А коридоры тем временем становились богаче и красивее. Тут и цветочки в кадочках появились. Гвардеец на секунду остановился, поправил свой мундир, презрительно прошелся по мне взглядом, дернул мятое и грязное платье, послюнявил палец и попытался что-то оттереть на моей щеке. Не получилось. А потом еще и к груди полез, мерзавец. Тут уж я отшатнулась, сама платье себе расправила. Не хватало, чтобы он еще колбу нашел. В суете никто особо не думал о ней всерьез, а сейчас сто процентов вопросы бы мой сопровождающий задал.

— Все, верховный суд. Молчи там, или затрещину получишь, — посоветовал он мне.

— А защищать свои права мне как? — шепотом поинтересовалась я, на что мне ответили удивленным:

— Кого? Это верховный суд министерства, тут ты слушаешь и кланяешься, говорить она что-то там вздумала. Понаберут мигрантов типа образованных, потом спасу нет… — и он втолкнул меня внутрь.

— Капрал Хордо Валисий, восьмой конт девятого круга, докладываю. Мигрантка, возмутительница спокойствия, поддерживала митинги, скандалила, сопротивлялась при задержании…

— Вольно, капрал, — сказал ближайший ко мне судья и сделал ручкой «мах-мах», мол, давай вали, мешаешь.

Верховному суду и правда мешал капрал и все остальные. Потому что судьи изволили кушать. Стол был накрыт на возвышении, я могла только примерно понимать, сколько мисок и тарелочек было выставлено, но зажаренного местного индюка, напичканного фруктами и колбасой, узнала сразу. Он возвышался посреди стола, и из куриной задницы все еще торчали перья. Пара бутылок с напитками, услужливые официанты по углам, тень секретаря за длинным столиком сбоку. И чавканье.

Кажется, меня перекосило. И так нервы ни к черту, а тут еще и чавкали. Пришлось сжать губы, чтобы не вырвалось что-то на манер «когда ешь, рот закрывать надо». Впрочем, рты не закрывались и по другой причине. Верховный суд министерства состоял не из обычных судей, которых я видела уже в прошлый раз. Сейчас как бы не министры и их заместители передо мной сидели — богато украшенные шмотки, у женщин прически и украшения, от которых болели глаза, мужчины тоже не отставали в аксессуарах. Наверное, если снять с них все блестящее, то его хватит, чтобы обеспечить доступ к нормальной еде в портовых трущобах на месяцы…

А еще их объединяло кое-что другое: сидели за столом где-то человек восемь, и все восемь были старыми. Несмотря на косметику и кружева, несмотря на золото и накладные волосы, они были старыми, морщинистыми, обрюзгшими. Они некрасиво ели, не стесняясь, смеялись и обсуждали всех и вся, например, меня.

— Так, давайте посмотрим на эту возмутительницу спокойствия, — нацепил на нос очки один из судей и захихикал так тихенько. — Действительно, возмутительна. Платье на ладонь выше щиколотки, это что сейчас такое?..

— Мода, — курлыкнула его соседка. — Некоторые мигрантки и вовсе в штанах ходят, представляешь?

— Куда смотрит твое министерство, когда отбирает приезжих? — обратился первый к старику напротив. — Нам нужны послушные и правильные, а не эти… возмутительницы! Смотреть на них не могу, все внутри горит! Ходят как… Как у себя дома! Тревожат нормальных горожан. Именно они разрушают устоявшийся общественный порядок! А как же наши традиционные ценности?..

— Кстати, соглашусь. Не так много наших женщин уже хотят быть добродетельными боннами, даже набор для ребенка не помогает, это все мигрантки виноваты! — седая дама с золочеными зубами сердито ткнула вилкой в какое-то блюдо, как если бы это была мигрантка.

— Кажется, в отчете королю стоимость того набора была несколько другой?.. — фыркнул высокий и бородатый старик, сидящий в конце стола.

— Ох, уважаемые, что вы о таких мелочах… Новых детей получить просто — примем закон об обязательном количестве. Лучше давайте решим уже — заказывать щупальца ольхиса на день Еронии? В прошлом году рыбаки привезли несвежие, помните, такие нотки были сладковатые.

— Еще бы не помнить, пришлось обнулить всю артель, такой ошибки мы простить не могли!

