомыслия.

— Внимательней будь, — мягко попеняла мне демиург.

— А вот и мы. Сейчас будем есть, — широко улыбаясь и стремительно отбросив занавеску, скрывающую проход, в комнату шагнул довольный жизнью Пубок.

За собой он катил изящную сервировочную тележку, заставленную разнообразной посудой, наполненной всевозможной едой.

Голодную слюну присутствующие в комнате сглотнули громким хором.

Лолит, вбежавшая следом, увидев богиню, распласталась на ковре, всхлипнув:

— Справедливости!

— Встань! — величественным жестом подтвердила свой приказ Маттоттена. — Корми гостей.

Наёмникам особого приглашения не требовалось. Голодные мужчины бросились к еде, разбирая понравившиеся угощения. Океанцы хоть и скромно, но тоже подошли поближе, дожидаясь своей очереди.

— Смотрите, огули! — ахнула Цая. — Я как раз во время отлива их собирала, когда меня схватили.

— А кто и как тебя похитил, девочка? — решила прояснить я этот вопрос.

— Говорю же, пошла набрать раковин на продажу. Они в это время зрелые и самые вкусные. Торговцы каждый вечер приезжают в деревню, чтобы закупить свежих. Хотела с продажи немного денег получить, чтобы бусы купить к празднику. А то Ворке парень подарил ожерелье из жемчужин, и она хвастается всем. А у меня парня нет… — тут рассказчица осеклась, взглянула на Лата, смутилась, покраснела и замолчала.

Рыбак, на минуту не оставляющий подружку, приобнял её нежно и, склонившись поближе, что-то зашептал в самое ушко. От этого Цая смутилась еще больше и окончательно потеряла дар речи.

— Что рассказывать-то, — прогудел Дэр, приходя на помощь будущей снохе. — Сеть набросили и вверх утянули. А кто — не видно было. Нас так же из лодки вытащили, хоть я и пытался веслом отбиться.

Лат и Цая синхронно кивнули, подтверждая слова рыбака, а я с упрёком посмотрела на Маттоттену.

— Плохо сейчас на Кеталопции, — вздохнула богиня. — Вот и распустился мой народ.

— Но ты же демиург! Исправь ситуацию.

— Я создатель, а не улучшитель! — грустно и как-то беспомощно констатировала собеседница, почти до носа натягивая пушистый капюшон.

— Так позови их! Ты вправе, — чуть ли не во весь голос воскликнула я, злясь на бездействие всемогущей богини.

Наёмники перестали жевать и начали прислушиваться к нашему разговору. Пубок и вовсе поближе подвинулся и встал за спиной прекрасной Лолит.

— Кого?! — удивилась Маттоттена моему совету.

— Улучшителей. В смысле рутл. Они же помогают демиургам.

— Ты и об этом знаешь? Откуда?!

— Встречались, — буркнула я и покосилась на Инка.

Страж, ехидно улыбаясь, подтвердил:

— Было дело.

— Я не знаю как, — растерянно развела руками богиня. — Они приходят сами, и только один раз. В самом начале. Проверяют соотношение биомассы к количеству силы на планете, если надо, то балансируют запасы полезных ресурсов. Я встречалась с ними трижды, но ни разу они не удостоили меня даже словом. Посмотрят, кивнут и уходят.

Маттоттена задумалась о чём-то, помолчала, а потом едва слышно прошептала из глубины капюшона:

— Я их боюсь.

Удивительное дело, но я не испытывала страха перед этими прекрасными созданиями Вселенной. Когда я думаю об улучшителях, меня наполняют различные чувства: уважение к их могуществу, восхищение их красотой, нежность и сочувствие к малышу, пережившему издевательства семейки магов, но даже оттенка страха не было в моих эмоциях. Может быть, общаясь в пещере с маленьким рутлой, я приобрела иммунитет?

Но с другой стороны, я понимаю деда, Маттоттену и других разумных, которые давно знакомы с улучшителями. Как там сказал Звёздный Бродяга: «Рутлы равнодушные, малоэмоциональные, но справедливые. Если и размажут тонким слоем, то заслуженно».

— А ты не хочешь ей помочь? — тихо спросил Инк.

— Как? — я резко обернулась к другу, чуть ли не столкнувшись с ним носом. — Как я могу ей помочь?

— Позови Старших.

— Инк, я понимаю — последствия трудностей, беспамятной жизни, одиночества… Ну, ты же сильный! Не поддавайся безумию, — я взяла в ладони лицо Стража, заглянула в его глаза.