— Ну что, Митя? — спросил он, когда они остались одни.

— Трудно, Николай Константинович.

Глядя на него, Байбаков поднял папку с документами и потряс ею.

— А мне легко?!

Украинский стал говорить, что в то время, когда он работал на заводе в плановой комиссии и в совнархозе, у него было иное представление о планировании в масштабе страны и что его прежнее мышление не годится. Здесь, в экономическом штабе, нужны специалисты с более высокой теоретической подготовкой.

— А где их готовых-то взять? — возразил Байбаков. — Мы тебя вызвали из совнархоза, потому что ты имеешь практический опыт. Нам, конечно, и теоретики, и люди, знающие философию планирования, нужны, но, чтобы теоретические разработки были действенными, их необходимо подкреплять конкретными делами. Вот почему без помощи практиков, которые знают ситуацию в отраслях и на предприятиях, не обойтись.

Под конец беседы Украинский произнес:

— Стыдно мне за свою слабость, Николай Константинович. Давайте забудем этот разговор. Надо работать.

— Вот и хорошо. Время позднее. Поехали по домам. Я скажу шоферу, он отвезет тебя.

Дмитрий Украинский стал впоследствии начальником отдела новых методов планирования и экономического стимулирования, много лет проработал в Госплане.

Наиболее сложные вопросы, особенно при составлении годового или пятилетнего плана, госплановцы обсуждали сообща на заседаниях коллегии. Проект восьмой пятилетки не стал исключением. Его обсуждали особенно дотошно, потому что эта пятилетка давала старт реформе управления экономикой — той самой, что войдет в историю как «косыгинская».

Алексей Косыгин был председателем Совмина СССР. Байбаков — его заместителем. Они проработали вместе пятнадцать лет — почти весь премьерский срок Косыгина. Это был тесный тандем. Байбакову в нем отводилась роль ведомого. И не только потому, что в государственной иерархии он стоял на ступеньку ниже. Глава правительства возвышался над своим заместителем в первую очередь тем, что критически относился к существующему механизму хозяйствования и был полон решимости что-то в нем изменить. Сыгравший значительную роль в судьбе Байбакова Алексей Косыгин заслуживает в нашей книге отдельной главы.

Министр черной металлургии СССР И. П. Казанец однажды сказал: «Я знал двух Косыгиных. Один — внешне всегда суровый, даже угрюмый государственный деятель. И второй — очень мягкий, казалось, ничем не защищенный человек — муж, отец, дед». Таким же — суровым, а в иные минуты мягким, улыбчивым — запомнился Косыгин и Байбакову: «За много лет ни я, ни другие его заместители, которые жили в одном доме по Воробьевскому шоссе [ныне улица Косыгина. — В. В.], ни разу не бывали в его квартире. И только дважды, в его два последних юбилея, я побывал у него на даче. За праздничным столом, после одной-двух рюмочек коньяка он несколько “раскрывался”. От внешней суровости не оставалось и следа, он искренне улыбался, лицо светлело от душевной теплоты, и он становился в чем-то похожим на человека, пришедшего с приятного свидания».

Алексей Николаевич Косыгин родился 8 февраля 1904 года в Санкт-Петербурге. После окончания Всероссийских продовольственных курсов Наркомпрода, переименованных в кооперативный техникум, был направлен в Новосибирск инструктором областного союза потребительской кооперации. Затем работал в Тюмени инструктором городского отдела Облпотребкооперации. В 1927-м Новосибирская организация ВКП(б) приняла его в партию. В том же году он встретил свою «Клавочку» — Клавдию Андреевну Кривошеину. 4 ноября 1928 года у них родилась дочь Людмила.

В 1930-м, когда кооперация стала умирать, Косыгину пришлось, как он сам однажды заметил, «покинуть ряды кооператоров». Втроем они вернулись в Ленинград. Дальше — учеба в текстильном институте, прямо скажем, не самом престижном в эпоху индустриализации. Затем диплом инженера-технолога и скромная должность мастера на текстильной фабрике им. А. И. Желябова.

Как говорится, ничто не предвещало.

