В снадобье, приготовленное бахши для ильхана, входили те же два вещества, что и в эликсир долголетия йогов: ртуть и сера. Осведомленность в этом вопросе вазира ильханов, Рашид-ад-дина, который к тому же был потомственным врачом, неудивительна. А вот осведомленность Марко Поло показывает, что он был посвящен в сокровенные придворные тайны.

Как уже сказано, ильхан Аргун (1284–1291), сын хана Абага, умер в 33 года. Обстоятельства этой смерти таковы: «Аргун-хан очень верил бахшиям и их правилам и постоянно оказывал этим людям покровительство и поддержку. [Однажды] из Индии пришел некий бахши и уверял, что он долговечен. У него спросили, каким же образом жизнь тамошних бахшиев становится долговечной. Он ответил: "Особым снадобьем". Аргун-хан спросил: "Это снадобье здесь водится?". Бахши сказал: "Водится". [Аргун-хан] велел, чтобы он его составил. Бахши приготовил месиво, в котором были сера и ртуть. Около восьми месяцев [Аргун-хан] его принимал, а в довершение сорок дней соблюдал пост в Тебризской крепости. В то время кроме Урдукия, Кучана и Са'д-ад-довлэ ни одно существо не имело к нему доступа, не считая бахшиев, которые денно и нощно неотлучно состояли при нем и занимались рассуждениями о верованиях. Когда Аргун-хан вышел из уединения, он отправился на зимовку в Арран и там стряслась беда с его здоровьем. Лекарь ходжа Амин-ад-довлэ неотлучно находился при нем, лечил его и старался с помощью других врачей, пока через некоторое время здоровье не стало поправляться благодаря их отличным приемам. Вдруг однажды вошел один бахши и дал Аргун-хану три чаши вина. Так как оно проникло [в кровь], болезнь опять возвратилась и недуг стал постоянным, а врачи не знали чем помочь. Через два месяца недомогания эмиры стали поговаривать и доискиваться причины болезни. Некоторые люди говорили: "Причина-де дурной глаз, надобно раздать милостыню", — и [много денег роздали нуждающимся]. А некоторые рассказывали: "Шаманы — де, погадав на [бараньей] лопатке, говорят, что причиной недомогания является колдовство". Заподозрили в этом [колдовстве] Тугачак-хатун. Под палкой и пыткой ее допрашивали на суде и в конце концов эту хатун со многими женщинами бросили в реку. Это событие произошло 16 числа месяца мухаррама [6]90 года [19.01.1291]» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 126). Через два месяца Аргун умер.

Сведения грузинского источника о смерти Аргуна противоречат официальной версии, хотя картина отравления налицо. «Вошел злой недуг в каэна Аргуна, ибо отсохли все члены его, и стала гнить плоть его, и рассыпались кости, и разложилось тело его, и был вид его омерзителен и страшен и едва ли не был подобен покойнику» (Хронограф, с. 134).

Неопределенность причин смерти ильхана связана с противостоянием различных влиятельных групп. Собственно об этом и говорит Рашид-ад-дин, не сомневаясь в пагубной практике буддистов. Эта же версия дошла и до двора Хубилая. Ее озвучивает Марко Поло: «Знайте, начал царствовать Аргон в 1286 г. по Р. X. Акомат царствовал два года. Аргон же шесть лет, а спустя шесть лет Аргон помер от болезни; говорили тоже, что умер он от питья» (Марко Поло, с. 223). Надо полагать, «питье» — это эликсир с ртутью и серой. Внимание Марко Поло к судьбе Аргуна вполне объяснимо, именно ему он вез невесту морским путем из Китая[443].

Погребение нойна на р. Урал с применением ртути (ртуть находилась в глиняной обмазке, нанесенной на кости рук и ног) следует рассматривать в контексте алхимических практик буддистов при монгольских дворах.

По материалам раскопок с умершим захоронили двух коней; на их копытах были обнаружены накладки из тонкой серебряной фольги. Чем объясняется такое внимание к копытам коней? Скорее всего, кони должны были преодолеть некое препятствие на пути всадника в ином мире. Пока лишь могу привести позднюю этнографическую параллель из погребального обряда тувинцев-ламаистов. Тувинцы использовали драгоценные металлы в качестве платы за преодоление водной преграды в следующем виде: «Если путь к месту погребения проходил через речку, то под стремена сопровождающие покойника подкладывали бумагу желтого цвета, что, по их представлениям, означало золото. Проходя через речку, они говорили реке тихим голосом, что они везут золото, а не покойника. Был также и другой обычай переезда с умершим через воду. Родственники покойного, еще до того, как отправиться с ним к месту захоронения, наскребали немного золота, серебра, брали с собой немного бус и меди. Затем родные умершего ехали с ним к месту погребения и спокойно переезжали через воду. На обратном пути, после похорон, вернувшись к воде и перейдя ее, кто-нибудь из сопровождавших покойного бросал все это (серебро, золото, бусы и медь) в воду»[444].

Таким образом, «шумаевский воин» предстает монгольским нойоном тюркского происхождения; он входил в ближайшее окружение хана и был пожалован одеждой с изображением дракона. Элитарная группа, пристрастия которой разделял нойон, следовала духовным наставлениям и предписаниям придворных буддистов. Отсюда уникальное сочетание элементов кипчакского погребального обряда и ртутного снадобья, призванного спасти умершего от разложения.

Часть 7.

Монгольские ханы на европейских картах

На портолане^{135} Ангелино Дульцерта (Angelino Dulcert) 1339 г. имеется изображение золотоордынского хана Узбека (1312–1341). Оно расположено у края морской карты, и вследствие естественной потертости пергамена некоторые линии рисунка утрачены. Поэтому я вынужден обратиться к результатам исследования немецкой арабистки Сони Брентис, непосредственно изучавшей портолан Дульцерта. Ниже последует перевод интересующего нас фрагмента из статьи С. Брентис, где она сравнивает миниатюры Каталонского атласа 1375 г. с изображениями на портолане Дульцерта. Предпринятое ею сопоставление вполне правомерно, поскольку оба картографа принадлежат к одной школе о. Майорка.

Карта Дульцерта не является новостью для отечественной науки. В исследовании, посвященном портоланам, И. К. Фоменко ограничился кратким описанием карты: «На портолане 1339 г. каталонского мастера Анджелино де Далорто изображено всего три фигуры правителей, восседающих на тронах: в северной Африке правит "Царь Мели", на востоке "Царица Шеба" (Савская). А за Волгой, среди городов, над который развиваются флаги с Джучидской тамгой, присутствует внушительная фигура на троне, со скипетром в правой руке — "Император Узбек". В легенде близ Сарая говорится: "Здесь резиденция императора Северной страны Узбека, империя которого простирается до провинции Болгария на Западе, а на Востоке до Органциума (Ургенч)»[445]. Неясно, чем вызвано суждение о внушительности фигуры Узбека, которая на деле не превышает по размерам фигуру африканского царя. Анализа символов власти и сопоставления их с аналогичными символами на Каталонском атласе 1375 г. в книге И. К. Фоменко нет. Тем не менее, в обзоре источников по истории Улуса Джучи в третьем томе «Истории татар» сказано, что скрупулезный анализ карты братьев Пицигани и Каталонского атласа выполнен И. Г. Фоменко[446]. Беглый обзор картографических материалов XIV в. (а в третьем томе «Истории татар» нет статьи, где бы анализировались карты как исторический источник) малопродуктивен. В частности, изображение хана Узбека так и не стало предметом исследования для тех, кто изучает историю Улуса Джучи.