Вот с таким отеческим напутствием заместитель наркома нефтяной промышленности был назначен уполномоченным ГКО по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, а если потребуется, и в Баку.

«Разумеется, мне и в голову не могло прийти обидеться, осудить за жесткость, не оставлявшую никакого выбора, сталинских условий, тем более воспринимать их как некую жестокость, — вспоминал Байбаков. — Ведь речь шла о высокой военной ответственности, о слишком тяжелой цене возможной ошибки. Военное время сурово, потому что решается судьба страны, народа. Как же не отвечать своей головой за ответственное дело? Нет, нужно не колеблясь класть жизнь на алтарь спасения Родины. Так я рассуждал, постепенно приходя в себя от встречи и разговора со Сталиным, и не только от слов, но и от всего облика человека в сапогах, с неизменной то и дело гаснущей трубкой в руке».

На другой день в Государственном комитете обороны состоялось совещание. Говорили о создании группы специалистов для проведения особых работ на промыслах Северного Кавказа. Члены ГКО задавали себе вопрос: а нельзя ли поступить иначе? Изобрести секрет, чтобы немцы, в случае захвата ими промыслов, не смогли быстро наладить добычу нефти, а мы, вернувшись назад, могли бы быстро их восстановить?

«Хотя люди страстно хотели услышать нужный им ответ, я хорошо понимал, что сеять напрасные надежды, говорить неправду никак нельзя, — передает Байбаков напряженную атмосферу того разговора. — Таких способов нет, — решительно отвечал им я. — И выход у нас только один: если враг приблизится к промыслам, то демонтируем и отправим на восток страны все ценное оборудование. Малодебитные скважины выведем немедленно, но особо богатые будем использовать до последней, критической минуты, а при самых крайних обстоятельствах промыслы уничтожим».

В ГКО согласились с его подходом.

Из постановления ГКО № 2173 от 14 августа 1942 года «О специальных подготовительных мероприятиях по Бакинской нефтяной промышленности»:

«В связи с создавшейся военной обстановкой Государственный Комитет Обороны постановляет: обязать НКВД СССР совместно с Наркоматом нефтяной промышленности провести специальные мероприятия по подготовке к выводу из строя объектов нефтяной промышленности (скважин, емкостей, предприятий и оборудования) Бакинской нефтяной промышленности, которые к моменту начала проведения этих мероприятий окажутся не вывезенными.

Командировать в Баку зам. наркома внутренних дел СССР т. Меркулова и зам. наркома нефтяной промышленности т. Байбакова, которым провести следующие мероприятия:

а) выделить на каждом объекте тройки в составе оперработника НКВД, руководителя объекта и секретаря парторганизации объекта для разработки и проведения подготовительных мероприятий;

б) рассчитать и завезти на объекты потребное количество взрывчатых веществ с необходимыми приспособлениями;

в) установить круглосуточное дежурство на объектах лиц, намеченных для участия в проведении специальных мероприятий.

Тов. Меркулову и Байбакову всю работу проводить совместно с секретарем ЦК КП(б) Азербайджана т. Багировым и председателем СНК Аз. ССР т. Кулиевым.

К реализации специальных мероприятий на объектах Бакинской нефтяной промышленности Военному Совету Закавказского фронта приступить по указанию Государственного Комитета Обороны с таким расчетом, чтобы в распоряжении троек на проведение этих мероприятий было время не менее 48 часов».

Была создана группа для особых работ. В нее вошли опытные инженеры-нефтяники и специалисты взрывного дела из Наркомата внутренних дел. Специальным самолетом группа срочно вылетела в Краснодар. Маршрут пролегал через Куйбышев: добираться по прямой трассе было уже опасно.

