— Да, мы знакомы, — протянула она осторожно. — Как он поживает?

Было очевидно, что Кристине разговаривать на тему Андрея тоже нелегко. Она никак не могла подобрать верный тон.

— Спасибо, нормально. Работает, как всегда. Вероятно, скоро в Австралию поедет в посольстве работать.

Она усмехнулась и прикрыла губы скрещенными ладонями. Задумалась. В ее глазах промелькнули тени неведомых мне воспоминаний. Что она видела? Лоя, поняв, что мы переключились на не интересующую ее тему, пожелала нам спокойной ночи и ушла спать. Мы сидели друг напротив друга в тусклом свете крошечной масляной лампы, заполненной кокосовым маслом, резкий сладкий запах которого щекотал мне ноздри.

— Кристина, я, честно говоря, даже не знаю, как нам продолжать эту тему, но у меня есть предложение. Я постараюсь быть с тобой откровенной. Ты — как захочешь. Я знаю кое-что об этой поездке брата и о некоторых моментах осведомлена даже больше, чем он сам, когда приехал. Когда оставил тебя там.

— Оставил меня? — Она как-то грустно взглянула на меня. — Он меня не оставлял. Я сама осталась. А его постаралась выпроводить.

Я опять уставилась на нее, как и раньше, когда услышала, что она была в Папуа.

— Ты удивлена? — Она мягко улыбнулась. — Это он тебе сказал, что оставил меня там? И почему же, по его словам, он меня там оставил?

— Был приказ сверху. Мы потом выяснили, что к чему. Тебя разыграли, как карту.

Я рассказала ей все, что знала. Она слушала, жуя кусочки сушеного манго. Мы давно уже переместились на циновку на полу моей спальни. Там было прохладнее, продувало со всех сторон, и сетки на окнах спасали от мошкары.

— Это меня не удивляет. Я так и думала, впрочем. Глеб тоже говорил что-то подобное. У нас там столько друзей, что все тайное очень быстро становится явным. Австралийцы думают, что умело играют в свои закулисные игры, и не догадываются, что кулисы-то весьма прозрачные и все видно.

— Тогда почему ты не уехала сразу? Ждала неприятностей?

— Потому что у меня там было неоконченное дело.

— А теперь ты его окончила?

— Нет. Лишь какую-то часть.

— А Андрей? Почему ты говоришь, что выпроводила его? Разве это не было решением руководства?

— Да, решение руководства. Боже, как он переживал, бедный, думал, что это что-то решает. Он слишком сильно увлекся происходящим там. Еще немного, и он бы вообще оттуда не уехал. Ты бы желала своему брату такой судьбы? Вряд ли. Его ждала жена, работа, карьера. Я выпихнула его оттуда, пока надуманный мир его идеалов не рухнул окончательно.

Слышать все это было странно. В голове не увязывалось. Если это так, то зачем ей надо было заботиться о его мире, если она сама была в опасности?

— Но ведь ты рисковала…

— И да и нет. В Папуа многое решается не так, как принято в цивилизованном мире. Они не стали бы держать меня в тюрьме. Им это не надо было. В любом случае меня бы выпроводили оттуда. Так и получилось.

— А почему ты не едешь домой? К мужу? Почему сидишь здесь?

— Не знаю. Я привыкла делать то, что хочется, а не то, что надо. Такова моя дурацкая натура.

Она улыбнулась широко и обаятельно. Я ведь тоже всегда так о себе говорила, но не настолько же! Я восхищенно смотрела на эту непонятную женщину, полную противоречий и тайн, непостижимых для моего разума. И я еще считала себя экстремалкой? Да по сравнению с такими людьми я — божий одуванчик! Только говорю и ничего толкового не делаю. Почему-то мне стало жаль Андрюху. По-моему, он и сам не понял, во что вляпался. Мне захотелось защитить его, словно маленького.

— Андрей пытался помочь тебе всеми силами. Он очень переживал…

— Знаю. Я тоже. Но что было, то было.

Кристина потерла сонные глаза и потянулась. Она не выглядела ни злой, ни раздраженной, ни обиженной. Андрей все время считал, что бросил ее в беде, а она, похоже, имеет совершенно другой взгляд на произошедшее. И ни за что не хочет выдавать истинной картины.

— Давай спать. Завтра не проснемся, а тут встают рано, не поваляешься до обеда!

Что мне оставалось делать? Идти спать. Хотя мое женское любопытство хлестало через край, по лицу Кристины я поняла, что дальше она мне шагнуть не позволит. Она очертила границу, перешагнуть которую мне не разрешали.