— И вылов рыбы снизился на четверть в первый же квартал. А я говорил, что слишком холодная погода и ольхис уже отошел от наших берегов…

— Могли бы постараться и доставить нам его вовремя! Подумаешь, течения-шмачения…

— Хотя артель не стоило так резко сносить, опять были те бунты… Хотя что мешает тем беднякам выйти и наловить себе рыбы?.. Чем они от рыбаков отличаются?.. Нырнул — и уже поел.

— Я тоже так считаю, еда — это не проблема, просто народ наш ленив без меры…

— Как обычно, заставить их работать больше — и проблема решится. Хотя в последнее время мне как-то не по себе. Эти погромы…

— Я без охраны никуда не выезжаю, не хватало еще столкнуться с этим отребьем!..

А я стояла, слушала и понимала, что никакого разбирательства действительно не будет. Это не суд, это сборище обожравшихся и потерявших все человеческое существ. Такие не просто к дракону пошлют, я бы не удивилась, если бы они сами всех жрали — ам, и нет преступника, как вон той тарталетки. И меня никуда не выпустят, не после того, что я здесь слышала и видела. Впрочем, я для них даже не мебель, так, случайная мошка, залетевшая на огонек. Жаль только, что уже не покинуть это помещение.

— Но мы отвлеклись, — протер салфеткой рот один из стариков и наклонился чуть вперед, чтобы меня видеть. — А она даже миленькая, жаль, что у меня нет сейчас времени воспитывать строптивых мигранток… — сказал он и облизнулся. А я попыталась прикрыть рот, потому что меня затошнило от всего — от вида стариков, от их еды и разговоров, от стресса и ужаса. Желудок сжался в спазме и все-таки вывернулся. Со стороны стола раздалось всеобщее «фу», только мне на него было безразлично.

— Нет, нам такое не нужно! — замотала головой визгливая женщина. — Неуважение к верховному суду! Что может быть ужаснее?! Можно сказать, покушение на нашу жизнь! За такое только одно наказание…

Смерть от дракона, да?

— …Рудники веселых камней.

Что? Не поняла, а где мой дракон?

— Какие еще рудники?! — орала я, пока меня выводили из зала. Так-то я ни на какие рудники не подписывалась! Ладно еще дракон, это было, по крайней мере, ожидаемо, да и пуганая я уже этим драконом до такой степени, что и не страшно. А тут рудники веселых камней. Совершенно неизвестно мне, что это за камни такие. Но вряд ли они веселыми назывались просто так, или что мне там, на этих рудниках, будет весело. Рудники и вообще добыча всякого это пот, кровь и другие неприятные штуки, если ты не живешь, конечно, в сверхразвитом мире из какой-нибудь милейшей фантастики, где все делает компьютер и тебе только на кнопочку надо нажимать пальчиком. Ерония не была таким миром. А значит, грязи и неприятностей ожидалось еще больше.

— Да чтобы вы сдохли, — крикнула я напоследок, когда за мной и тремя гвардейцами, которые тащили меня под руки-ноги, закрывалась дверь. Но в зале мало кто вообще обратил внимание: ну вякнула что-то очередная мигрантка, куда ей до нас, великих.

Из шикарного зала меня волокли через широкий коридор, с одной стороны которого в рядочек стояли официанты-повара с тележками. В основном это были или пожилые мужчины, или красивые парни-девушки, ну, наверное, чтобы министрам было приятно смотреть… и трогать. Фу. А запах стоял в коридоре такой, что голова кружилась. У меня так-то давно уже в желудке образовалась пустота, но даже гвардейцы сглатывали слюну. Им, видимо, тоже не полагалось деликатесов.

Тащили меня долго, потом поставили на ноги и толкнули вперед — к толстому мужчине, сидевшему за столом. Вокруг него были тонны макулатуры, под рукой — огромные счетные книги и бутыль с чем-то горячительным. Под ногами у меня валялись какие-то металлические штыри, вообще комната производила гнетущее впечатление — кольца в стене, цепи, стол металлический в углу, висящие на гвоздиках дубинки, кирпич на полке и веревки. И неожиданно — как свет в оконце — на стене за спиной мужчины обнаружились портретики детей и жены, открыточка, нарисованная детской рукой, какие-то ордена и благодарности.