«Мы прилетели в Краснодар жарким июльским днем, — вспоминал Байбаков. — Здесь ничто не напоминало о войне: на улицах спокойно ходят люди, всюду цветы, молодая листва блестит на солнце; небо ясное, безоблачное — без чужих самолетов. Так тихо и мирно, что в сердце невольно закрадываются сомнения, не слишком ли рано прилетели мы сюда с такой мрачной миссией. Но эти сомнения быстро рассеялись. Когда в тот же день на заседании бюро крайкома партии я сообщил о решении ГКО, то по взглядам, осунувшимся, напряженным лицам присутствующих тотчас понял: их не первый день мучает мысль о необходимости своими руками разрушить то, во что вложено столько сил, надежд, мечтаний и самой души. Люди давно уже здесь не радовались цветам, тишине и мирному покою, зная, что фронт неумолимо приближается».

Заседание закончилось поздно, и члены группы для особых работ разъехались по нефтяным районам. В Краснодаре остался лишь штаб, имеющий связь в любое время суток с командованием Южного фронта и руководством промыслов.

Эти спецмероприятия достаточно подробно описаны в воспоминаниях генерал-лейтенанта А. Д. Бесчастнова, опубликованных в журнале «Новый мир» (1981). Бесчастнов в то время руководил оперативным отделом НКВД, обеспечивающим безопасность промышленных предприятий Краснодарского края. Он же возглавлял штаб по спецмероприятиям.

«В тесном контакте с нами работала в Краснодаре группа Николая Константиновича Байбакова, заместителя наркома нефтяной промышленности, — пишет Бесчастнов. — Она разрабатывала технологию вывода из строя нефтепромыслов и методы долговременной консервации скважин. Проводились эксперименты, потом это воплощалось в реальных условиях».

Вывести скважины из строя, но так, чтобы потом они поддавались восстановлению, — это была трудная головоломка. Участники группы знали, что имеется зарубежный опыт ликвидации нефтяных промыслов в аналогичной обстановке. Взрывать вышки и емкости, а скважины забрасывать металлом вместе с цементом в бумажных мешках — так уничтожались промыслы на острове Борнео перед оккупацией его японцами в 1941 году. Вероятно, англичане рассчитывали, что мешки при падении разорвутся и цемент, смешавшись с водой и железным ломом, затвердеет и превратится в железобетон. Но что значит «вероятно»? Требовалось досконально знать, как это делается. Обратились к тем самым английским специалистам, что блистательно разрушили скважины на Борнео. Всеволод Меркулов, первый заместитель наркома внутренних дел, привез их в Краснодар для «передачи опыта». Те с дотошностью изучили нефтяное хозяйство и пришли к выводу, что их метод в данном случае не годится — законсервированные скважины невозможно будет восстановить, и, чтобы возродить нефтедобычу, придется бурить новые скважины рядом с уничтоженными. По указанию Байбакова провели испытания этого метода в экспериментальной скважине со свободной эксплуатационной колонной. Через день подняли колонну, разрезали ее нижнюю часть и увидели, что металл не схвачен цементом. Мешки по большей части не разорвались и не расслоились, и цемент затвердел прямо в них. В этом была суть проблемы. Закупоренные таким образом скважины можно было очень быстро восстановить. Английские специалисты пришли в ужас, схватились за головы: выходит, оставили японцам на Борнео готовые скважины! Вскоре байбаковские ребята разработали свой, наиболее радикальный и надежный способ ликвидации скважин, и он полностью себя оправдал.

Вот еще один эпизод из воспоминаний Бесчастнова (дело было в Хадыжах):

«Когда мы прибыли на промыслы, группа чекистов из Нефтегорского райотдела НКВД, взрывники и специалисты-нефтяники Байбакова и начальника Краснодарнефти Апряткина подчищали последние “мелочи”. Ни одна скважина уже не работала, наземное оборудование — компрессорные качалки, подстанции — демонтировано. Остальное подлежало уничтожению. Дотошно осмотрев консервацию одной из скважин и выслушав квалифицированное и обстоятельное пояснение Байбакова, член Военного совета фронта поинтересовался:

— Сколько потребуется времени, чтобы снова пустить скважину?

— Рассчитано на шесть месяцев… с гарантией, — ответил Байбаков, улыбнувшись.

Как обернулась для захватчиков “гарантия”, выяснилось потом, после освобождения края от фашистов. Оказалось, что проще и дешевле бурить новые скважины, чем расконсервировать старые».