В какой-то момент, однако, на молодого инженера обратили внимание партийные руководители области Андрей Жданов и Алексей Кузнецов. Косыгин заполнил анкету. На вопрос «были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда?)» — твердо ответил: «В оппозициях не участвовал, колебаний в проведении линии партии не было». Его поставили руководить промышленно-транспортным отделом обкома. И — вот они, тридцатые годы, время вертикальных взлетов, молниеносных карьер — уже через два с половиной месяца Косыгин сидел в кресле председателя Ленинградского исполкома. Но и на этой должности он не засиделся. Когда в 1939 году был создан Наркомат текстильной промышленности и потребовался нарком, Жданов рекомендовал Сталину Косыгина. Того срочно вызвали в Москву. О своем назначении он узнал из свежего номера «Правды», взяв его в руки на Ленинградском вокзале Москвы.

Год с небольшим в наркомате — и Косыгин уже заместитель главы правительства.

Через несколько дней после начала войны Сталин назначает Косыгина заместителем председателя Совета по эвакуации. «В аппарате Совета было всего несколько человек, — вспоминал А. Болдырев, помощник Косыгина. — Вся тяжесть работы легла на плечи Алексея Николаевича, так как Шверник [председатель Совета по эвакуации. — В. В.] был нездоровым и крайне нерешительным человеком. Надежным помощником Косыгину в этих делах стал заместитель председателя Совнаркома РСФСР К. Д. Памфилов».

В своей статье «В едином строю защитников Отчизны» (Коммунист. 1980. № 7) Косыгин рассказал, как шло перебазирование советской промышленности на Восток:

«…Предприятия, подлежавшие эвакуации из прифронтовой полосы, продолжали выпуск продукции до возможного последнего момента. Демонтаж оборудования и погрузка его в вагоны часто велись под артиллерийским обстрелом и бомбежками врага. Большие трудности были связаны с демонтажом и транспортировкой крупногабаритного оборудования, требующего огромного количества вагонов и паровозов.

Одновременно надо было перевезти на восток миллионы людей, уезжавших со своими предприятиями, разместить их на новых местах, помочь устроиться. На узловых станциях железных дорог работали эвакуационные пункты. Они принимали и отправляли эшелоны с людьми, организовывали их питание и медицинское обслуживание. Цепь эвакопунктов протянулась на тысячи километров — от прифронтовых железнодорожных станций юга и запада страны до Восточной Сибири, Казахстана, Средней Азии».

В Государственном архиве РФ хранится «Отчет об эвакуации оборудования с ленинградских заводов с 1 по 15.VIII.1942 г.». На нем рукой Косыгина приписано: «Товарищу Вознесенскому Н. А. Товарищу Микояну А. И. Товарищу Молотову В. М. За эти две недели ленинградцы отправили еще 496 вагонов с оборудованием — 929 токарных станков, 239 револьверных, 100 шлифовальных…» (ГА РФ. Ф. 5446, Он. 59. Д. 1. Л. 42).

Детей из Ленинграда отправляли отдельными эшелонами. В одном из них случилось ЧП:

«Москва, зампредсовнаркома Косыгину.

Начальник детского эшелона товарищ Капитонов сообщил, что в Рязани питание детского эшелона сорвано тчк Работники по эвакуации Рязани организовали обыск эшелона пытались отобрать продукты тчк Прошу принять меры Предисполкома Ленгорсовета Попков».

«Ленинград горисполком Попкову

Капитонов присвоил себе продукты предназначенные для детей зпт оказался проходимцем тчк Привлекается ответственности тчк Обратите внимание подбор начальников эшелонов. Зампредсовнаркома Косыгин» (ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 59. Д. 1. Л. 41–42).

Когда при Совнаркоме создается Комитет продовольственного и вещевого снабжения Красной армии, Косыгина назначают зампредом. Одновременно он является уполномоченным Государственного комитета обороны по Ленинграду. Ему поручают организовать строительство трубопровода по дну Ладожского озера, по которому пойдет топливо и для города, и для оборонявших его частей Красной армии. Командировки в Ленинград станут постоянными. Жена и дочь будут провожать его до аэродрома. По воспоминаниям Людмилы, отец улетал на «Дугласе», а с ним рядом сидел пулеметчик.