— Ты шутишь?
Вопрос прозвучал глупо, ей и без ответа было видно, что нет. Андрей лишь покачал головой.
— Кирочка, родная! — Он встал, подошел к ней, обхватил ее пылающее лицо обеими ладонями. — Родная моя, зайка, мы заживем другой жизнью. Ну давай рискнем? Хоть раз в жизни сделаем что-то безрассудное? Бросим все к черту и заживем новой жизнью. Ну сколько можно увязать в этой рутине? Тебя еще не тошнит?
Кира молчала, и Андрей принял это за признак того, что она прислушивается к его словам.
— Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Да? Понимаешь ведь, Кирунчик? Мы же с тобой молодые, у нас вся жизнь впереди, какого черта тратить ее на то, чтобы подносить бумажки с рапортами вышестоящим чиновникам? Однажды мы состаримся, и что нам будет вспомнить? Что? Как мы выслуживались? Как грызлись из-за очередного назначения? Я не хочу такой старости. И такой жизни. Я хочу вдыхать воздух полной грудью. Я хочу, чтобы мы с тобой остановились и вздохнули. Понимаешь, отдавая всю жизнь карабканью по карьерной лестнице, отбрасывая все остальное, в один прекрасный день мы обнаружим, что потеряли опору, что вокруг — пустота, не за что ухватиться. Ты хочешь этого?
Кира медленно отвела его ладони от своего лица. Отошла на шаг назад, скрестила руки на груди. Сон как рукой сняло. Тысяча слов крутилась на языке, но она сдержала первый порыв. Она недооценила слабость мужа. Значит, надо быть поаккуратнее со словами. Надо найти что-то такое, что вразумит его. Да, она недооценила своего мужа. Или переоценила. Но об этом думать не хотелось, иначе все может полететь в тартарары.
— Послушай, Андрей… Только ты сядь, остынь и выслушай меня, хорошо?
Он не шевельнулся.
— Милый, ты прав, я понимаю, о чем ты говоришь. И понимаю, как тебе все надоело.
Андрей молчал. Если бы он не знал свою жену, он мог бы поверить, что достучался до нее. Но по ее тону он уже знал, что за этими словами последует большое «но».
— Но, — произнесла Кира вслед за его мыслями, — ты не можешь дать своим сиюминутным эмоциям перечеркнуть все, чего ты уже добился.
— А чего я добился?
— Многого.
— Да у любого дворника больше свободы, чем у меня! А я каждый шаг обязан сверять с начальством.
— Что за глупости? Не знаю, откуда в твоей голове эта бредятина, но это явно не твои слова. Посмотри на себя — тебя уважают, у тебя есть положение, ты создал базу для будущего. Ты умница, каких мало. И что ты собираешься со всем этим делать? Что? Использовать все на прожигание жизни, на бессмысленное времяпровождение? Ради чего? Ради сомнительных воспоминаний в старости?
— Насколько сомнительными будут эти воспоминания, зависит только от меня.
— Вот именно! От тебя! Так почему же ты так быстро сдаешься? Ты пойми, если ты так легко сдаешься, то так будешь делать всегда, в любом деле, и тебе никогда ничего не удастся добиться. Ты доверши свое дело сейчас, докажи всем, что ты можешь достойно справиться, что тебя не бросает из стороны в сторону. Получи свое от них, этих бюрократов, как ты говоришь, а потом уже делай что хочешь! Если уж уходить, то уходить с высоко поднятой головой, уходить по собственному желанию, а не потому, что тебя выкидывают. А если ты уйдешь сейчас, то выглядеть это будет как трусливое бегство, потому что не справился. Зачем? Зачем так позорить себя? И потом…
Кира говорила, но не видела никакой реакции в глазах мужа. Она не могла понять, что он думает, но продолжала говорить. Главное — выиграть время. Не дать ему натворить глупостей сейчас, сегодня. А потом все уладится. Она не сомневалась в этом.
— И еще… В принципе, это самое главное. Ты еще не забыл, что женат? Что у тебя семья? Что мы планируем в скором будущем завести ребенка? То есть семья наша будет больше, и ты в ответе за свою семью, ты еще помнишь об этом? Как ты собираешься заботиться о своей семье? Нас тоже будешь кормить глотками свободы? Я на одном воздухе не проживу. И еще подумаю, тысячу раз подумаю, прежде чем заводить ребенка при таком раскладе. Я не хочу потом скандалить с тобой из-за того, что ребенка не на что кормить и одевать. Об этом ты подумал? Черт тебя побери, Ладынин!
Кира все-таки не выдержала. Непроницаемое лицо мужа доконало ее, и она сорвалась на крик.
— Не порти все одним росчерком пера, — добавила она тише и вышла.