Я умылась в самодельном умывальнике и свернулась калачиком на расстеленном на полу коврике. Подушка была жесткая, но я даже не заметила этого. Мысли вертелись беспорядочным вихрем, унося меня на тропический остров, на котором я никогда не была. Лица Кристины и Андрея возникали то вместе, то поочередно. Ее влажные, чувственные глаза смотрели на меня с усмешкой; так смотрит умудренный опытом мастер на несмышленого ученика. Лицо Андрея выражало отчаяние. Что произошло между этими двумя за такой короткий промежуток времени? Что Кристина сотворила с моим братом такого, что перевернуло его жизнь с ног на голову? Женщины обычно бывают довольно ревнивы и скептичны в отношении друг к другу, особенно когда дело касается чьей-то оригинальности. Я всегда гордилась своей непохожестью на членов нашей семьи, своим статусом «белой вороны». Но тут я не могла не признать, что встретилась с женщиной, до неординарности которой мне далеко. Не то чтобы я хотела быть на нее похожей, но я вполне отчетливо тогда поняла, что не события в Порту Морсби, не решения начальства, а именно она, Кристина Кристаллинская, женщина с сердцем вольной птицы, послужила причиной переворота в душе моего брата.

Я уезжала из Таиланда совершенно озадаченная. Переполненная впечатлениями и спутанными мыслями. Почему-то мне казалось, что я не смогу заговорить об этом с Андреем. Если он не рассказал мне всего, значит, для него это до сих пор тяжело. Значит, рана в его сердце все еще свежа и может закровоточить даже при легком прикосновении. Кристина не выходила у меня из головы. Почему ее муж не рядом с ней в такой непростой период, а где-то далеко в Москве? Почему она не едет домой? Зачем ей надо сидеть в Богом забытом лагере беженцев, когда она могла бы хоть немного передохнуть от своей кочевой жизни дома, в уютной квартире? Какой след оставил Андрей в ее душе, если вообще оставил? Или он просто стал для нее мимолетным приключением? Вопросы, вопросы, вопросы… Я летела домой, и не отщелканные мной кадры занимали меня больше всего, а эти вопросы без ответов.

Я долго не говорила Андрею об этой встрече. Меня останавливало его кажущееся внешнее спокойствие. Я подумала тогда, если он вернулся в свою жизненную колею, если у него все наладилось, успокоилось в душе и на сердце, зачем мне ворошить его прошлое? Чуть позже он даже обрадовал меня новостью, что Кира созрела для ребенка и что они планируют расширение семьи в скорейшем будущем.

Мне, по правде говоря, было не совсем ясно, почему надо так уж непосредственно связывать «делание ребенка» и назначения.

— А тебе не кажется, что ваша с Кирой жизнь чересчур подчинена ожиданию твоего назначения? — не удержалась я все же от комментария. — Сколько живете вместе, только и ждете то одного назначения, то другого, боитесь сделать неправильный шаг, лишь бы не сорвалось, боитесь распланировать свою жизнь не так, как полагается, и ждете, ждете. Не надоело тебе?

— Зачем ты это говоришь? Хочешь, чтобы я все бросил? И что я буду делать? Я же больше ничего не умею, кроме того, чем занимаюсь. Я же не умею жить по-другому, понимаешь?

— А ты пробовал?

— А я и не хочу пробовать. Пусть другие пробуют. А я доволен своей жизнью, своим местом в этой жизни, своей семьей. Вот ты делаешь то, что умеешь делать ты, а я делаю то, что умею я. Такие люди, как я, тоже нужны обществу. Кто-то же должен делать эту работу.

Я не стала ему тогда возражать. И потом, в его рассуждениях настолько отчетливо пробивались Кирины нотки, что спорить было просто бессмысленно.

После того нашего разговора он ушел не в лучшем настроении, и я прикусила язык. Ну чего я, действительно, мучаю его, если ничего от этого не изменится? Я хвалила себя, как гордый ребенок, за свое молчание о Кристине. Но меня сгубило полное отсутствие хитроумия в моей простой башке. Как-то Андрей приехал в Питер и решил зайти ко мне на квартиру. Я в тот период как раз активно работала над циклом фотографий об общности народов, и повсюду по комнате были разбросаны фотоснимки, сделанные в Таиланде в том числе. Думаете, хоть что-нибудь зашевелилось в моей голове, когда Андрей стал рассматривать мою рабочую коллекцию? Нисколечко. Я абсолютно спокойно удалилась на кухню варить кофе, ожидая похвалы и дельных мыслей от братца. Когда я вошла обратно в комнату, где оставила его, я решила, что ему плохо. Сердечный приступ или еще что-нибудь в этом роде. Он сидел белый как полотно, вцепившись в ручки кресла. Взгляд его застыл на одной точке. Пока я лихорадочно размышляла, то ли вызывать «скорую», то ли искать в домашней аптечке корвалол, глаза мои проследили траекторию его взгляда, и сердце упало куда-то в область желудка. Ну конечно же! Идиотка, совершенно не подумала о фотографиях Кристины! Все, объясняйся теперь до конца жизни.