Она слышала, как он выключил компьютер и свет и лег спать. Она еще долго ворочалась, размышляя, что будет делать, если он и в самом деле уйдет с работы. Придется ей тогда работать, и не просто так, а искать нормально оплачиваемую службу. Да это в принципе не проблема, с ее мозгами и связями отца она найдет себе применение. Просто обидно будет распрощаться с мечтой, так долго лелеемой в душе. Посольство, статус, заграница, дипломатическая жизнь… Работать где-нибудь на фирме, даже при приличном заработке, это совсем другое.
Не об этом мечтала Кира Доронина, когда выходила замуж за блестящего молодого человека, подающего большие надежды. И перед родителями будет стыдно, что не смогли преодолеть препятствие, споткнулись на первом же бугорке. Господи! Опять она думает, как это будет выглядеть в глазах родителей. А они, они думают, как ведут себя по отношению к ней? Надо было прожить тридцать лет, чтобы узнать, что они скрывают. Иногда она не могла побороть в себе злость на них за это. Кто знает, как сложилась бы ее жизнь, помоги они ей справиться с этим вовремя. А теперь она даже не может дать ни себе, ни мужу права на ошибку, боясь прочесть осуждение в их глазах. Она уже давно перестала делиться с ними своими переживаниями, а сейчас и хвастаться особо было нечем. Неприятности у Андрея, непонимание, возникшее между ними, не входили в список того, чем бы Кира пожелала козырять перед отцом с матерью. Опять скажут, что она перегибает палку, не поймут.
А ведь до последнего времени все шло так хорошо… Будь проклята эта Кристаллинская. Все из-за нее и ее статьи. Ну и из-за неожиданно проявившейся слабохарактерности мужа, конечно. И зачем тогда Кира встречается с Глебом? Он обещает помочь, но если Андрей уволится, то уже никакая помощь не понадобится. Нет, надо остановить это безумие. Любыми способами. Ведь она еще имеет влияние на мужа, она достучится до него, обязательно достучится.
Утром она встала рано, как и всегда. Даже бессонная ночь не сбила ее биоритмов. Приняла душ и вышла на кухню сварить кофе. К своему удивлению, застала там Андрея, жующего бутерброд.
— Ты? Так рано?
— На работу хочу пораньше прийти.
— На работу?
Она не решилась спросить, что гонит его так рано на работу. Отдать заявление об уходе? Неужели все же решился?
— Да, на работу. Семью кормить.
В словах его смешались сарказм и горечь. И отчаяние.
— Ты права, я не один на этом свете. У меня есть ты, и я в ответе за тебя. Я должен думать о будущем.
— Значит, заявление…
— Я не буду подавать.
Она вздохнула. Хотела сказать, что он принял правильное решение, но его глаза, глаза смирившегося с неволей загнанного зверя, остановили ее. Кира приготовила ему кофе и горячие бутерброды. Они позавтракали в полной тишине. Перед уходом она подошла поправить ему галстук.
— Знаешь, Андрюш, я… я не хочу тебя заставлять делать что-то против твоей воли. Я хочу, чтобы ты правильно меня понял, я же все для тебя…
Он приложил палец к ее губам.
— Я знаю, милая. Я знаю. Поэтому я иду на работу. Ты права. Как всегда. А я — идиот и валял дурака.
Он поцеловал ее в щеку и вышел. Только почему-то у Киры вместо радости возникло чувство, отнюдь не похожее на счастье. А ведь она в очередной раз добилась своего.
«У нас все будет хорошо, я знаю, я верю, — повторила она про себя несколько раз как молитву. — Все проходят через сложности. И мы их пройдем. У нас все будет хорошо».
Восстанавливая в памяти события последних недель, Кира обнаружила, что не все дни отпечатались в ней с одинаковой яркостью. Некоторые моменты совершенно стерлись как незначительные, другие всплывали так, словно случились только что. Ярче всего Кира помнила, что она старалась. Старалась изо всех сил. И усилия ее были направлены на сохранение семейного благополучия. В круговороте произошедших событий она воображала себя машиной, мчащейся по дороге с беспорядочным движением. У нее был свой, четко определенный маршрут, и она непременно хотела добраться до цели. Для этого приходилось обгонять другие машины, нарушать правила, сигналить, сбивать зеркала, царапать бока, но ехать. Ехать, не останавливаясь. Почему-то ей казалось, что, если только остановится, она попадет в пробку, которая не рассосется никогда. И придется ей там стоять вечно, без движения, без цели, без надежды. И она продолжала гонку. Встречи с Глебом, странные, завораживающие, стирающие грань между расчетливой игрой и истинным волшебством человеческого обаяния. Дом, где все усилия шли на поддержку мужа, его жизненного тонуса, настроения, вдохновения, желания двигаться дальше. Мозаика отношений, никак не складывающаяся в единый узор.
